Стройный парень улыбнулся, обнажив ряд лошадиных зубов, он стоял, слегка раскачиваясь.

– Еще не время. Мистер К. велел дождаться его возвращения.

Коротышка пожал плечами, но вроде бы несколько присмирел.

– Да? И когда же это будет?

Фини помедлил.

– Он сказал, что вернется до рассвета. Который час, Льюис?

Гиббонс заметил, что у широкоплечего братца в руке плоский карманный телевизор с диагональю в три дюйма.

– Да вроде пять. Как раз идет «У Люси».

Свет с крошечного экрана призрачно озарил его лицо, выхватывая из тьмы главным образом ноздри.

– Скоро вернется, – сказал Фини. – Пошли.

Он вернулся к столу, и двое остальных послушно поплелись за ним.

Ублюдки, в ярости подумал Гиббонс, но от злости у него только сильней разболелась голова. Он попробовал сидеть спокойно, надеясь, что от этого боль уменьшится. Чем бы они сейчас ни занимались и что бы ни имели в виду, эти поганцы вели себя тихо, а в тишине его голове становилось легче. Через какое-то время он осознал, что ночь на исходе, начинает светать, и черно-белый мир за окном, представший сейчас его взору, не мог отвлечь его от тревожных раздумий. Гиббонс думал о том, схватили ли они и Тоцци тоже.

Несколько позже Гиббонса вывел из полузабытья резкий звон колокольчика. Гиббонс сразу же представил себе дешевые электрические колокольчики, работающие на батарейках на двенадцать вольт, которые в школе используют на практических и лабораторных занятиях. В другом конце помещения коротышка и Льюис вскочили со своих мест и бросились к грузовому лифту. Фини, их вожак, неторопливо пошел следом за ними. Когда медленно поднимающийся лифт наконец прибыл, коротышка откинул деревянную решетку, и в помещении появился главный ублюдок.

Кинни прибыл с двумя большими мешками, которые Льюис сразу же взял у него из рук. Коротышка и Льюис так и вились вокруг Кинни, как дети вокруг вернувшегося с работы папаши. Фини держался почтительно, но подчеркнуто отчужденно. В конце концов, в своей команде он сам был боссом.

Гиббонс услышал, как Кинни велел парням позавтракать и вообще проветриться. Фини о чем-то вполголоса попререкался с ним, но затем присоединился к товарищам, и они втроем поехали вниз на лифте.

Оставшись с Гиббонсом вдвоем, Кинни повернулся в его сторону. Утренний свет из окна над головой у Гиббонса озарял этого золотого мальчика, надевшего сегодня костюм песочного цвета.

– Доброе утро, Берт, – дружелюбно произнес он и, подхватив по дороге раскладное кресло, пошел к окну.

В другой руке у него был бумажный стаканчик с кофе.

Если он подойдет достаточно близко, поклялся себе Гиббонс, я вцеплюсь ему в глаза и разорву в клочья всю его поганую морду.

– Я принес вам кофе.

Кинни расставил кресло.

– Идите вы с ним знаете куда?

Пожав плечами, Кинни сел в кресло. Он осторожно открыл запечатанный стаканчик. Гиббонс мысленно оценил расстояние, разделяющее их, и понял, что оно слишком велико для стремительного внезапного броска.

– Где Тоцци?

Кинни, ничего не ответив, пригубил из стаканчика. Печатка у него на перстне ослепительно сверкала в лучах утреннего солнца.

– Вы и мне голову отрубить собираетесь?

Кинни нахмурился.

– Мы еще не решили этот вопрос окончательно, Берт.

Сейчас перед Гиббонсом был тот же самый Кинни, что и в конторе, – перспективный специальный агент с блестящими видами на будущее. Гунн растаял во мраке ночи. Гиббонс поневоле подивился тому, насколько нынешний Кинни отличается от разъяренного животного, истязавшего его минувшей ночью.

– Объясните мне почему, – сказал Гиббонс, поглядывая на него искоса.

– Почему что? Почему я встал на сторону мафии? Или почему я убил Ландо, Блэни и Новика? – широко улыбнулся Кинни.

Гиббонс едва не лишился чувств от обуревающей его ненависти.

– И то и другое.

Кинни, закрыв глаза, засмеялся.

