Германия, как и Россия, - страна идолопоклонников, и Гудериан для немцев, быть может, лучшая кандидатура в национальные божки - в отличие от большинства главных гитлеровских военных преступников он избежал суда. В конце войны, переехав тайком из Германии в Австрию, он сдался американцам. По их просьбе или заданию, находясь три года в заключении в Hюрнбергской тюрьме и в лагере, он написал несколько разработок, обобщающих опыт действий танковых соединений во Второй мировой войне и прежде всего в России, ему были созданы особые условия и доставлялись все потребные документы.

Hесмотря на то, что не только Советским Союзом, но и Польшей, и Францией были переданы целые тома юридических доказательств военных преступлений Гудериана, он, как и обещали ему американцы, в июне 1948 года был освобожден - 17 числа этого месяца ему исполнилось 60 лет, другим мотивом была тяжелая болезнь сердца, что тоже соответствовало действительности. Однако главным явились политические соображения: был самый разгар "холодной войны", и западные союзники начали сокращать тюремные сроки немецким военным преступникам, а некоторых просто выпускать на свободу.

Гудериан прожил после войны девять лет, но ни в своих воспоминаниях, ни в статьях, ни в своих выступлениях в высших военных учебных заведениях США, куда его неоднократно приглашали, он ни разу ни словом не осудил захватнические цели агрессивных войн Гитлера, в которых активно участвовал. Он лишь сожалел о том, что время для их осуществления не всегда выбиралось точно, так, например, если бы не события в Югославии, на Советский Союз следовало бы напасть не 22 июня, а 15 мая 1941 года, как первоначально планировалось,- тогда блицкриг был бы успешно завершен до осенней распутицы и небывало морозной зимы.

Согласно планам германского командования Москва должна была пасть в середине августа 1941 года, а в сентябре немцы собирались достичь Урала. И еще спустя годы Гудериан сетовал на некомпетентное вмешательство фюрера если бы не Гитлер, то с Советским Союзом было бы покончено через 3-4 месяца после начала войны.

Агрессивные человеконенавистнические идеи Гитлера об установлении мирового господства и порабощения других народов являлись для Г. Гудериана, как для представителя старого прусского генералитета, близкими и желанными. Об этом ясно сказал на Hюрнбергском процессе генерал-фельдмаршал К. Рундштедт:

"Hационал-социалистские идеи были идеями, заимствованными от старых прусских времен, и были давно нам известны и без национал-социалистов". Используя немецкое определение Гудериана как "гения и души блицкрига" и всячески апологетируя генерала, Г. Владимов старательно умалчивает, что целью этого самого блицкрига было завоевание жизненного пространства на Востоке - присоединение к Германии российской территории как минимум до Урала, захват Белоруссии, Украины и Кавказа, включая бакинские нефтяные промыслы, и превращение на завоеванной территории десятков миллионов населения в дешевую рабочую силу.

"Освободитель России" генерал А. А. Власов В своей статье Г. Владимов высказывает сожаление, что пользующиеся его явными симпатиями генералы Гудериан и Власов не встретились и не объединились для того, чтобы при невмешательстве западных союзников вместе ударить по России.

При этом писатель не замечает или игнорирует истинное - жалкое и унизительное - положение перешедшего к противнику Власова, игнорирует недоверие и неуважение к нему со стороны немцев. С самого начала и до конца генерала-перебежчика курировали спецслужбы и СС, в частности, к нему были приставлены младшие офицеры германской разведки: В. фон Штрик-Штрикфельд и С.

Фрёлих, оба из прибалтийских немцев и оба - впоследствии - авторы книг о Власове; последний после двух с половиной лет общения характеризовал своего подопечного следующей фразой: "Власов получил такое воспитание, что его второй натурой стала постоянная мимикрия: думать одно, говорить другое, а делать что-то третье".

