Аль Даниил Натанович

Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

Даниил Натанович АЛЬ

Дорога на Стрельну

Повесть и рассказы

о молодых защитниках Ленинграда

________________________________________________________________

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭКЗАМЕНЫ ПЕРЕД ЭКЗАМЕНОМ. Рассказ

КНИГОЛЮБЫ. Рассказ

"ГЕНЕРАЛ САМСОНОВ". Рассказ

ДОРОГА НА СТРЕЛЬНУ. Повесть

ЧЕЛОВЕК С ЧАСАМИ. Рассказ

"ТУЧИ-ТУЧИ". Рассказ

РОКОВАЯ ОШИБКА. Рассказ

"СЕКРЕТ ПОЛИТШИНЕЛИ". Рассказ

ТЯЖЕЛАЯ ИНСПЕКЦИЯ. Рассказ

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО. Рассказ

ЭКЗАМЕН ПОСЛЕ ЭКЗАМЕНА. Рассказ

________________________________________________________________

ЭКЗАМЕНЫ ПЕРЕД ЭКЗАМЕНОМ

...Разнесчастные мы люди! Лето в нынешнем, сорок первом году такое жаркое. Воскресенье, купаться охота. Сейчас бы на пляж к Петропавловке. А тут сиди и сдавай философию! Честно говоря, сдавать философию можно. Выучить диамат и истмат теперь просто. Непонятно даже: как люди раньше сдавали этот предмет?! В "Кратком курсе истории партии", по которому занимаемся мы, все изложено четко, ясно. Все признаки и черты диалектического материализма пронумерованы, все разложено по полочкам, а главное - вся философия уместилась на двадцати шести страницах. Правда, в билетах есть вопросы и по истории философии. С этим делом, конечно, посложнее справляться. Как раз сейчас я получил записку от Мишки Сипенко: "Срочно имена одного-двух младогегельянцев!" Хорошо, что всего одного-двух ему надо. Трех я бы не назвал. "Маркс и Энгельс на заре своей юности", пишу я на обороте записки и передаю ее Мишке.

- Ну, кто наконец готов? - спрашивает доцент Родин. Он долго стоял у раскрытого окна, повернувшись к нам спиной. Можно подумать, что он смотрит через окна клиники Отта, как принимают роды. На самом деле он просто не хочет видеть, как мы, с помощью шпаргалок и конспектов, "рожаем" ответы на вопросы своих экзаменационных билетов. Мне становится его жаль. Сколько можно заставлять его так скучать! Я решаюсь кинуться в омут экзамена первым. Будь что будет! Все равно я больше ничего не высижу. Да и вообще, тянуть с ответом опасно. В любую минуту может раскрыться дверь и придет кто-нибудь из деканата, чтобы присутствовать на экзамене. Климат тогда резко изменится. Положение наше, вообще-то, сложное. Можно сказать, ходим по канату над пропастью. Нам крупно не повезло. В мировой истории еще не было такого случая. Точно, точно! Ответил на тройку - со стипендии долой! А отметку "четыре", то есть "хорошо", вообще отменили! Для многих это означает распроститься с университетом. На помощь родителей мало кто может рассчитывать... Двойка и то лучше. Ее пересдать можно. А тройка - все, тупик. Как говорится, слезай - приехали. Короче, тройка - беда. Многие преподаватели это понимают и сочувствуют нам. Тот же доцент Родин. А у такого добряка, как академик Василий Васильевич Струве, рука просто не может подняться, чтобы написать в чей-нибудь матрикул жестокий приговор "посредственно". Василий Васильевич Струве, высокий и грузный человек с копной седых волос на голове, говорит странным при его габаритах тоненьким голоском. К студентам он обращается только так: "Голубчики, голубчики..." Видя перед собой беднягу, в голове которого, как при вавилонском столпотворении, смешались в кучу многочисленные народы, населявшие Древний Восток, их цари и боги, Василий Васильевич идет на любые маневры, чтобы натянуть ему пятерку... Взять хотя бы случай с Женькой Дымогаровой. Красивая девушка, только бледная. По лицу видно, что заучилась до помрачения и растерялась окончательно. Вразумительного ответа от нее ждать нечего было. А Василий Васильевич не один. Зная его доброту, факультетское начальство присылало на его экзамен сухого и хмурого доцента Сизых.

- Ну-с, голубушка, - сказал Василий Васильевич, глядя на Дымогарову, - я вижу, вы из числа знающих студентов... Вы мой учебник читали?

- Читала, - еле слышно произносит Женька.

- А дополнительную литературу вы читали?

- Читала.

- Ну тогда и спрашивать нечего! Отлично, отлично!

- Одну минуту, - вмешался доцент Сизых. - Я все-таки считаю необходимым, чтобы студентке был задан вопрос по существу.

- Что ж, пожалуйста, - ничуть не задумываясь, сказал Василий Васильевич. - А вы не волнуйтесь, голубушка, - обратился он к Дымогаровой, на глазах которой показались слезы. - При ваших знаниях вы легко ответите на тот вопрос, который я вам сейчас задам. Вспомните, между кем и кем происходили греко-персидские войны?

Дымогарова растерянно молчала.

- Ну, голубушка, вы же это отлично знаете... Между гре...

- ...ками?

- Ну вот видите, вы же мне и подсказываете. И пер...

- ...сами?

- Я же говорил - отлично, - сказал академик тоном, не терпящим возражений...

Самый потрясающий случай произошел на экзамене у Василия Васильевича с Яшкой Гривцом. Идя на экзамен к академику Струве, Гривец из двадцати пяти глав его учебника "История Древнего Востока" прочитал только одну "Законы Хаммурапи". Зато ее он знал наизусть. Он мог излагать содержание этой главы своими словами, начиная с любого места. Он прочитал всю дополнительную литературу, указанную в конце главы...

Расчет Гривца был прост. Войдя в аудиторию, где Струве принимал экзамен в присутствии того же доцента Сизых, он решительным жестом взял из стопки экзаменационных билетов тот, что лежал сверху. Откинув руку далеко в сторону, он небрежно взглянул на билет и уверенным голосом заявил:

- "Законы Хаммурапи". Могу отвечать без подготовки.

Василий Васильевич радостно заерзал на стуле.

- Ну-с, голубчик, прошу вас, - сказал он.

Медленно, плавно, то и дело откидывая руку широким пушкинским жестом, Гривец начал говорить:

- Вавилонский царь Хаммурапи жил в восемнадцатом веке до нашей эры. Написанные им законы выражали интересы рабовладельцев. Однако еще носили на себе отпечаток родового строя. В них сохранялся принцип равновозмездия: "око за око, зуб за зуб"...

- Достаточно, голубчик, достаточно! - прервал Гривца Василий Васильевич.

- Я хотел еще рассказать, как оценивал законы Хаммурапи ваш учитель, профессор Борис Александрович Тураев...

- Пожалуйста, голубчик, пожалуйста...

Слушая Гривца, Василий Васильевич улыбался, кивал головой, несколько раз закуривал тонкую папироску, то и дело гасшую под щеткой его седых усов, порыжевших от никотина.