Поначалу мадам дю Кайла наносила королю визиты по понедельникам, затем стала посещать его трижды в неделю. «И никто тогда не смел, — пишет Жильбер Стенжер, — беспокоить короля в его кабинете, включай министров, предупрежденных о том, что нарушить наложенный запрет они могут только в случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств».
Во время этих свиданий с глазу на глаз, длившихся многие часы, Людовик XVIII усаживал мадам дю Кайла у своих ног и, поглаживая ее затылок, вел игривые разговоры.
Молодая женщина в конце концов смирилась с тем, что ей рано или поздно придется стать новой маркизой де Помпадур, и выслушивала самые нескромные шутки короля с невиннейшей улыбкой.
Вскоре, однако, король перестал довольствоваться чтением мадригалов и засовыванием двух пальцев за вырез корсажа Зоэ. Обуреваемый страстью, он захотел большего. Это желание явилось причиной забавного, но неприятного для действующих лиц происшествия.
«Однажды, — пишет маршал де Кастеллан, — Людовик XVIII, побуждаемый не знаю уж каким желанием или потребностью, сделал неловкое движение, вследствие которого оказался на полу. Мадам дю Кайла хотела помочь королю подняться, но его величество упал вторично, придавив всем телом руку мадам дю Кайла, и та стала испускать душераздирающие крики. Его величество тоже громко кричал, но никто из лакеев, свято исполнявших полученный приказ, в кабинет не вошел.
— Дураков нет, — перешептывались лакеи. — Это просто хитрость короля: он испытывает нас; но мы докажем его величеству, что умеем в точности исполнять его приказы!
В конце концов, приложив неимоверные усилия, мадам дю Кайла удалось с помощью короля высвободить руку, и она позвонила. Лакеи вошли в кабинет, и лежавший на полу король осыпал их градом оскорблений, после чего они водворили его в кресло.
Это несчастливое падение заставило всех во дворце смеяться до слез, но не затушило пламенной страсти короля. Напротив! Как влюбленный двадцатилетний юноша, Людовик XVIII дважды в день писал Зоэ записки, проезжал в карете мимо ее дома и приказывал подкатить свое кресло к окну, когда она от него уходила, чтобы видеть, как она садится в карету…
Мадам дю Кайла, которую куртизаны фамильярно называли между собой «Мадам Дюк…», стала приобретать все повадки фаворитки. По правде сказать, король делал все, чтобы вскружить ей голову. В дни ее посещений король давал своим гвардейцам в качестве пароля слово «Зоэ», или «Виктория» (второе имя молодой женщины), что офицерам казалось особенно забавным тогда, когда на дежурство заступал генерал Талон, брат мадам дю Кайла…
И, конечно же, Людовик XVIII засыпал ее подарками. Каждый раз, уходя от него, Зоэ уносила в своей маленькой зеленой сумочке тридцать тысяч франков, а однажды вечером, когда она должна была отправиться на бал, король под предлогом, что хочет полюбоваться прической, погрузив руку в ее волосы, оставил там восхитительную бриллиантовую заколку…
Ставшая почти официальной интимность в отношениях монарха и мадам дю Кайла послужила причиной забавного недоразумения.
Однажды в среду утром, когда канцлер Дамбре постучал в двери кабинета короля, тот воскликнул;
— Входите же, Зоэ!..
Увидев в дверях своего советника, король лишь улыбнулся, но с этого дня друзья канцлера Дамбре называли его не иначе, как Робинзоном Крузо, «потому что в среду он был « сги Zoe.
Каковы же были истинные взаимоотношения короля и фаворитки?
Похоже, что они не переходили границ того, что Андре Жид называл «бесплотными иллюзиями».
«Действительно, — пишет с присущей ему вычурностью г-н де Воксбель, — уже с давних пор Людовик XVIII был не способен совершать рыцарские подвиги мужественности в тех сладостных боях, что так любят дамы».
Впрочем, протокол вскрытия, которое будет произведено в 1824 году, подтвердит это. Но если мужские способности короля были почти равны нулю, то распутные мысли, напротив, все время занимали его ум. Бедняга король проводил долгие часы, мечтая об обнаженных красавицах.
Его воображение, натренированное долгой практикой и питаемое чтением гривуазных книг, вскоре позволило ему превращать в источник наслаждения самые незначительные прикосновения. Ему достаточно было взять в руки упругие, прекрасной формы груди мадам дю Кайла, чтобы тотчас же испытать необыкновенной силы содрогание. И, как пишет все тот же г-н де Воксбель, «счастье еще, что в подобные моменты король не бывал увенчан короной, поскольку сотрясение его тела достигало такой силы, что символ королевского величия рисковал упасть на паркет, будто сорванный порывом циклона…».
Среди множества любимых привычек Людовика XVIII была одна, которая доставляла ему — хотя и неясно, впрочем, каким образом — сильнейшее наслаждение. Король брал из своей табакерки щепотку табаку и помещал затем табак между грудей своей фаворитки «так, как если бы он клал его в сердцевину бутона розы», уточняет г-н де Витроль.
После чего король просовывал свой большой, типично бурбонский нос в это восхитительное место, вдыхал свою понюшку и сразу приходил в веселое настроение…
Иногда, движимый, подобно всем сладострастникам, склонностью к утонченному разнообразию, он усложнял свою задачу, прося мадам дю Кайла устроиться на его коленях в положении ребенка, которого собираются отшлепать. Затем король задирал ей юбки, сыпал табак на те ее прелести, что пониже спины, и нюхал его с очаровательных округлостей Зоэ…
Подобные живописные сценки разыгрывались, естественно, в обстановке полнейшей интимности, однако замочные скважины всегда были любимым источником информации для слуг, и все лакеи Тюильри вскоре узнали, откуда и каким образом Людовик XVIII нюхает свой табак.
Слуги разболтали эту историю, и она обошла все салоны Сен-Жерменского предместья, где некий острослов как-то вечером закрыл тему, сказав: решительно, мадам дю Кайла — женщина, которую весьма хорошо «принимают» при дворе.
Покорность, проявляемая Зоэ во время свиданий с королем, разумеется, щедро вознаграждалась.
После каждой встречи с мадам дю Кайла Людовик XVIII изощрялся в изобретении способов преподнести молодой женщине подарок. Ценность подарков, впрочем, менялась в зависимости от степени наслаждения, которое испытал венценосец. И когда мадам дю Кайла покидала дворец с новой бриллиантовой брошью на плече, куртизаны были счастливы от мысли, что король Франции сегодня «дрожал, подобно струнам арфы»…
Как-то вечером, когда испытанное Людовиком XVIII чувство далеко превзошло обычное наслаждение, толстяк король, еще не отдышавшись, усадил Зоэ к себе на колени и спросил:
— Дитя мое, читаете ли вы Библию?
Мадам дю Кайла, испугавшись, что зашла в своих стараниях развлечь монарха несколько далее, чем следовало, приняла виноватый вид и, надеясь оправдаться, ответила, что в ее библиотеке нет этой священной книги.
— Скоро она у вас будет! — объявил ей король.
Впоследствии, как это было и с маркизой де Помпадур, которую непочтительно называли «ножны короля», мадам дю Кайла получила прозвище «табакерка короля». Г-н де Кастеллан пишет, что однажды, когда фаворитка проходила через зал, где находились королевские гвардейцы, бывшие в тот день в карауле, те принялись усиленно чихать, чем мадам дю Кайла была оскорблена и даже пожаловалась Людовику XVIII.
Несколько дней спустя Зоэ действительно получила восхитительное издание Библии в великолепном переплете, украшенном ее собственным позолоченным гербом. Она почтительно раскрыла книгу, и глаза ее внезапно сверкнули, но, увы, этот блеск не имел ничего общего со светом веры.
Каждая гравюра, вместо того чтобы быть переложенной шелковой бумагой, была прикрыта новехоньким банковским билетом в 1000 франков.
В книге было пятьдесят гравюр …
Однако во время свиданий Людовик XVIII и мадам дю Кайла занимались не одними лишь пустяками. Получив надлежащие наставления от своего любовника, виконта де Ларошфуко, фаворитка старалась при помощи различных уловок побороть либеральные наклонности короля и заставить его разделить политические взгляды ультрароялистов. Благодаря обольстительной улыбке, искусству вести беседу и умению вовремя и в нужное место положить руку, что очень помогало в разговоре, мадам дю Кайла вскоре достигла весьма заметных результатов.