Вторая акция 18 января 1943 г. застала готовыми к бою лишь халуцианские группы.
В январские дни 1943 г. подготовительный период только начинался. Дух борьбы, рожденный в гетто, был еще "в пеленках". Только-только появились первые признаки пробуждения. Еврейская боевая организация делала свои первые шаги. Даже уже существовавшим боевым группам Дрор и Гашомер Гацаир нужно было время, чтобы организационно перестроиться: из кибуцных ячеек превратиться в боевые группы, а главное - вооружиться. Немцы позаботились о том, чтобы времени у нас не было.
16 и 17 января они устроили на "арийской" стороне облаву на поляков для отправки их на работу в Германию и после этого использовали те же специальные отряды для расправы с евреями гетто. Ликвидация оставшихся в живых евреев гетто была назначена на 18 января 1943 года.
МОЛНИИ В МОРОЗНЫЙ ЯНВАРЬ
Понедельник, 18 января 1943 года. Раннее зимнее утро. Из домов начали выползать евреи, как обычно, осторожно, неуверенно, испуганно, страшась наступающего дня. Из улиц и переулочков потянулись они к сборному пункту, откуда отправляются на работу. На площади перед юденратом уже строились ряды для проверки. Вдруг все почувствовали, что готовится что-то необычное. Все нервничали. И пока начали расспрашивать и выяснять, кто что слышал (слухи были духовной пищей гетто, заменяя газеты и радио), немецкие части со всех сторон окружили гетто плотным кольцом. На улицах появились эсэсовцы, жандармы и украинцы, они шныряли по всем углам.
Колонны евреев, выстроившиеся, чтобы идти на работу, были сразу же уведены на Умшлагплац (Умшлагплац - погрузочная площадка, окруженная высокой стеной, соединялась с железнодорожной веткой. Оттуда евреев вывозили в Треблинку.). На улицах хватали тех, кто не успел спрятаться. Заподозренных в попытке бежать расстреливали на месте.
Уже пали первые жертвы. Час, которого боялись долгие месяцы, наступил. Акция становится с каждой минутой все страшнее. Не щадят ни стариков, ни женщин, ни детей. Оскорбления, зверства. Напрасно показывают некоторые свои рабочие карточки. Всех гонят на Умшлагплац. "Карточки жизни", которые питали ранее иллюзии, что с их помощью можно будет выжить, эсэсовцы рвут на клочки. Исчезло деление на "полезных" и "бесполезных" евреев - у всех одна участь всех гонят на смерть.
Больница в гетто опустела. Тех, кто кое-как стоял на ногах, гнали на Умшлаг, тех, кто не мог двигаться, убивали на месте.
Выстрелы из винтовок и пулеметные очереди заглушали крики рвущихся к жизни и увлекаемых силою на смерть. Плач детей и стоны больных. Дорога на Умшлаг была покрыта трупами и телами агонизирующих. Умирающие с мольбой смотрели на плетущихся в колоннах евреев, будто в их силах было им чем-нибудь помочь. А идущие на смерть завидовали распростертым на дороге, избавившимся от необходимости проделать адский путь, ведущий от Умшлага в Треблинку.
В течении первых нескольких часов палачам удалось вывезти больше евреев, чем в последующие три дня. Это было результатом внезапности акции. Тысячи евреев не успели спрятаться, многих взяли во время выхода на работу. Немцы в эти первые часы шагали уверенно по улицам гетто, не опасаясь сопротивления.
После первой акции, когда немцы, не встретив сопротивления, увезли на смерть более 300 тысяч человек, палачи думали, что вывезти последние 50 тысяч не составит труда. Схватив тех, кто попался им на улицах гетто, немцы вынуждены были ходить из дома в дом и искать спрятавшихся. И тогда они убедились, что прошло то время, когда евреев тащили на бойню, как овец, и что теперь сами палачи рискуют жизнью, когда рыщут по улицам.
Группа Дрор на улице Заменгоф 58, готовилась все это время к борьбе с врагом. На третьем этаже нас собралось около 40 человек, позже к нам присоединились члены Гордонии. (Гордония - юношеская халуцианская организация, носящая имя А. Д. Гордона, одного из вождей сионистского рабочего движения.).
В нашем распоряжении были тогда всего четыре револьвера и три гранаты. Те, кому не досталось оружия, вооружились железными прутьями, дубинками, бутылками и т.д. Мы заняли намеченные позиции. Хотя все знали, что в этой схватке мы наверняка погибнем, не было ни паники, ни растерянности. Погибнем в борьбе! Стоя у окон, мы видели группу евреев, которых вели на Умшлагплац, и среди них нескольких членов Гашомер Гацаир. Их, видимо, схватили неожиданно, когда они не могли защищаться. Наши ребята бросились к окнам, охваченные жаждой мести, но немцы были далеко, и ничего нельзя было сделать.
Когда колонна завернула за угол улиц Заменгоф-Низка, товарищи из Гашомер Гацаир бросили гранаты в немцев, охраняющих колонну, и в эсэсовцев из штаба "Аусзидлунг" ("Выселение"), стоявших на улице. Несколько эсэсовцев было убито, другие бросились в разные стороны, а евреи из колонны разбежались. Бойцы забаррикадировались в домике на улице Низка, и отсюда обстреляли прибывшее позднее немецкое подкрепление. Немцы не смогли ворваться в дом и подожгли его. Наши бойцы стреляли до последнего патрона и погибли в огне.
Нельзя не вспомнить здесь нашего товарища Элиягу Ружанского. Элик, смертельно раненный, попросил товарища взять у него оружие, чтобы оно не досталось немцам. Из всей этой группы уцелел только Мордехай Анилевич. Он бросился на немца с кулаками и отнял у него винтовку. (Руководитель восстания Варшавского гетто - см. на стр. ldn-knigi.narod.ru)
Бой на улице Низка, несмотря на печальный исход, все же поднял наш дух. Впервые со времени оккупации мы видели мертвых немцев, валявшихся в лужах крови. Впервые мы увидели, как немцы жмутся к стенам, припадают к земле, идут неуверенными шагами, боясь еврейской пули. Крики раненых немцев радовали нас и укрепляли стремление бороться.
Наша группа членов Дрора все еще ждала прихода врага. Вдруг мы услышали топот кованых сапог на лестнице. В эту решительную минуту поэт Ицхак Каценельсон, который все время был с нами, поддержал нас словами, которые я никогда не забуду: "Я счастлив умереть с борющимися халуцами. Мы погибнем с сознанием того, что еврейский народ вечен".
Не успел он закончить, как дверь открылась и в комнату ворвались немецкие солдаты. Их встретили Захария Артштейн и Генех Гутман, проявившие большую выдержку. Захария сделал вид, что читает книгу, и тем усыпил внимание врагов. Когда немцы направились в другую комнату, Захария выстрелил им в след. Один немец упал, остальные выбежали из квартиры. Гутман и другие товарищи бросились на лестницу и стали стрелять в немцев. На лестнице остался еще один убитый немец. Из наших был тяжело ранен Меир Финкельштейн, которого немцы на следующий день расстреляли.
Мы победили. Немцам не удалось вывезти из этого дома ни одного еврея. Они оставили двух убитых солдат, оружие которых стало нашей добычей. Велика была радость видеть трупы немцев! Развеялось заблуждение, что в первом же бою мы все погибнем. Оказалось, что до неизбежной гибели мы еще можем провести не один бой и что оружием, взятым у врага, можем нанести немцам немалый урон. Мы поняли, что совершили ошибку, не оценив значения убежищ. Мы настроили себя на подготовку одного боя с врагом, который будет нашим последним боем. Мы считали, что убежища нужны только тем, кто не хочет бороться. Мы еще не понимали, что должны готовить убежища, укрытия и позиции для отступления, чтобы можно было, организоваться и продолжать борьбу.
После первого боя наша группа стала искать пути отступления с улицы Заменгоф, 58, до того, как прибудет немецкое подкрепление. Мы собрались на чердаке и после долгих поисков нашли люк, через который можно выйти на крышу. По круто наклоненным, скользким и заснеженным крышам четырехэтажных домов потянулись цепочкой наши люди один за другим. Ноги скользили по льду, руки цеплялись за каждый выступ стены, любой торчащий гвоздь служил нам опорой. Голова кружилась от белизны снега, который застилал все вокруг до самого горизонта, сливая все в одно целое. Дорога по крышам была трудной и опасной. Мы хотели добраться до дома 44 на Мурановской улице. Вперед идти было трудно, назад дороги не было. Нам казалось, что мы так и останемся на крыше между небом и землей. И все же мы добрались до цели.