– Как не помнить, – кивнул Гхажш. – Хорошо нас тогда мордорцы подловили. Я до своих добрался, выходили. В Гондоре лекари хорошие. Сам король лечит. Слыхал поди?

– Слыхал. А я вот решил обратно к нашему корольку на службу податься. Платят немного, зато хлопот меньше. Чин дали. Видишь, рябята у меня.

– Вижу, – Гхажш оглядел теснящихся вокруг, заросших диким волосом людей, что смотрели на него с откровенным и жадным любопытством. – Добрых охотников вырастил.

– Два года по одному подбирал, – самодовольно напыжился Бэрол. – Сам видишь, королевского стрелка могут скрасть. Рябята у меня хоть куда. Второй-то у тебя тоже стрелок?

– А ты как думаешь? – подначил его Гхажш.

– Да чего уж мне думать, – Бэрол покряхтел и устроился на своих шкурах поудобней. – То-то он мне говорит, я, мол, не орок, и дедушка у меня рыцарь королевской стражи.

– Кто? – недоумённо спросил Гхажш.

– Как кто? – удивился Бэрол. – Приятель твой. Ты оглянись. Это ж он позади тебя у столба-то стоит. Рот аж открыл, так внимательно слушает.

Гхажш взвился с пола, как напуганная куропатка. И уставился на меня, глупо хлопая глазами. Я только сейчас заметил, какие у него длинные пушистые ресницы. Прямо, девичьи.

– Он же в другую сторону пошёл? – потряс головой Гхажш. Наверное, надеялся, что я пропаду. В воздухе растаю.

– Так что ж с того, – спокойно заметил Бэрол. – Чать, и мы не вчера под ульем найдены. Всяко в жизни повидали. Чаво такое «орочья россыпь» тоже знаем. Или плохо нас с тобой в королевских стрелках учили?

Гхажш лапнул левое бедро, но кинжала на нём не было. Он растерянно постоял немного, а потом в толпе косматых охотников произошло шевеление, и чья-то рука протянула ему рукоять. Гхажш опасливо взял клинок, поглядел на добро душно усмехающегося Бэрола, на выжидательно горящие вокруг глаза и, привычно зацепив верёвку зубом на клинке, освободил мне запястья. В кончиках пальцев сразу закололи крохотные иголочки.

– Что ты тут наговорил? – улыбаясь, спросил меня Гхажш. Но только мне было видно, как подрагивают напряжённые уголки его губ. И как осторожно поглаживает лезвие кинжала большой палец левой руки.

– Что я хоббит, – ответил я, разминая запястья. – Что в Гондоре нас называют полуросликами. И что мой дед – рыцарь стражи короля Гондора.

– Всё? – беззвучно спросили его губы.

Я пожал плечами.

– Во-во, так и говорил – хобат, – подтвердил с лежанки Бэрол. – А мне ж откуда знать, что это за хобаты такие. Я о них и не слышал никогда. Это уж когда он полуросликом назвался, понял, о чём речь. Есть, вишь, у нас сказка о половинчике-полурослике и семи гномах. Так то – сказка, а то – живой человек. Да и на орока он смахивает. Не шибко, а всё ж сомнение меня забрало. А уж когда про королевскую стражу помянул, то я и решил, что врёт. Нешто я не знаю, какие молодцы в королевской страже служат. Такого-то мелкого за лигу бы не подпустили. Или дед у тебя повыше был? А? Половинчик.

Я открыл, было, рот, чтобы ответить, но Гхажш меня опередил.

– Дед его ещё ниже был, – сказал он. – Только в королевскую стражу его взяли не за рост, а за доблесть и личные услуги королю. Понял?

– Чего ж не понять, – пожал плечами Бэрол. – Храбрость, известное дело, от роста не зависит. Ты вон тоже не больно велик, а в деле хорош. Да ты вроде подрос? Раньше пониже был. Подойди-ка.

Бэрол, кряхтя, слез с земляного возвышения, выпрямился рядом с подошедшим Гхажшем и удивлённо почесал затылок.

– Надо ж, – сказал он озадаченно. – Да ты, никак, на полторы головы вырос, не меньше. Раньше в грудь мне смотрел, а ныне – в глаза. Чудеса.

– Так ведь три года прошло, Бэрол, даже три с половиной, как ты меня видел, вот я и изменился немного.

– Немного?.. – Бэрол всё ещё выглядел озадаченным. – Я что ли вниз расти начал? – он посмотрел по сторонам. – Нет. Рябят не ниже вроде. Это ты так вымахал. Да и заматерел вон как. То я тебя сразу и не признал. Где же признать, когда ране-то ты совсем не такой был. А может, это и не ты? – Бэрол опасливо отодвинулся от Гхажша, а «медвежата» вокруг, наоборот, придвинулись поплотнее.

– Я, Бэрол, я, – успокоил его Гхажш и улыбнулся окружающим. – Если сомневаешься, могу тебе всё рассказать, как мы с тобой в королевских стрелках служили. А что вырос… Мне ведь семнадцать годков было, когда мы с тобой расстались, да ещё в Минас-Тирите лекари поили меня чем-то, вот и подрос. По возрасту и от лечения.

– Да, – проворчал Бэрол, успокаиваясь. – К ним, к лекарям, только в руки попади. Они налечат… И без них худо. Ко мне вот прицепилась лихоманка какая-то третий месяц на лежанке лежу, хожу еле-еле. И ведь не лечится ничем. Хорошо, бегать никуда не надо, а то совсем бы беда. Пошли-ка, мил дружок, на воздух. Засиделся я в берлоге, надо и на солнышко выйти. Борн!

– Я! – отозвался Борн, по-прежнему стоявший за моей спиной.

– Мальца приодень во что-нибудь! Раз уж порвали ему всё. Да пошли рябят на охоту и вели стол готовить, гости у нас, пировать будем.

И они с Гхажшем вышли из землянки, а вокруг меня всё завертелось и закружилось, подчиняясь коротким приказам Борна.

Взамен моей, погибшей под пальцами Борна, одёжки, «медведи» нашли мне штаны из лосиной кожи, полотняную рубаху и куртку из грубого холста. Всё неяркого светло-серого цвета. Штаны были на фут длиннее ног, а в куртке и рубахе я просто утонул. Но велико – не мало, и как говорит тётушка Лилия: «Из большого не выпадешь». Где-то подвернули, где-то подтянули, и когда я надел возвращённый мне пояс, то оказалось, что новая одежда сидит вполне удобно, а мягкая рубаха даже ласкает отвыкшее тело.

Потом Борн проводил меня к верхнему краю оврага. Там, развалившись на подстеленных звериных шкурах, разговаривали Бэрол и Гхажш.

– Нет, он не стрелок, – услышал я, подходя, голос Гхажша. – Это дед его в королевской страже был. А сам он даже в Гондоре не бывал. Так что ты его о нём и не расспрашивай.

– А звать-то мне его как? – это уже Бэрол спросил.

– Так и зови, половинчиком. Имена у них такие, что тебе не произнести.

– Это точно. Он мне сказал, как деда звали, я аж поперхнулся. Надо ж такое выдумать. А сюда-то его как занесло? Да ещё с тобой в сотоварищах. Не со всяким королевский стрелок гулять будет в орочьем-то обличье.