да будут друзья приходя приносить вино

да будет тобою построенный дом

навеки пропитан геранью и коркой лимона

да будет твоя земляная стена

не сразу равзеяна ветром

да будет вода в кувшине еще светлей

да будут звезды горы и тишина

оберегать тебя и твою семью

нынче и завтра и каждое утро и вечер

и каждую ночь во все твои долгие дни

* "Дядя Мартин", он же "дядя Дао", философ (даосист!), которого

Брейтенбах навестил в январе 1973 года в его доме в горах

Каугаберге. Нигде в книге Брейтенбах не произносит его полного

имени.

x x x

Мне больше не нужно вспоминать вас по именам,

ни к чему подтверждение факта вашего бытия:

дедушка Ян, бабушка Анни, дедушка Хендрик, бабушка Рахель,

и дальше

седые ветви родословного древа.

Ныне земле в единую корку

впечатала их,

и тех, кто был до них,

о святые

черные, желтые

хозяева Африки.

Просит воды страна и обретает кровь

страна, в которой сокрыт огонь.

Что же в остатке?

Почерк неловкий,

рассказ о былых величьях,

вдыхание жизни в седые руины,

и в отпечатке стопы

видение гордого танца

воинов прежних

у костра, где счастье - ветер и звезды,

неожиданно инстинктивно

восстающее в памяти!

Черными и голубыми глазами

прошлое смотрит, видит вдаль, в глубину,

грезит, запоминает

и вновь исчезает,

захлестнуто валом злобы, и страха, и боли.

Эта страна мемуаров,

эта страна безо всякой истории,

эта страна мертвецов,

моя страна, твоя страна, наша страна.

Эта страна просит воды и обретает кровь,

эта страна, в которой сокрыт огонь.

ПЕРВАЯ МОЛИТВА ГОТТЕНТОТСКОМУ БОГУ

Они говорят, о творец, старики говорят,

что ты основал небесные земли и поля и все то, что

вращается, и растет, и страждет, и умирает, и

во тьме прорастил страусовое перо, и

виждь! там от него родилась луна!

о древнейший из древних, воспламененный любовью,

пожирающей возлюбленных, отчего же

ты не сохранил их потомков и дал им

кануть во мраке? Отчего ты покинул то, что из праха

воззвал?

Там, в небесах, огоньки и луна холодная,

словно башмак, дым черной жалобы смешан

с тьмой, его не увидишь

потому что ты сотворил нас черными,

словно пыль в чужих землях.

Так услышь наш дым и нашу пыль

и покарай тех,

кто унизил до рабства

сотворенных тобою людей!

(ОНРУС)

намертво знаю что будет так:

я умру и в райских одеждах

спущусь

провести выходные

здесь

где солнце сплетает ковер из лучей

надо всем

я пойду по этой тропе

к излучине где молочайники

и акации тянутся ввысь

в живучее небо

вверху гора позади море

там видны за деревьями

я буду жить в подлеске там же где кошки

буду проходить сквозь стены

сквозь время свернувшееся в материю

текучее и распадающееся чтобы жизнь оказалась в остатке

и когда вы придете сюда отдохнуть

я без спросу пристроюсь к вашей компании

буду глядеть вам в рот и ловить слова

и ночью на кухне искать остатки печенья

(да простят меня мыши)

я не хочу вам мешать

однако вы будете знать что я где-то рядом

потому что

днем я займусь окраской моря в зелень и в синь

ночью займусь зажиганием звезд

взгляну на звезду и готово

* (буквально "Непокой") - приморский городок к юго-востоку от

Капстада, где в январе 1973 года Брейтенбах виделся с крупнейшими

южноафриканскими писателями - Эйсом Криге, Яном Раби, Джеком Коупом.

x x x

Снова накатывают валы

белопенные

и голубые

накатывают из океанской лазури,

чтобы разбиться о здешние скалы под визгливые крики чаек,

тогда из моря выходит смерть.

