Она почувствовала, что ее трясут. Спокойный голос — знакомый голос! — прорвался сквозь марево паники.

— Фионна. Фионна.

А, эта ханжа староста. Элизабет Мэйфильд. «Что же это я — опять забыла о дежурстве в столовой? Да пошли они со всей этой занудью!»

— Фионна.

«Умолкни», — мысленно приказала она этому ровному, настырному голосу. «Умолкни». Элизабет — просто одна из личин, за которыми прячется обступившее ее со всех сторон зло. Надо их всех заставить замолчать, надо вспомнить заклинания из той книжки. «Умолкни, мерзкий голос».

— Фионна.

Она заткнула уши пальцами. Но две сильные руки схватили ее за запястья — «ой, больно!» — и потянули. Вскрикнув, она продолжала бормотать заклинания.

— Фионна, — не унимался голос: настойчиво нашептывал, все глубже ввинчивался в ее голову, все ощутимее, пока не проник, точно река расплавленного свинца, в самую душу. — Феба Кендал, если ты немедленно не откроешь глаза и не перестанешь дурить, я всем здесь расскажу, как пять лет назад ты разделась догола и прыгнула в Айсис[5] с Магдаленского моста. На Иванову ночь, на заре, если не помнишь.

Зеленые, налитые кровью глаза Фионны распахнулись, вперив ненавистный взгляд в бесстрастные зрачки Лиз.

— Попробуй только! Ах ты сука драная, двуногая, лицемерная, я тебе покажу, как нос в чужие дела совать…

Лиз распрямилась, кивнула Найджелу Питерсу.

— Теперь с ней все будет в порядке.

— Боже, как вам это удалось? — воскликнул Питерс, изумленно разглядывая певицу. Та, опомнившись, умолкла, нервно вскинула голову.

— Государственная тайна, — отчеканила Лиз. Но во взгляде, которым она наградила Фионну, ясно читалось: еще одна истерика, и секрет будет разглашен. Скрестив забинтованные руки на груди, звезда с вызовом уставилась на Лиз. Та встряхнула головой. С времен их первого знакомства упрямства у Фионны-Фебы не поубавилось. Лиз оставила старую подругу на попечение Лоры и Найджела, которые тут же заспорили между собой о том, отправить ли Фи отдыхать или продолжать репетицию.

— Давайте работать, — заявил Во Локни, поигрывая своими палочками. — Разве можно без прогона.

— Нет, — процедил Ллойд, прижимая Фионну к себе так крепко, словно ее пытались отобрать у него силой. Певица вновь зажмурилась. — Все отменяется. Фи не в себе. Пусть отдохнет сегодня.

Музыканты и прочие тут же запротестовали.

— Да ты что! — пробасил Майкл Скотт, испепеляя Ллойда взглядом. — Мы и так на грани лажи. Должен же я хотя бы к местной акустике приноровиться?!

— Что, вообще концерт отменим? — поинтересовался Во Локни, озадаченно рассматривая Фионну.

— Не понимаю, из-за чего весь шум, — недовольным тоном протянула Робби Ундербургер. — Я пороховым порошком хуже обжигалась.

При слове «обжигалась» Фионна испуганно прижалась к мускулистому телу Ллойда. Робби прикусила губу, точно ей больно было смотреть на эту парочку. Да и Эдди Винсент посмотрел косо и пробормотал:

— Креста на вас нет. Вы бы хоть обвенчались, что ли…

— Энергия ненависти уже улетучилась, — сообщила Лиз, как только они с Бобо уединились в сторонке. — Куда она делась?

— А откуда взялась? — парировал Бобо. — Мы весь стадион облазили, так? Входы проверены?! Проверены. Везде чисто. Что-то мы проглядели. Может, она с улицы просочилась? Через вентиляцию или типа трещину в стене? Но в нейтральное пространство темная энергия не может попасть без приглашения. А единственные магические причиндалы здесь принадлежат мисс Фионне. Такие вещи метят своих хозяев. Пятен на душе я ни у кого не разглядел…

— Они что, слишком глубоко для вас запрятаны? — спросила Лиз.

Бобо наградил ее красноречивым взглядом.

— Для наших методов наблюдения, мэм, нет недостижимых глубин. Большего я вам сказать не вправе.

— М-да, странный случай. Ни с чем подобным мне еще сталкиваться не приходилось, — задумчиво проговорила Лиз, решив оставить соперничество между их ведомствами на потом. — Неужели ее действительно преследует какой-то злой дух?

— Без понятия, мэм, — отозвался Бобо. — Тут нужны эксперты. Я кое-кого знаю. В течение часа соберем пару дюжин консультантов. Есть одна жрица сантерии. Местные виккианки обязательно захотят помочь, опять же евангелические целители… Пара шаманов, наверно, не помешает.

У Лиз отвисла челюсть:

— В этом городе есть хоть один человек, с которым вы не знакомы?

Глава 10

В студии САТН-ТВ грузный, чисто выбритый мужчина, одетый в неброский черный камзол и такие же штаны до колен, решительно придвинулся к самому объективу камеры. Широкие белые манжеты и белый воротник, а также шляпа в форме усеченного конуса придавали ему сходство с пуританином из первых американских колонистов, но призывал он не к свободе вероисповедания, а к… Впрочем, послушайте сами.

— Ненависть, — произнес он, не пренебрегая (как и положено человеку его профессии) ни драматическими паузами, ни трагическим надрывом, — раскрепощает. Ненависть вас сделает свободными. Высшая свобода обретается, когда, заглянув в свою душу, ты позволяешь себе выплеснуть наружу пылающий в ней огонь. Да испепелит этот огонь твоих врагов и изгонит их во тьму внешнюю. Ненависть дает силу.

За спиной лжепуританина тесно сгрудились женщины с суровыми лицами, одетые в том же стиле. Они слаженно бросили по пригоршне какого-то порошка на горелку. Грохнул взрыв, повалил клубами ядовитый желтый дым.

— Вас обошли повышением на работе, потому что начальнику больше мил ваш сослуживец? — вопросил проповедник. — Так прокляните же своего соперника! И начальника тоже — прокляните! Довольно сносить несправедливости молча! Призовите гнев предвечных сил на головы своих обидчиков. Вступайте в наши ряды! Мы будем рады совершить для вас ритуал. Просто пожертвуйте нам сто долларов, и мы попросим за вас Сатану. Спасибо за внимание к нашей передаче и не забывайте: она выходит регулярно. Молитесь, как мы молимся за всех вас, и вы будете отомщены. Итак, наш адрес: САТН-ТВ…

Тощий человек в пиджаке-«сафари» дождался, пока ведущий передачи распрощается со зрителями.

— Стоп! Ну и ну, спикер Дауни. Что же это у вас — даже ножками никто не посверкает? Я думал, сатанизм — это… ну, сами знаете… голые девицы на алтаре?

— Как вы смеете! — взревел главный «пуританин», надвигаясь на режиссера, точно разъяренная грозовая туча. — Сокровенные обряды в балаган не превращают!

— Мы могли бы гарантировать вам черт-те… прошу прощения, спикер, — ангел весть сколько зрителей в прайм-тайм, если бы вы чуть-чуть переработали вашу рекламу в духе… э-э-э… особых интересов взрослой аудитории…

— В духе мерзостных грехов, вы подразумеваете? — рассвирепел Дауни.

— Я просто поясняю вам, что больше нравится людям, — непоколебимо отрезал режиссер. — Этот ваш материал — строго для дневных эфиров, когда ящик включают одни скучающие домохозяйки да безработные: просто так, от нечего делать. Серьезные деньги — это вечер, при условии, если вы пойдете навстречу публике, или ночь — ну, тут вообще нужна клубничка. Просто подумайте над этим, хорошо? Все эти ваши фишки насчет поклонения злу явно отдают садомазохизмом. Так неужели нельзя как-нибудь… ну, понагляднее, что ли?

К режиссеру бочком приблизилась одна из женщин. Ее пьянящей красоты не скрывала даже мешковатая одежда.

— Вы увлекаетесь… этим?..

— Я… — смутился режиссер. На его лице явно выразилось смятение, борющееся с любопытством.

— Мы предпочитаем выпускать нашу передачу в эфир при свете дня, — не унимался Дауни. — Ночь — для исчадий тьмы вроде… этой… этой гнусной друид-ки! — Он ткнул в плакат Фионны Кенмар и «Изумруда в огне», который как раз вытаскивали в студию монтировщики. — Пламя Князя Нашего поддерживает в нас силы! Она же погрязла во мраке. Многие из наших зрителей ниспослали проклятия на нее с ее клевретами — но втуне! Проклятия отскакивают рикошетом! Она играет с вещами, которые выше ее скудного разумения! Огня, еще огня, больше огня — иначе ее не возьмешь!