На погрузочной пристани остался стоять человек, печально наблюдавший, как трехмачтовик увозит молодого генерала и его жену на Антильские острова.

Этим человеком был Фрерон, первый официальный любовник Полины. Желая избавиться и от него, Бонапарт назначил молодого офицера супрефектом Кайеса, маленького городка на Сан-Доминго.

— Они все окажутся на одном корабле, — лукаво заметил Первый Консул, — и их путешествие будет весьма забавным.

Однако Фрерон по-прежнему любил Полину, и у него не хватило мужества подняться на борт «Океана». Он спрятался в трактире и нарочно опоздал к отплытию. Несколько дней спустя он сел на «Зеле» — этот корабль был совсем не таким комфортабельным, как «Океан», но зато, по словам Альфонса Низара, «на нем Фрерон мог думать о своей любви и не страдать, видя, как другой мужчина кладет руку туда, куда он сам мечтал бы ее положить…».

Но бедняга напрасно терзал сердце и ум, рисуя в своем воображении похотливые картинки. Полине было не до развлечений на корабле: она так страдала от морской болезни, что вынуждена была целыми днями лежать на койке, окруженная тазиками. Иногда поэты Эсменар и Норвен, путешествовавшие на «Океане», читали ей свои стихи, сравнивая Полину с «греческой Галатеей и морской Венерой»; однако их высокопарная поэзия лишь усугубляла и без того плачевное состояние молодой женщины.

Плавание продолжалось пятьдесят два дня. Только 5 февраля 1802 года «Океан» бросил якорь в Порт-Марго.

Генерал Леклерк немедленно отправился с небольшим отрядом гусаров в Кап де ла Репюблик (тогдашнюю столицу Сан-Доминго), находившуюся в руках мятежников.

Несколько часов спустя город был взят. Отступая, негры подожгли его, и Леклерку с трудом удалось найти не пострадавший от пожара дом. В конце концов он просто реквизировал большое поместье, раскинувшееся на ближайшем холме, и Полина смогла туда переехать.

Совершенно разбитая, не оправившаяся от тяжелого путешествия, Полина немедленно легла в постель и написала Бонапарту длинное письмо, стараясь объяснить, как она несчастна.

Первый Консул ответил сестре 16 марта:

«Я получил ваше письмо, малышка Полетта. Прошу вас, вспомните, что усталость, трудности и заботы ничто, если делишь их с мужем и знаешь, что полезен Родине. Сделайте так, чтобы все полюбили вас за предупредительность, радушие, строгое и последовательное поведение. С капитаном „Сирены“ мы посылаем вам самые модные туалеты. Я очень люблю вас. Пусть вокруг вас все будут довольны и счастливы, а сами всегда будьте достойны вашего высокого положения.

Бонапарт».

Полина быстро забыла благоразумные советы брата, в памяти ее задержались всего две фразы: «Заставьте любить себя» и «Сделайте так, чтобы все вокруг вас всегда были довольны»…

Не жалея сил, она действительно делала все, чтобы офицеры, младшие офицеры и даже некоторые рядовые из ее окружения чувствовали себя счастливыми в этой жизни. Как только она замечала, что кто-то из французов грустит, немедленно тащила его в свой будуар, раздевала, сбрасывала с себя одежду и пыталась «вернуть улыбку на лицо гостя»…

За это время Леклерк одержал несколько довольно легких побед. 5 марта он разбил Туссена Лувертюра у Крет-а-Пьеро и освободил 3000 пленников — белых женщин и мулаток, — которых негры собирались использовать для «отдыха воинов»…

Мятежный генерал, использовав классическую хитрость, сделал вид, что подчиняется власти.

Генерал Леклерк с триумфом вернулся в столицу.

Послушаем участника тех событий:

«Нас встречали как победителей, выигравших двадцать сражений. Госпожа Леклерк пришла встречать нас. Своего мужа она называла: „Мой милый мальчик“. Он действительно напоминал пупсика — едва наметившиеся усики, смазливое лицо, белокурые волосы, невысокий рост».

«Милый мальчик», поверивший слову Туссена Лувертюра, решил, что кампания окончена. И в прекрасном порыве гуманности амнистировал всех мятежников. Успех превзошел самые смелые надежды черного вождя. Однако чтобы окончательно усыпить бдительносгь французов, он еще какое-то время вел себя совершенно безупречно, демонстративно праздновал примирение и славословил величие Бонапарта…

Полина была в восторге от того, как развивались события, и продолжала щедро распространять на окружающих «радость и довольство», демонстрируя при этом темперамент, который удивлял даже самых искушенных. Вот что писал о ней в своих «Мемуарах» канцлер Паскье: «Даже солнце тропиков изумлялось ее пылу и жажде наслаждений!..»

Очень скоро у ненасытной молодой женщины появились и другие желания. Ее воображение так смущали рассказы некоторых дам из ее окружения о «гигантских» размерах «некоторых чернокожих», что Полина решила, по меткому выражению Барраса, «провести опыт сравнения». Сделать это было нетрудно: привлеченные красотой Полины, негры с утра до вечера толпились вокруг ее дома.

Полина начала с праздника с эротическими танцами. Этот спектакль совершенно шокировал добрейшего Норвена: «Мы были по-настоящему смущены, — пишет он, — беспокоясь в первую очередь за нашу очаровательную генеральшу. Она же, желая доказать, что вовсе не презирает негров за их примитивные утехи, села на широкое сиденье, сооруженное из банановых листьев и помещенное матросами под арку из ветвей миндального дерева и олеандра. В конце концов мы вернулись в штаб, задыхаясь, если можно так сказать, от отвратительной картины, которая и сегодня преследует меня. Негры же, как неутомимые жрецы богини Кибелы, до утра предавались своей омерзительной оргии…»

Полина не разделяла отвращения Норвена. Совершенно очарованная увиденным, она жаждала поскорее «испытать» одного из темнокожих гигантов, которым восхищалась, наблюдая его в действии…

Большинство современных авторов утверждают с забавной серьезностью, что, хотя Полина и была очень возбуждена опьяняющим воздухом Сан-Доминго, она никогда не пускала в свою постель чернокожих. «Она довольствовалась, — пишет один из историков, — созерцанием их наготы, как любуются произведениями искусства».

Такое сугубо эстетическое отношение кажется нам весьма странным: ведь эта женщина, как писал остроумный мемуарист, была озабочена лишь одним — как бы «потешить свой трефовый туз»…

Кроме того, свидетельства современников опровергают подобное утверждение.

Баррас прямо говорит об «эротических излишествах и распутстве Полины не только в Европе, но и на Сан-Доминго, и не только с белыми офицерами, но и с неграми, которых она хотела сравнить с французами». Более хитрый и лицемерный Фуше пишет:

«Во власти тропического климата она погрузилась в самые разнообразные удовольствия». В «Скандальной хронике Империи» он добавляет: «У Полины Бонапарт на Сан-Доминго было много любовников. Она не только „утешала“ тосковавших вдали от родины французов, но и, как истинная гурманка, „отпробовала“ негров острова. Некоторые из них похвалялись выпавшим им счастьем — именно таким образом „подвиги“ генеральши Леклерк и стали известны обществу».

Так что мы считаем вполне доказанным, что у Полины были на Сан-Доминго цветные любовники, хотя современные исследователи с непонятной стыдливостью отрицают сей факт.

Леклерк довольно скоро узнал о беспутстве своей жены. Удрученный генерал искал способ наказать Полину, не вызвав скандала. Неосторожность некоторых француженок подала, ему счастливую идею: однажды солдаты обнаружили в вещах Тусена Лувертюра множество любовно-эротических писем, написанных мятежному вождю белыми женщинами…

Лйклерк немедленно издал указ и приказал расклеить его по всему острову: «Белые женщины, замеченные в связи с неграми, будут немедленно высланы во Францию, какое бы высокое положение они ни занимали».

Таким образом Полина была косвенно предупреждена об опасности. Закон отныне обязывал ее предаваться лишь «правильным» удовольствиям, и она немедленно отдалась генералу Умберу, «обладателю прекрасных усов, которыми он умел пользоваться»…

Но Леклерк недолго вкушал горькое удовольствие от еще одной пары рогов.