О Капстад,

о Капстад, куда уплываешь ты?

Возле Си-пойнта сидят на пляже морщинистые старики

и спорят о том, чья болезнь хуже,

и о том, сколько градусов нынче в Нью-Йорке,

сидят и спорят со смертью

и порою видят еще вдалеке корабль

по дороге из Лемурии в Атлантиду.

Они еще больше ссохлись, они темнокожи совсем,

оттого что давно сидят здесь и ждут:

старики, греющиеся на солнце.

В Париже снег вяжет седые свитера для домов и церквей,

в Париже ветшает изнанка города,

исчезающий свет лежит на улицах,

и старички, закутавшись в серые тела, ловят солнце в вине

по дороге - от виноградной крови к сиянию болтовни.

О Капстад,

о гнездо солнца,

я должен лечь и молиться голубизне

твоего страшного неба.

Благослови, Отец,

нашу еду и питье,

Аминь!

И подавляя зевок:

А-аминь!

Не забудь меня, возьми меня к себе, о КАПСТАД!

И тогда из моря выходит смерть,

чтобы разбиться о скалы, где чайки кричат.

Накатывает из океанской лазури, пылая белой пеной,

накатывает,

накатывала,

будет накатывать,

накатывает,

как во все времена...

ВЬЕТНАМ, И СМЕРТЬ ПО ИМЕНИ АМЕРИКА

когда бы я был велик

кричал бы я небесными птицами

и всеми зверьками полей

просыпающимися к ночи

о вашем бестрепетном сопротивлении

о его героях

пусть птицы и звери

ослеплены и отравлены

но Вьетнам будет жить

и народы поддержат вас!

когда бы Африка принадлежала мне

я подарил бы ее вам в утешение

ее изобилие отдохновенные плоды земли

чтобы вам никогда не пришлось

искать пристанища

не пришлось дрожать

но и без того Африка подняла ослепительный щит

для защиты от металлически-белых крыльев смерти

вы показали нам: человек может выстоять и один

с одним только сердцем с одними легкими

с одними глазами - он может дать отпор

и народы поддержат вас

о мужественный Вьетнам

где найдутся слова

чтобы постичь твои раны

и передать бесстрашие?

но знай:

солнце каждого дня - колокол что звонит

по ребенку

испепеленному напалмом

и луна каждой ночи - сияние вечной памяти

с нетленной истлевшей возлюбленной

и огненной боли превозмогшей себя

а мы - мы можем только предполагать о том

что должны чувствовать вы

но благодаря вам мы крепче на излом

достойней будущего земли

будущего босоногих ребятишек

там где сейчас проливается ваша кровь

вырастает дерево свободы

его рдеющие плоды

для каждого из нас

вы искупаете собственной жизнью

наши жизни

потому что вы бьетесь там где смерть

падает с неба

чтобы открыть гробницы

и сделать черной траву

вы - сердце человечества:

Вьетнам, о Вьетнам...

Вьетнам, о Вьетнам...

x x x

Я хочу умереть и уйти к отцу

ногами вперед в Веллингтон.

ослепительный в свете воспоминаний

о мрачных и темных комнатах

о звездах сидящих на крыше подобно чайкам

и ангелах копающих червей в саду,

я хочу умереть и взять совсем немного вещей

в дорогу

через холмы Веллингтона

сквозь деревья и сумерки

к моему отцу

солнце будет биться о землю

ветхие петли будут скрипеть под волнами ветра

мы будем слышать жильцов

топающих над нами

и стук шашек на заднем крыльце

- ну и плут мой старик

и перед сном

новости по радио

братья мои друзья до гроба

не надо дрейфить: жизнь еще держится

словно плоть на наших костях

но смерть беспардонна

мы приходим и уходим

подобно воде из крана

подобно вдоху и выдоху

подобно тому как приходят и уходят: