Среди празднеств, организованных в его честь, надо отметить концерт в знаменитом оперном Театре Скала, имевший галантные последствия.
Услышав замечательный голос певицы Грассини, Бонапарт мгновенно влюбился в нее, совершенно забыв, что два года назад, когда она выказывала ему знаки расположения, он ею пренебрег. Когда после концерта Бонапарт, еще более мраморно-бледный, чем всегда, подошел к певице и попросил представить его, она напомнила ему, что их знакомство состоялось, когда он был в Италии первый раз, еще юный и малоизвестный.
— Я была тогда в расцвете красоты и таланта, я пела в «Девах солнца». Я притягивала все взгляды, зажигала все сердца. Только молодой французский генерал остался холоден ко мне, а именно к нему я была неравнодушна. Как это странно! Когда я чего-то стоила, когда вся Италия была у моих ног, я отдала бы все за один Ваш взгляд, а Вы не обращали на меня внимания. А сегодня Вы домогаетесь меня, хотя я уже немного стою… О! теперь слишком поздно…
Чтобы доказать ей, что еще не поздно и что она «еще многого стоит», Бонапарт немедленно увез ее к себе, ужинал с нею, а потом, не в состоянии более сдерживать свои чувства, увлек ее к кровати, и она отдалась ему с громким, но мелодичным воплем.
Когда Бурьен наутро пришел к Бонапарту сообщить ему о сдаче Генуи, любовники еще нежились в постели.
13 июня Бонапарт покинул Джузеппину, чтобы сразиться с австрийцами при Маренго, немедленно одержал победу и быстро вернулся в Милан к постельным утехам.
«Самые страстные любовники, — пишет доктор Симон Вальтер в своем ученом исследовании „Секс и его окрестности“, — ощущают необходимость в передышке, временном отвлечении, когда восстанавливается сила человека, создается некий тонус, придающий нежной ветке твердость и шипы для защиты».
Подчиненные тем же закономерностям человеческой природы, что и все люди, Бонапарт и Грассини заполняли свои «антракты» общением с артистическими кругами Милана. Они принимали у себя композиторов, артистов, музыкантов, дирижеров. Однажды они пригласили певца Маркези, чей голос, как писал Арагини,. «пробуждал эхо в самых глубинах женского естества прекрасных слушательниц». Как все актеры, он любил бьющий в глаза шик, и скромная форма Бонапарта вызвала у него презрение. Поэтому, когда Первый Консул попросил его исполнить арию («аир»), он скривил лицо и ответил:
— Синьор Зенераль, если вы хотите хороший воздух (тоже слово «air»), прогуляйтесь-ка в сад.
Бонапарт не любил таких шуток. Маркези тут же был арестован и отсидел а тюрьме шесть месяцев.
На другом вечере Бонапарт познакомился с Кристалини, певцом, в голосе которого действительно пели звенел хрусталь. Певец имел тот же физический дефект, что и живший пятьсот лет назад Абеляр.
После концерта будущий император, который ценил высокие достоинства в любой форме выражения, возымел оригинальную идею — наградить кастрата почетным крестом храбрейших, воинской наградой, не очень подходящей в данном случае.
Победа при Маренго вызвала во Франции небывалый взрыв энтузиазма; три дня подряд танцевали на улицах, пускали фейерверки. Бонапарт начинал принимать в глазах французов облик сверхчеловека. До такой степени, что один изобретатель, которому была присуждена медаль на выставке, заявил в Тюильри:
«Я был бы доволен, если бы Первый Консул не давал мне этой медали, а сделал моей жене ребенка».
Этот поступок всех скандализировал: дискутировали о том, может ли быть почетный знак, присуждаемый за мужество, вручен человеку, лишенному главного атрибута мужественности.
Вмешалась Грассини:
— Бонапарт правильно поступил, присвоив ему этот крест. Он ценит этого человека…
— Но за что?..
— Э-э… Не иначе, как за его рану.,
Все расхохотались, а Бонапарт «понял, — сообщил нам потом Жюльен Бриссон, — что его любовница, как многие артистки, не выносит людей, лишенных чувства юмора…»
Бонапарт так гордился тем, что соблазнил «красивейшую певицу Европы», что решил привезти ее во Францию, выставить напоказ и тем стяжать новую славу.
