(13) Деятельность актуариев (провиантмейстеров), к числу которых принадлежал и Аттитиан, имеет такое большое значение для войска, что тем, кто домогается чего-либо очень высокого, они могут создать большое препятствие. Это род людей — особенно в наше время — негодных, продажных, хитрых, мятежных, жадных, как бы самой природой приспособленных к совершению и сокрытию обманов; они распоряжаются продовольствием, а потому враждебны всем, кто заботится о полезном и о благополучии земледельцев; они умеют однако вовремя облагодетельствовать тех, у которых они, по их глупости и в убыток им, выманили их ценности. (14) Между тем Виктория,[210] потерявшая сына Викторина, получив за большие деньги согласие легионов, объявляет императором Тетрика, человека знатного, стоявшего во главе управления Аквитанией, сыну же его, тоже Тетрику, подносятся знаки цезарского сана.[211] (15) А в Риме Галлиен бесчестно внушал всем, не знающим о бедствиях государства, что всюду — мир, и даже часто устраивал, — как это обычно бывает, когда в управлении царит произвол, — пиры и триумфальные празднества, чтобы лучше подкрепить свое притворство. (16) Но когда опасность стала приближаться, он покинул город. (17) В самом деле, Ауреол,[212] стоявший во главе легионов в Ретии, побужденный — что и естественно — бездеятельностью столь негодного правителя, захватил власть и устремился в Рим. Галлиен разбил его в бою у моста, названного по его имени Ауреольским, и загнал его к Медиолану. (19) Он был убит своими солдатами в то время как осаждал этот город, применяя все средства и приспособления для осады, (20) ибо Ауреол, увидя, что надежды на снятие осады напрасны, коварно составил список имен командиров и военных трибунов Галлиена, будто бы присужденных им к казни, и с величайшими предосторожностями тайно сбросил этот список со стены города; он случайно был подобран лицами, в нем упомянутыми, и внушил им страх и подозрение по поводу назначенной им казни; по небрежности слуг список обошел много рук. (21) По этой причине, согласно плану Ауреола, пользовавшегося большой популярностью и почетом в войске, [Галлиен] под предлогом будто бы начавшейся вылазки неприятеля был вызван из своей палатки глубокой ночью и, — как это обычно бывает в суете и тревоге, — безо всякой охраны, и был пронзен копьем, чьим именно, осталось из-за темноты неизвестным. (22) Так это убийство и осталось безнаказанным то ли из-за того, что убийца был неизвестен, то ли из-за того, что оно было совершено на общее благо. (23) Впрочем, таков был упадок нравов, что большинство стало действовать в своих, а не в государственных интересах и больше ради власти, чем ради славы. (24) Отсюда и извращение событий и их наименований, ибо часто человек, возвысившийся путем преступления, одержавший победу оружием, — истребляя людей в ущерб общему благу, заявляет, что он устраняет тиранию. (25) Мало того, некоторые правители, управлявшие с таким произволом, что едва ли заслужили погребения, причисляются к небожителям. (26) Если бы этому не препятствовал истинный ход событий, который все же не допускает, чтобы честные люди лишены были заслуженной памяти, а негодяям доставалась вечная слава, то никто не стал бы стремиться к добродетелям, ибо это единственная и истинная награда даром предоставлялась бы отъявленным негодяям и незаконно отнималась бы у хороших людей. (27) В конце концов сенаторы, убежденные Клавдием,[213] получившим власть благодаря Галлиену, объявили последнего божественным. (28) Ибо, когда он после обильной потери крови из глубокой своей раны понял, что к нему приближается смерть, он отправил знаки своей власти Клавдию, который в звании трибуна держал вспомогательный отряд у Тицина.[214] (29) Это решение, конечно, вырвали у сената насильно, потому что, пока будут существовать города, нельзя будет скрывать преступлений Галлиена, и ему будут уподоблять и к нему приравнивать всех наихудших правителей. (30) Ведь все принцепсы, как и другие лучшие люди, заслуживают себе бессмертия и прославляются людской молвой наподобие божества только на основании своей жизни, а не согласно захваченным или даже, по мере их удач, выдуманным ими титулам. (31) А сенат, узнав о такой смерти Галлиена, решил сбросить с лестницы Гемоний всех его сподвижников и родственников, а начальник фиска,[215] как установлено, был приведен в курию и ему в наказание выкололи глаза, в то же время ворвалась толпа народа, громким воплем призывающая богиню Земли[216] и подземных богов, заклиная их предоставить Галлиену место [для] нечестивых. (32) И если бы Клавдий сейчас же после взятия им Медиолана не предписал, как бы от имени солдат, которые случайно тогда были еще живы, пощады, [сенатская] знать и народ дошли бы до крайнего ожесточения. (33) Сенаторов же, помимо общего государственного бедствия, раздражало еще и оскорбление, принесенное их сословию, (34) ибо [Галлиен] первым, опасаясь, как бы из-за его бездеятельности власть не была передана лучшим представителям знати, запретил сенаторам поступать на военную службу и даже приближаться к войску.[217] (35) Власть его продолжалась девять лет.

Глава XXXIV

Клавдий

Однако солдаты, которых почти вопреки их характеру крайне тяжелое положение заставило рассуждать правильно, увидев во всем упадок, с одушевлением стали восхвалять управление Клавдия, человека деятельного, справедливого, целиком преданного интересам государства, и превозносили его до небес (2) за то, что он после большого перерыва восстановил нравы Дециев.[218] (3) В самом деле, когда он стремился изгнать готов, приобретших за долгое время мира большую силу и ставших почти оседлыми жителями, в Сивиллиных книгах[219] вычитали, что для победы нужно принести в жертву первейшего в сенаторском сословии. (4) И хотя человек, признанный таковым, предложил самого себя, [Клавдий] заявил, что та жертва больше подобает ему, ибо он, действительно, — первое лицо в сенате и во всем государстве. (5) Итак, после того как император пожертвовал своей жизнью для республики, варвары были разбиты и отогнаны безо всяких потерь для римского войска.[220] (6) Настолько дороги добрым гражданам общее благо всех и добрая память о них самих, что они действуют не только ради славы, но имеют в виду в какой-то мере и счастье потомства. (7) Если бы действительно Констанций и Константин и наши императоры[221] […] по внешнему виду особенно приятна солдатам из-за надежд на награды или на разгул. (8) Поэтому и победа эта оказалась трудной и дорого стоящей, поскольку, как это свойственно покоренным, стремясь к безнаказанности за свои преступления, они отстаивают больше утраченную власть, чем полезные учреждения.