Сиан

Конфедерация Капеллана

5 января 3052 г.

Улыбка на лице матери была столь зловеща, что Сун-Цу едва не вздрогнул. Только накопленный за двадцать лет опыт поведения позволил ему не выдать истинных чувств. Сестра Сун-Цу, Кали, не заметила или не хотела замечать того, что происходит между ним и матерью. Мельком взглянув на брата, она буквально влетела в тронный зал. И лицом, и фигурой Кали была до удивления похожа на мать. Сун-Цу поднял глаза, увидел широкую, самодовольную улыбку отца, и по спине его пробежала дрожь, хотя вся фигура родителя выражала едва ли не раболепие. Своего отца, старого Цзень-Шаня, он ненавидел давно и сильно, на что были свои причины. Сун-Цу напрягся, ожидая самого худшего.

Романо сидела, развалясь в массивном, черного дерева кресле, называемом «троном Поднебесной», спинку которого украшал диск с искусно вырезанными на нем созвездиями и магическими знаками. Символы были призваны лишний раз показать одно – все, что видит глаз, принадлежит или должно принадлежать Романо. Об этом же свидетельствовал и основной источник знаний, капелланская мифология. При первом же взгляде на великолепное кресло у любого, вошедшего в тронный зал, сразу создавалось впечатление, что Романо сидит на всей Внутренней Сфере. Расположенный за ее головой диск походил на нимб, окружающий лик какой-нибудь христианской святой.

– Зачем вы призвали меня к себе, достопочтенная матушка? Вы что-то хотите сказать мне? – спросил Сун-Цу тихим, заискивающим голосом. В глубине души ему хотелось рассмеяться или хотя бы улыбнуться, но этому мешало постоянное ожидание беды и подозрительность мамаши, во всем видевшей заговоры и стремление к мятежам. Сун-Цу склонил голову, втайне надеясь, что сегодня настроение его родительницы не хуже, чем положение дел в окружающем страну мире.

Романо, величие которой подчеркивало великолепное шелковое платье, расшитое играющими тиграми, молча смотрела на сына. От стоящих за троном курильниц кверху поднимались легкие дымки. В падающем из разноцветных окон свете они казались лентами, вьющимися от пола до самого потолка тронного зала. Канцлер поднял руку, показывая, что дети могут сесть.

«Как же мне все это опостылело, – подумал Сун-Цу. – И сколько эта канитель еще может продолжаться?» Несмотря на то что больше всего Сун-Цу хотелось броситься к трону, приглашение приблизиться застало его врасплох, и сестра Кали опередила его. Шурша юбкой, кошачьей походкой она подошла к матери и, встав на колени, уткнула лицо в ее яркое, словно радуга, платье. Сун-Цу неторопливо поднялся. Сестра бросила на него полный откровенной ненависти взгляд. Романо улыбнулась и положила руку на золотистые волосы дочери.

Сун-Цу стоял у трона, опустив голову и заложив руки за спину, словно солдат, услышавший долгожданную команду «вольно». Лицо Романо слегка потемнело, но затем снова расплылось в улыбке. Сун-Цу было хорошо известно, как легко меняется настроение у Романо, но до сих пор он не мог к этому привыкнуть и испытывал неподдельный ужас. Вспыльчивый и раздражительный характер матери он знал слишком хорошо. Промелькнувшее на ее лице легкое недовольство не на шутку напугало Сун-Цу, и, когда Романо улыбнулась, он почувствовал, что у него с души упал камень. «Еще часть кармы сгорела, – с радостью подумал он. – Видимо, в какой-то из прошлых жизней у меня было немало достоинств».

Романо положила руки на колени.

– Для начала мне хотелось бы напомнить вам, – гордо заговорила она, – о том, что из того самого яйца, из которого он сам вышел, Пангу создал небо и землю и вдохнул в них жизнь. Затем Нува создал мужчин и женщин и выбрал одну семью властвовать над остальными.

Кали, сидящая у ног матери, небрежно продолжила:

– Мудрость и смелость семьи Ляо сделали их правителями человечества.

– Совершенно верно, – согласилась Романо. – Но мы не диктаторы, а скорее строгие и мудрые наставники. С самого сотворения мира мы вели наш народ к процветанию, а в минуты кризисов только Ляо могли спасти людей от истребления.

Цзень-Шань поморщился. Романо метнула на него недовольный взгляд и произнесла еще более театральным голосом:

– Там, где правят Ляо, мы видим счастье и радость. Расцветают науки и искусства. Мы все дальше и дальше раздвигаем границы нашей империи. Человечество уходит к неведомым мирам. Нет предела нашему могуществу и величию наших дел. Инструментом для выполнения наших высоких целей мы выбрали Звездную Лигу. – Романо замолчала, и Сун-Цу подхватил ее патетический монолог:

– Однако в Звездной Лиге появились некоторые властители, снедаемые жаждой уничтожить Ляо. Среди таких был Стефан Амарис, которого нельзя назвать иначе как чудовище. Этот изувер убил законного правителя Звездной Лиги, поколебал наш трон и вверг человечество в тяжелые испытания.

Романо утвердительно кивнула. Слова Сун-Цу в точности отражали ее собственные мысли.

– Мы снова должны вспомнить о своем божественном предназначении, – торжественно произнесла Романо. – Мантия правителя Звездной Лиги должна принадлежать только нам, и никому больше. К сожалению, – горько заметила Романо, – зараза ереси Амариса поразила все правящие Дома. Сегодня и Дэвионы, и Штайнеры, Марик и Курита – все считают, что имеют право претендовать на престол. Они развязали три войны и лишили народы всего того, что им принесли мы, Ляо. Теперь эти правители вознамерились уничтожить сам род Ляо. Им не удавалось осуществить свои злобные намерения, но только до тех пор, пока... – Романо многозначительно оборвала предложение на полуслове.

Обхватив ноги матери, Кали возбужденно продолжила:

– Пока на груди Ляо не появилась эта змея. Жестокие и мстительные правители Звездной Лиги хорошо знали, что нашей единственной слабостью является доверие. Мы слишком верим людям, и к нам подослали гнусного шпиона, которого мы приняли за друга. Мы не увидели его истинного лица, не поняли его грязных мыслей, не догадались, что он все делал по указке Хэнса Дэвиона. Имя этого исчадия зла – Джастин Аллард. – Кали едва не задыхалась от возмущения.