Я скакал за Эдит Копли легким галопом, раздумывая, под каким предлогом мне ее вернуть. Но, увидев меня, она хлестнула лошадь, и мне пришлось пуститься в карьер. Несколько раз она крикнула через плечо:

- Оставьте меня! Я еду домой. Ах, оставьте меня! - Но мне надо было сперва ее догнать, а уж потом вступать с ней в спор.

Наша скачка казалась продолжением все того же дурного сна. Почва была неровной, мы то и дело проносились сквозь вертящиеся, обжигающие дыхание песчаные смерчи, встающие столбами в арьергарде летящей вперед бури. Дул раскаленный ветер, неся с собой тяжелый запах, точно из заброшенной печи для обжига кирпича; и в этом сумеречном свете, сквозь столбы смерчей, все вперед и вперед по пустынной равнине неслась на сером коне фигура в коричневой амазонке.

Сперва мисс Копли держала курс на наш пост. Затем повернула и по островкам выжженной дотла колючей травы, где с трудом пробрался бы и кабан, направилась к реке. В спокойном состоянии мне бы и в голову не пришло скакать ночью по таким местам, но сейчас, когда в небе беспрестанно сверкали молнии, а в нос бил смрад, словно из глубин преисподней, это казалось вполне нормальным и естественным. Я кричал и несся за ней вдогонку, а она, пригнувшись к луке, нахлестывала коня, но тут нас подхватил последний порыв песчаной бури и погнал по ветру, будто клочки бумаги.

Долго ли мы так скакали, я не знаю; мне казалось, что топот копыт и вой ветра тянутся уже целую вечность, целую вечность гонится вслед за нами чуть просвечивающая сквозь желтый туман кроваво-красная луна. Я буквально насквозь промок от пота. Вдруг серый споткнулся, выровнял было шаг, но тут же остановился как вкопанный, совсем охромев. Моя лошадь тоже совершенно выбилась из сил. Эдит Копли была в самом плачевном состоянии: шлем ее упал, она была покрыта толстым слоем пыли и горько плакала.

- Почему вы не оставите меня в покое? - прошептала она. - Я хочу домой. Умоляю вас, оставьте меня!

- Вам надо вернуться, мисс Копли. Самарез хочет вам что-то сказать.

Говорить так было, конечно, глупо, но я почти не был знаком с мисс Копли, и хотя я сыграл для нее роль провидения - ценой своей лошади, - я не мог слово в слово передать ей то, что мне сказал Самарез. Я считал, что сам он сделает это лучше.

Самообладание окончательно покинуло ее; перестав делать вид, что она просто устала и хочет поскорее домой, она принялась, рыдая, раскачиваться в седле, а ветер относил вперед ее черные волосы. Не буду повторять того, что она говорила, - она совершенно не владела собой.

Вот, с вашего позволения, язвительная мисс Копли, а вот я, почти незнакомый ей человек, и я пытаюсь втолковать ей, что Самарез ее любит и она должна вернуться и услышать об этом от него самого. Я, верно, все-таки преуспел в этом, потому что она заставила своего серого тронуться с места, и он кое-как захромал обратно к старой гробнице. Буря с ревом умчалась к Амбале, и на нас упало несколько крупных редких капель теплого дождя. Она рассказала мне, что стояла возле сестры, когда Самарез сделал той предложение, и хотела уехать домой и тихонько там выплакаться, как положено благовоспитанной английской девице. То и дело прикладывая к глазам платок, она изливала мне душу просто потому, что у нее было нелегко на сердце, да к тому же истерика еще не прошла. Это было противоестественно, и вместе с тем казалось, что в таком месте и в такое время иначе и быть не может. Во всем мире остались только сестры Копли, я и Самарез, окруженные мраком и огненным кольцом молний, и вывести этот заблудившийся мир на истинный путь должен был я.

Когда среди мертвого безмолвия, наступившего вслед за бурей, мы возвращались к старой гробнице, только-только начала заниматься заря. Никто не уехал - нас ждали. Нетерпеливее всех - Самарез. Лицо его осунулось и побледнело. Увидев нас, он пошел нам навстречу и, сняв мисс Копли с седла, поцеловал на глазах у всех. Это было похоже на сцену из спектакля; сходство еще усугублялось благодаря напудренным пылью, призрачным фигурам мужчин и женщин, которые, стоя под апельсиновыми деревьями, аплодировали ему словно зрители в театре, где шла пьеса по заказу Самареза. В жизни я не видел ничего менее английского!

Наконец Самарез сказал, что нам пора возвращаться, не то весь пост выедет на розыски, и не буду ли я так любезен поехать обратно с Мод Копли? Ничто не доставит мне больше удовольствия, сказал я.

Итак, мы разбились на пары, всего шесть пар, и по двое двинулись домой. Самарез шел рядом с Эдит Коили, которая ехала на его лошади.

Воздух очистился, солнце поднималось все выше, и я почувствовал, что мало-помалу мы снова превращаемся в самих себя, обыкновенных мужчин и женщин, а пикник "пробки в потолок" стоит от всего особняком... Вообще не принадлежит к нашему миру... И никогда больше не повторится. Он исчез вместе с песчаной бурей и электричеством, которым был пропитан жаркий воздух.

Я страшно устал и еле передвигал ноги и когда, приняв ванну, лег, чтобы немного поспать, мне было стыдно за себя.

Существует женская версия этой истории, но она вряд ли когда-нибудь станет известной... Разве только Мод Копли захочет о ней рассказать.