– Договорились, но не совсем, — возразил Игорь. — Давайте связь держать. Все, что вы там, в Москве, выясните, сообщите нам. А мы в этом плане пока тут поработаем. Идёт?

– Можно, — кивнул седой головой Мацулевич, — даже резонно, я бы сказал. — И испытующе посмотрел на Откаленко. — Выходит, я — вам, а вы, значит, — мне, так, что ли?

Игорь в ответ усмехнулся.

– Конечно. Секретов делать не будем. И ещё. В случае чего свяжитесь с подполковником Коршуновым в Москве. Он нас сюда направил и полностью в курсе дела. Вот его телефон. Запишите.

– Первый раз с милицией соглашение заключаю, — рассмеялся Мацулевич, доставая записную книжку. — Любопытно даже… Ну ладно, милые мои, — он с усилием поднялся и застегнул пиджак на громадном животе. — Пойду. Ещё о билете хлопотать надо.

– Это мы вам поможем, — сказал Томилин. — Билет будет. И на аэродром подбросим.

– Вот и первые плоды соглашения, — улыбнулся Игорь.

Расстались они дружески.

Когда Мацулевич ушёл, Игорь нетерпеливо спросил:

– Ну, Николай, есть что-нибудь новое о Булавкине?

И без того сумрачное лицо Томилина ещё больше нахмурилось.

– Есть, — мрачно произнёс он. — Звонил Ревенко. Криком кричит. Этот парень, оказывается, ещё и заводскую машину угнал неизвестно куда, «газик» их. Волов уже там, на заводе.

Игорь даже присвистнул от удивления и досады. Голубые глаза его потемнели, тяжёлый, квадратный подбородок выдвинулся вперёд, придавая лицу упрямую и жёсткую решимость.

– Та-ак… И никто, значит, его не видел вчера на машине, ни одна душа?

– Выясняем, — вздохнул Томилин и, покачав головой, добавил: — Машина — это дело второе, помяни моё слово. Что-то парень неладное сотворил.

– Или с ним сотворили.

В это время дверь кабинета распахнулась, и появился раскрасневшийся, потный Виталий с пиджаком через плечо.

– Заседаем, мудрецы? — отдуваясь, спросил он. — Напиться у вас есть? Африка тут прямо. Термометр у горсовета сорок показывает на солнце, — и решительно добавил: — Постучат, надену.

Он запер дверь на ключ и стянул мокрую рубашку.

– Что нового? — сухо спросил Откаленко, явно отметая пустой разговор о погоде.

– Нового вагон.

Виталий налил из графина тёплую воду и в два глотка осушил стакан, потом сразу же налил ещё. Лицо и грудь его заблестели от выступившего пота.

Отдышавшись, Виталий приступил к рассказу. Одновременно он аккуратно повесил на спинку стула брошенный было пиджак, затем достал из кармана галстук и, разгладив его на колене, накинул поверх пиджака, потом так же бережно разложил рубашку, после чего развалился на соседнем стуле, вытянув ноги, и, не прерывая рассказа, принялся набивать трубку.

Игорь и Томилин напряжённо слушали.

– Где письмо? — деловито спросил наконец Игорь.

– У меня, конечно.

Виталий достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок.

Игорь прочёл и молча передал письмо Томилину, затем, что-то обдумывая про себя, закурил, громко щёлкнув крышечкой зажигалки, и раскрыл лежавшую на столе папку. Оттуда он вынул небольшой клочок бумаги, внимательно разглядел его и сунул обратно.

Тем временем Томилин прочёл письмо и, возвращая его Виталию, спросил:

– Что же ты про это думаешь?

Тот сделал выразительный жест рукой.

– Угроза убийства. Не видишь?

В тоне Виталия чувствовалось скрытое раздражение. Он как будто и сам был не рад своему открытию.

– Я все-таки предлагаю, — недовольно произнёс Виталий, — возобновить официальное следствие по делу.

– Снова поверил в убийство? — испытующе поглядел на него Томилин, и на длинном, пасмурном лице его мелькнула усмешка. — А у нас тут до тебя Мацулевич был. Слыхал про такого?

– Ну да? — насторожился Виталий. — И что говорил?

– Говорил, что не верит в акт ревизии. В Москву летит хлопотать. И ещё, что Лучинин вполне мог из-за этого с собой покончить. Он его, оказывается, хорошо знал.

– Но он не знал про письмо! — досадливо воскликнул Виталий. — И мы не знали. У вас, кстати, есть опытные патологоанатомы?

– Опытные и давали заключение.

– Самые опытные?

– Ну, самый опытный — это профессор Очаков Иван Фёдорович, из медицинского института. Но он в отпуске, на море отдыхает, в Прибалтике, кажется.

– Вот бы его и вызвали.

– Скажешь, — усмехнулся Томилин. — Ему, брат, семьдесят три года. Кто его будет вызывать?

Предложение возобновить официальное следствие по делу Лучинина возникло у Виталия, когда он шёл в горотдел. Мысль эта вначале была предположительная, в форме «а что, если?..», «хорошо бы…». Но в ходе спора с Томилиным, как часто бывает с горячими, увлекающимися людьми, Виталий все больше утверждался в своей мысли, и сейчас ему уже казалось, что это самая необходимая и безотлагательная мера.

– Следователь прокуратуры такого постановления не вынесет, — покачал головой Томилин. — Я-то его знаю.

– Ну, это мы ещё посмотрим, — упорствовал Виталий. — Вы считаете дело законченным. Но разве тебе самому сейчас не стало ясно, что все надо проверить? Все!

– Мне другое неясно.

– А тут, значит, все ясно?

– А тут ясно, — угрюмо отрезал Томилин.

– Так. Хорошо, — процедил Виталий, снова закуривая погасшую трубку. — Ну, а что тебе неясно?

– Мне неясно, что случилось с Булавкиным. Почему он скрылся и ещё машину угнал.

– Машину? — недоверчиво переспросил Виталий. — Между прочим, мне Лучинина про него сказала так: «Гадкий человек, неискренний».

– Булавкин? — неожиданно произнёс Откаленко, словно очнувшись от раздумий, и в голосе его прозвучала какая-то странная нота, заставившая Виталия насторожиться. — Да, этот узелок затягивается все туже.

– И он прямо связан с делом Лучинина. С нераскрытым делом! — все ещё не остыв от спора, воскликнул Виталий.

Откаленко загадочно усмехнулся.

– Пока что я предлагаю провести одну экспертизу.

– Какую ещё? — раздражённо спросил Виталий.

– Почерковедческую.

– Это зачем?

– А вот зачем, — Игорь протянул руку. — Дай-ка то письмо.

Он взял у Виталия письмо, потом достал из папки клочок бумаги, который только что рассматривал, и, подойдя к столу, положил его рядом с письмом, бережно разгладив по углам.