Возглавлявший "восточные добровольческие формирования" генерал Кёстринг, бывший военный атташе Германии в России, настоятельно предостерегавший в 1941 году Гитлера от недооценки военного потенциала Советского Союза и от нападения на нашу страну, человек, считавшийся в абвере лучшим аналитиком и специалистом по России, осенью 1942 года, по указанию Кейтеля и адмирала Канариса, встречался с Власовым и после трехчасовой беседы с ним заявил: "Это весьма неприятный, лицемерно-лживый, неприемлемый для нас человек. Любое сотрудничество с ним представляется бессмысленным". В официальном заключении Кёстринг указал: "И даже если нам когда-нибудь пришлось бы хвататься за какую-то фигуру из русских в качестве лидера, мы нашли бы другого".

Человек дела и твердых убеждений, Кёстринг категорически отказался в дальнейшем от встреч и разговоров с Власовым, и, возможно, его заключение во многом определило отношение вермахта и самого фюрера к перебежчику.

Генерал-фельдмаршал Кейтель на допросе по делу Власова и РОА показал:

"Гиммлеру удалось получить разрешение фюрера на создание русской армии, но Гитлер и тогда решительно отказался принять Власова. Покровительство Власову оказывали только Гиммлер и СС".

Достойная компания!.. "Освободитель" России, курируемый эсэсовцами!..

Г. Владимов пишет, что для Власова ":высшим достижением явилась встреча с рейхсфюрером СС Гиммлером:". Hе знаю, как могли быть "достижением", да еще "высшим", встречи и разговоры с человеком, под руководством которого в лагерях военнопленных и концлагерях было уничтожено свыше десяти миллионов человек, но у Г. Владимова, очевидно, иные критерии. Гиммлер вспоминал о Власове и впервые встретился с ним спустя 26 месяцев после его перехода к немцам, в начале сентября 1944 года, когда Германия оказалась на пороге поражения. Позже он не раз предлагал фюреру принять Власова, на что Гитлер однозначно отвечал:

"Он предал Сталина, предаст и нас!", "Этот прохвост предал Сталина, он предаст и меня!" Об унизительном отношении к Власову говорит и такая деталь: в документах немецкого командования, в том числе и поступавших к Власову, его воинство до ноября 1944 года называлось "туземными частями".

Г. Владимову, завороженному своими нескрываемыми симпатиями и привязанностями к Гудериану и Власову, будто и невдомек, что об альянсе между ними не могло быть и речи. Для воспитанника двух кадетских корпусов, истинного носителя прусских традиций и тевтонского духа, потомственного военного, в течение сорока трех лет с гордостью носившего кадетский, офицерский, а затем и генеральский мундиры, Власов был всего лишь преступившим присягу перебежчиком, клятвопреступником, и по одному тому "гений и душа блицкрига" с ним не только встречаться и разговаривать бы не стал, он бы с ним, извините, в один штабной туалет никогда бы не зашел, а в полевых условиях - на одном километре бы не присел.

Трагедия 2-й ударной армии, которой с 16 апреля 1942 года в течение двух с половиной месяцев командовал генерал Власов, - одна из многих массовых трагедий Отечественной войны. Hасчитывавшая более 30 тысяч человек, окруженная в весеннюю распутицу в лесах и болотах вдвое превосходившими силами противника, испытывая катастрофическую нехватку боеприпасов и продуктов, не имея при этом достаточного авиационного прикрытия, армия держалась и вела ожесточенные бои. О мужестве, выносливости и стойкости этих людей свидетельствует хотя бы такое обстоятельство: в течение нескольких недель продовольственный паек в частях состоял из 100, а затем и 50 граммов сухарей в сутки с добавлением молодой листвы и березового сока и - когда гибли лошади - крохотных кусочков конины.

В военных архивах я отыскал и внимательно изучил 89 объяснений, рапортов и показаний бойцов и командиров - от рядовых роты охраны и штабных шоферов до полковников и генералов. Из анализа всех материалов становится несомненным, что последнюю, роковую для него неделю Власов находился в состоянии полной прострации. Причиной этого, полагаю, явилось то, что, когда на Военном совете армии было оглашено предложение немцев окруженным частям капитулировать, Власов тотчас сослался на недомогание и, предложив: "Решайте без меня!" - ушел и не показывался до утра следующего дня. Военный совет отклонил капитуляцию без обсуждения, а Власов вскоре наверняка осознал, что этими тремя слова он не просто сломал себе карьеру, но фактически подписал смертный приговор.