Другую проблему религиозного свойства представляли собой ранние браки у евреев, иногда заключавшиеся между семилетними детьми или даже младше. Этот обычай порождал ряд затруднений. Молодые люди женились так рано, что не успевали овладеть какой-нибудь профессией, прежде чем взять на себя содержание семьи. И хотя ранние браки способствовали увеличению численности населения (впрочем, Фризель, как и его современники, не приветствовал бурный рост численности евреев), раннее и частое деторождение неблагоприятно сказывалось на здоровье женщин, которые нередко к тридцати годам становились «совсем уже дряхлы». Быстро умножавшуюся семью было очень трудно прокормить. Поэтому Фризель, вслед за австрийскими властями, высказался в пользу ограничения брачного возраста, желательно – двадцатью годами, причем человек обязан был доказать, что уже может содержать семью. Однако, в отличие от австрийского закона, эта мера не преследовала прямую цель сокращения роста численности евреев[335].
Фризель отдавал себе отчет в том, что эти культурные реформы должны сопровождаться улучшением социально-экономического положения народа, и потому предусматривал расширение области его экономической деятельности. Поэтому доклад Фризеля особенно важен как ступень в развитии отношения к евреям в России. С одной стороны, этот документ способствовал ознакомлению центральных властей с условиями жизни евреев: известно, что в дальнейшем его рассматривал и изучал Еврейский комитет в 1802 г. С другой – он помог правительству яснее осознать неудовлетворительность существующего статуса евреев как «городского торгового сословия». Более того, в докладе предлагалось отнести их к новым социальным разрядам.
По плану Фризеля, евреев следовало разделить на три класса: купцов, ремесленников и хлебопашцев. Еврейские купцы полностью уравнивались в правах с христианами, принадлежавшими к купеческому сословию. Это означало уничтожение всякого фактического неравноправия еврейских купцов, которое существовало, несмотря на то, Екатерина II уже давно гарантировала им равенство. Фризель не развил это положение, так что остается гадать, как он собирался поступить с ограничениями на права евреев участвовать в выборах и занимать должности, а между тем такие ограничения широко использовались местными властями для поддержания спокойствия в обществе. Подобным же образом Фризель думал уравнять в правах с христианами всех евреев, приписанных к мещанству, и дать им право вступать в ремесленные цеха. В целом, в подходе Фризеля к проблеме еврейских торговцев и ремесленников было не так уж много нового, за исключением открытого призыва к более справедливому применению к ним всех законов, общих для членов этих сословий[336].
Зато его предложение превратить часть еврейского населения в крестьян было ново, хотя подобные мысли уже содержались в ответах предводителей дворянства на запрос властей. В Польше евреям традиционно запрещалось покупать землю и владеть ей, но они при этом оставались свободными людьми и никогда не были закрепощены. Вековую традицию было трудно преодолеть, так что даже тогда, когда в последние годы существования независимого польского государства евреям разрешили приобретать землю в личное пользование, почти никто из них не решился на это. Да и первым русским администраторам бывших польских земель никогда не приходило в голову, что евреи могут не принадлежать к городским сословиям. Поэтому им не полагалось покупать землю в русской деревне и владеть ею, а точнее – владеть крепостными крестьянами. Тем не менее Фризель считал, что все евреи, не входившие в первые два разряда не только по названию, но и в действительности, должны были сделаться членами нового, специально созданного «класса» свободных крестьян-евреев. Фризель указывал, что в Российской империи нет недостатка в землях, пригодных для обработки, так что евреи, поселившись на них, смогут избежать излишней скученности и разорвать привычную налоговую зависимость от польских помещиков. Он специально оговорил, что евреи, поселившиеся как наемные сельскохозяйственные работники в частных владениях, сохранят право переселиться в другое место, уладив все денежные дела (после того как пройдет перепись населения). И наконец, чтобы поощрить будущих еврейских земледельцев и поддержать их материально, Фризель предложил на десять лет освободить их от государственных налогов[337]. Но в его планах создания этого нового сословия оставалось много недосказанного. Казалось, он забыл или просто не учел то обстоятельство, что в 1795 г. власти уже приглашали евреев селиться в Новороссии. Он не назвал те районы, где считал целесообразным расселить евреев, и не высказал никаких рекомендаций по обучению еврейского крестьянства и контролю над ним.
Более основательно подошел Фризель к проблеме кагала. Поскольку он предлагал ввести полное гражданское и налоговое равноправие евреев с христианами, то кагал как институт сбора налогов становился ненужным. Кроме того, все гражданские иски и уголовные дела теперь должны были рассматривать соответствующие сословные суды. Лишенный, таким образом, своих функций кагал следовало упразднить, а вместе с ним «уничтожились бы… тысячи несправедливостей». При этом Фризель уточнил, что долги, оставшиеся за кагалами, надо будет с них все-таки взыскать. Для этого он рекомендовал сохранить кагальный «коробочный сбор» – акцизный налог на кошерное мясо и другие предметы первой необходимости. Таким способом в течение нескольких лет, по его мнению, были бы выполнены все фискальные обязательства евреев.
Как ни уверен был Фризель в правильности своего плана, он понимал, что выполнить его будет непросто. Например, он просил двухлетней отсрочки, чтобы евреи, занятые в виноторговле, смогли, не торопясь, закончить все расчеты со шляхтой и распродать имущество. Кроме того, он предложил ввести некоторые чисто внешние меры, например, запретить характерное платье польских евреев – дорогое, неудобное для работы, нечистое и неопрятное («чрез что наиболее усиливается презрение, которому… сей народ подвержен»). Несмотря на то, что столь радикальные перемены, конечно, вызвали бы потрясения, автор не сомневался в осуществимости этого плана под руководством опытных людей, особенно если бы внутри общины им помогали «ученейшие и просвещеннейшие» евреи[338]. Уповая на это, Фризель представил свой проект на рассмотрение правительства. Вскоре появился и еще один проект, автором которого выступил Гавриил Романович Державин.
В отличие от «тевтона» Фризеля, Державин родился в 1743 г. в Казани, в семье, имевшей давнюю примесь татарской крови. О жизни и карьере Державина известно больше, чем о судьбе Фризеля, потому что он прославился как литератор и к тому же оставил мемуары. Его «Записки» представляют собой предвзятый, но увлекательный рассказ о жизни этого государственного деятеля, любимца Екатерины, Павла и Александра. Как и Фризель, он имел опыт в управлении, служил губернатором Олонецкой (1784 г.) и Тамбовской (1786 г.) губерний (кстати, ни в одной из них не было еврейского населения). Как явствует из его «Мнения», Державин питал некоторые религиозные предрассудки против евреев. В «Записках» приводятся эпизоды, как будто свидетельствующие о его юдофобии, правда, скорее на бытовом уровне. В тех немногих случаях, когда в своих «Записках» Державин говорил о евреях – а впервые он столкнулся с ними, кажется, только в 1799 т., – он изображал отдельных их представителей в очень неблагоприятном свете, как людей, почти постоянно замешанных в темных или преступных делах. Например, первое упоминание о евреях в «Записках» связано с порицанием в адрес князя Потемкина, смотревшего сквозь пальцы на то, как князь Вяземский продал две тысячи душ на запорожских землях некому «Штиглицу, еврею», хотя законность такой сделки была сомнительна[339].