– Какого ответа вы от меня ждете? Как насчет любви? Говоря о причинах, чаще всего называют любовь. Итак, я сделал это из любви.

– Мне кажется, вы сделали это, потому что вы маньяк. Вы одержимы убийствами. Вы больны.

– Чересчур это просто, Берт. Защита, апеллирующая к душевному заболеванию, давным-давно вышла из моды. О безумии говорят, только когда больше нечего сказать, да вы и сами знаете это.

– Но тогда почему?

– А почему люди в наши дни вообще чем бы то ни было занимаются? Потому что им за это платят, вот почему. Просто и ясно.

– Выходит, Варга переманил вас всего лишь при помощи денег?

Прежде чем ответить на этот вопрос, Кинни смерил Гиббонса долгим взглядом.

– Когда я был внедрен в филадельфийскую мафию, мы с Варгой испытывали по отношению друг к другу нечто вроде взаимного тяготения. Ему очень хотелось, чтобы его «сделали», но он знал, что в филадельфийском семействе этого не произойдет никогда, потому что там все его считали просто сопляком, которому посчастливилось стать зятем самого Жюля Коллесано. У Ричи было множество интересных замыслов, и он произвел на меня сильное впечатление. Он спросил у меня, согласен ли я помочь ему. Я ответил «да», но не открыл ему того, что являюсь федеральным агентом, пока он не подставил своего тестя. Прежде чем признаться во всем, мне необходимо было удостовериться в том, что они впрямь является восходящей звездой.

– Но чего ради он продолжал доверять вам после того, как узнал, что вы шпик?

– Как я уже сказал вам, мы с ним родственные души. Кстати говоря, именно я навел его на мысль о том, чтобы перекинуться на сторону нью-йоркских крестных отцов. Да и отрубленные головы – это была моя идея. Но вам придется признать вот что, Берт. У каждого из нас, у меня и у Ричи, было то, чего отчаянно недоставало другому. Ему нужна власть, а мне – деньги. Соединившись, мы оба получили то, что хотели.

Гиббонс с отвращением нахмурился.

– Какая вы падаль! Не верю, что дело тут только в деньгах.

Кинни отпил кофе.

– Да вам этого и не понять, Берт. Вы живете как монах, вас не интересуют вещи, и главное, у вас нет детей. Деньги не значат для вас того, что они означают для меня.

– Ну да, допустим. И вашей матушке понадобилась сложная операция.

– Очень дорого стоит учеба в колледже, Берт. В наши дни приличное образование стоит шестьдесят тысяч долларов – и это всего лишь до уровня бакалавра. С учетом инфляции и возраста моих детей только на их образование мне понадобится шестьсот пятьдесят тысяч. А заработки специального агента, Берт, вам известны. Даже если меня завтра назначат директором ФБР, я этого никогда не осилю.

– Можно послать их в технический колледж. А девочек выучить на парикмахера.

Он сказал это лишь для того, чтобы хоть как-то досадить Кинни.

Тот ухмыльнулся.

– Это не для меня, Берт. Нет, мои дети получат все самое лучшее. По крайней мере, все то, что было у меня самого; Потому что, представьте себе, жизнь в нашем мире становится с каждым днем все суровее и конкуренция, с которой им придется столкнуться, – все ожесточеннее.

Гиббонс в ответ на это просто покачал головой. Еще не хватало сочувствовать этому мерзавцу. Просто невероятно, как ублюдки вроде этого ухитряются подвести рациональную основу под что угодно, включая даже убийство, лишь бы дело обернулось к их вящей выгоде. Не только подвести рациональную основу, но и представить это столь естественным и логичным, как будто речь идет о явлении природы. Да пошел бы он ко всем чертям.

– Поверьте мне, – продолжил меж тем Кинни, – я пытался, конечно, добиться всего этого иным способом, но Варга предложил мне уникальную возможность – такую, какая выпадает один раз в жизни. И я решил, что это – приемлемое решение стоящей передо мной финансовой проблемы. У меня, строго говоря, не было другого выхода. Вы уверены, что вам действительно не хочется кофе? Я ведь припас для вас стаканчик.

Гиббонс потупился. От взгляда на Кинни ему хотелось блевать.

Кинни, с шумом выдохнув, поднялся с места.