25 июня в четвертом бюллетене Армии это сообщение преподнесли французам, которые не могли взять в толк, о чем идет речь — о военном трофее или капризе влюбленного. Однако парижане насторожились..
3 июля Грассини прибыла в Париж в большой карете-берлине, запряженной восемью лошадьми, выйдя из которой, она приветствовала толпу поистине королевским жестом. Влюбленный Бонапарт снял для нее особняк на улице Комартен, 762.
С тех пор Бонапарт крался сюда каждую ночь, инкогнито, завернутый в широкий плащ, а парижане, поглядывая на эти ночные рандеву в щелки оконных ставен, приходили к выводу, что нравы при новом и старом режимах довольно схожи, и некоторые старики, современники Людовика XV, живо вспоминали годы своей молодости.
14 июля 1800 года новая примадонна, по распоряжению Бонапарта, пела в церкви Инвалидов, превратившейся в храм Марса. Мелкий люд валил толпой насладиться голосом и полюбоваться лицом и роскошными формами «наложницы нового хозяина». Церемония имела успех, — как бы это сказать? — эротико-политического оттенка. Грассини называли «поющим ручьем», «Венерой демократии», «воплощением Французской Революции в вокальном выражении».
Довольно забавная роль для итальянки.
Она стала идолом столицы, получала от Бонапарта кругленькую сумму ежемесячного содержания — двадцать тысяч франков (шесть миллионов наших прежних "франков) в месяц, часто бывала у месье Талейрана и была принята даже у Пьера-Жана Гара в салоне с самым узким кругом посетителей — этот певец-педераст был так знаменит, что парижане копировали не только его манеры, но даже его нервный тик…
Вскоре она обзавелась любовником — известным скрипачом и принимала у себя поочередно его и Первого Консула. Сравнивая двух любовников, она начала остывать к Бонапарту, его «любовь украдкой» и нередко наспех не всегда удовлетворяла эту даму.
Бонапарт узнал о сопернике случайно. Однажды он упрекал Фуше за то, что тот не всегда находится в курсе событий. Начальник тайной полиции возразил:
— "Может быть, о чем-то я и не знаю, но что знаю, то знаю. Вот, например, знаю, что некто, невысокий мужчина изящного сложения, закутанный в серый плащ, часто выходит по ночам из Тюильри через потайную дверь в сопровождении лакея. Он садится в маленькую каретку и едет к синьоре Грассини. Закончив с делами, для которых он ее посещает, он возвращается в Тюильри.
А после этого туда же является крупный высокий мужчина и занимает его место в постели певицы. Невысокий мужчина — это Вы, а тот, что приходит вслед за Вами, — скрипач Род, с которым синьора Вас обманывает".
Разоблачение было неожиданностью для Первого Консула. Бонапарт промолчал, повернулся к Фушеспиной и начал насвистывать итальянскую песенку.
Через неделю Грассини в сопровождении своего скрипача покинула Париж.
БЫЛА ЛИ МАДАМ ЖЮНО ЛЮБОВНИЦЕЙ БОНАПАРТА?
«Есть вопросы, на которые ответ вовсе и не нужен, — настолько он очевиден».
Летом 1801 года Жозефина, все еще надеявшаяся забеременеть, снова поехала на курорт Пломбьер, воды которого, как я уже говорил, исцеляли от бесплодия…
В ее отсутствие Бонапарт расположился в Мальмезоне с Гортензией и несколькими красивыми дамами. Среди них была Лаура Пермон, будущая герцогиня д'Абрантес, которая в двадцать лет вышла замуж за Жюно.
Первый Консул был весел, как никогда. Он смеялся, играл в карты и бегал по лужайкам взапуски с гостьями. Играл он с ними в обгонялки и на другой манер. Мадам Жюно, будущая герцогиня д'Абрантес, рассказывает в своих мемуарах весьма занятную историю. Послушаем ее:
"Однажды утром я крепко спала. Вдруг я была разбужена громким стуком в дверь и неожиданно увидела у своей постели Первого Консула. Я решила, что это мне снится и потерла глаза. Он захохотал: