Недалеко от самолета, подаренного Хрущевым Мао когда-то, идет ряд павильончиков, торгующих изделиями, претендующими на звание «произведений искусства». Художники, граверы, составители гороскопов. Один из них действует прямо на улице, ловя клиентов на вежливые манеры. Действительно, голос у него очень мягкий, разговаривает ненавязчиво и приветливо (у нас это, наверное, нереально на рынке – еще примут за голубого!). А делает вот что: в качестве исходного материала берется ваше имя на китайском (если такового нет, то моментом придумывается в соответствии с канонами китайской науки о именах), затем парень рисует небольшую графическую миниатюру черной тушью, но не кистью, а собственным ногтем! На пустом же пространстве листа составляется практически без раздумий шарада-стих с использованием иероглифов имени: стих записывается прямоугольным блоком так, что читать можно и сверху вниз по столбцам, и слева направо по строкам – и всюду получается какой-нибудь удачный смысл типа «Долгие лета господину Вану, недолгие – его теще, и чтоб поскорее приняли в Компартию…». Ловко, ничего не скажешь!
Зал Тысячи Архатов – не шаолиньский исторически, построен недавно за пределами храма специально для туристов. Но посмотреть есть смысл: начиная от Боддхидхармы и до наших времен, установлены глиняные, умело раскрашенные фигуры всех знаменитых буддийских святых и монахов. Примечательно, что все они разных расс – цвета кожи варьируются от черной до светло-голубой, декларируя факт, что буддистами были не только люди, но и боги, демоны и даже негуманоидные существа. Снимать в зале запрещено, поэтому мы, естественно, засняли все что только могли…
Большой колокол в Шаолине на ремонте, и заперт в Часовой Башне на висячий замок. Вход туда, конечно, запрещен. Поэтому как-то ночью наши, естественно, пролезли через щель в воротах и немножко в него позвонили…
В монастырской столовой едят, конечно, только монахи. Посторонним вход туда запрещен – монахам нельзя отвлекаться от процесса приема пищи. Поэтому как-то раз Ши Дэян провел туда наших, и они вместе с ним слегка позавтракали…
Рядом с главными залами монастыря находятся внутренние дворы, где живут монахи и обслуживающий персонал. Вход туда туристам, а тем более иностранцам, запрещен. Поэтому как-то раз мне удалось побеседовать и заснять на камеру одного из старейших монахов Шаолиня (ныне, увы, уже покойного) – Ши Суюня, ровесника Ши Суси – старшего монаха, после смерти Дэчаня долгие годы выполнявшего роль настоятеля. Суюнь сидел в инвалидном кресле и наблюдал, как рабочие таскают доски для ремонта зала Трех Будд. На просьбу засняться совместно отреагировал вполне положительно, не преминул поинтересоваться стоимостью камеры и моей национальностью. Один глаз старого монаха был наполовину закрыт бельмом, лицо было изборождено глубокими морщинами – видать, жизнь обходилась с ним не очень ласково; тем не менее он не строил надменных мин при беседе с мальчишкой, по его меркам, да еще иностранцем, и не потребовал денег за съемку (редкость в Шаолине). А ведь он один из старейших носителей традиции, ровесник знаменитого Дэгэня (того самого, что в плохом настроении разрывал яблоки взглядом). Надеюсь, на его могиле построили красивую пагоду!
В школе Дэяна соревнования, мы идем снимать. Подростки разминаются на большой площадке недалеко от восточной стены монастыря, щелкают шесты, звенят мечи-шелестяшки из тонкой стали. Особнячком от всех с серьезным видом машет шестом пацаненок от силы пяти лет – усилия в движениях, естественно, никакого, но стойки все знает и шест держит правильно. Приходит на ум: эх, а ведь мы в пять лет знали лишь, что каратэ и джиу-джитсу – подлая и опасная манера пинаться ногами, которой владеют все без исключения японцы и китайцы. И никто не объяснял нам, как нужно дышать и стоять, а первый фильм про Шаолинь появится в «Клубе Кинопутешественников» лишь в 1988-м! И загубили детство волейболом физруки!
Володя и я, в две камеры, обходим днем залы Шаолиня – красный индикатор записи заклеен пластырем, камера невинно болтается на ремне через плечо, как будто так и надо – снимаешь, а никто и не понимает. Внутри залов довольно сумрачно, так что качество записи не всегда удовлетворительное. Зато в эксклюзиве не откажешь! Снимаем фрески, которым не менее тысячи лет – монахи тренируются во дворе, странные стойки, непохожие на современное кунфу, но приемы узнаются. Видимо, художники отнюдь не гнались за реализмом, стремясь скорее передать дух движения, а не фотографическую пластику. Большинство фресок в ужасном состоянии – поблекшие, местами стертые, местами исчерканные чьими-то варварскими надписями. Возможно, сейчас просто не знают, как их реставрировать, и ждут, пока фрески окончательно не обветшают, чтобы на их месте нарисовать свежие копии. Говорю это потому, что прочие детали убранства храма активно реставрируются – крыши, колонны, стены и многое другое.
В некоторых залах, дождавшись, пока схлынет очередная группа туристов, делаем поклоны. По сути своей, выполнение поклонов – очень интимное занятие, не терпящее спешки и показной формальности. В каждом буддийском храме есть залы с алтарем – это возвышение, на котором может стоять статуя Будды или одного из буддийских святых, зажжены свечи или хотя бы благовония. В разных местах вся эта атрибутика сильно варьируется по размерам и богатству отделки. Для поклонов перед алтарем ставится скамеечка или подушечка под колени, иногда просто рисовая подстилка. Любой желающий (совсем не обязательно буддист) может подойти, взять из пачки несколько палочек-благовоний, зажечь их и воткнуть в чашку с пеплом, где уже обычно догорает несколько таких палочек; после чего следует сложить ладони на уровне груди и поклониться алтарю (или Будде) стоя; затем делается три или более поклонов с опусканием на колени: сначала на землю ставится одна ладонь и колено, затем другие, человек сгибается и касается лбом пола, при этом обе ладони разворачиваются кверху; вставание в обратном порядке. Это самая простая разновидность поклона – например, в тибетском буддизме распространены простирания – когда с полного роста нужно постепенно простереться на земле, выпрямив руки и ноги. И есть даже особо суровые практики паломничества в святые места, когда путешествие выполняется не пешком, а именно простираниями (правда, в этом случае на колени и локти привязывают деревянные накладки)! Цель всех этих практик поклонов – выяснить, насколько сильна гордость и нетерпение человека. Гордые не кланяются, как сухие толстые деревья – и поэтому первыми гибнут под ураганным ветром!
Кроме того, в таких официальных храмах, как Шаолинь, перед алтарем часто ставят урну для подаяний – ящик с прорезью наверху, в которую кидают деньги (можно делать подаяния ценными вещами или чистой пищей – фруктами, мучными изделиями – не мясом; тогда их ставят прямо на алтарь). В Шаолине у этих ящиков передняя стенка – стеклянная, и за ней видна кучка юаней, долларов, марок или франков, чуть реже – рубли. Все средства должны идти на ремонт монастыря и обеспечение монахов.
Камера беспристрастно запечатлевает алые полотна стягов над алтарями – на них золотом вышиты буддийские девизы или короткие стихи, темно-красные стены и колонны, серые плиты каменного пола, тусклое золото статуй… Огромный трехметровый Будда слегка улыбается, равно спокойно глядя и на суетящихся туристов, и на серьезных монахов, и на наши любопытные чужеземные лица.
Недалеко от центрального входа расположен зал Цзиннало – легендарного воина, одного из духов-хранителей Шаолиня. По легенде, он был индийцем – его имя на санскрите звучит как Кинара – и некоторое время просто жил в монастыре, работая истопником на кухне. Никто не обращал на него особого внимания, пока не случилась беда: очередная шайка лесных разбойников, каких было немало в те времена в Хэнане, решила поживиться монастырскими сокровищами (ведь влиятельные люди и сам император частенько дарили монастырю ценные подарки). Очевидно, завязалась вооруженная потасовка, в которой миролюбивым монахам не светило выйти победителями. Тогда Цзиннало в гневе выхватил из очага длинную горящую палку и набросился на грабителей. Его искусство боя шестом было столь хорошо, что разбойники бежали. Якобы с тех пор в Шаолиньском кунфу развились стили работы с шестом, один из которых так и называется – «Шаохогунь» – «Шест горящей палки». Сейчас в зале стоит три статуи Цзиннало, символизирующие три его аспекта: обычный-повседневный (коричневый цзин-на-ло спокойно взирает на входящих, скрестив руки на груди – голый по пояс, босой и весьма мускулистый), божественно-медитирующий (из головы патриарха шеста устремляется к небесам некий дух, похожий на уменьшенную копию его самого) и наконец, гневный: двухметровый Цзин-на-ло с выпученными глазами и яростным оскалом угрожает зрителю толстенным шестом. Цзиннало олицетворяет боевой дух Шаолиня и уважается всеми, кто занимается традиционным кунфу.