26 апреля.

Погода ото дня на день лучше. Москва славится своими великолепными веснами. В отличие от Петербурга, город вообще считается здоровым и не подверженным эпидемиям. Вчера во второй половине дня состоялась первая официальная встреча с русскими властями в комиссариате по делам о военнопленных и демобилизации во дворце князя Щербатова на Новинском бульваре. Первое интересное знакомство с итогами переворота, когда не перестраивается уже существующее, а хотят все создать заново и обойтись при этом по возможности без чиновников старой школы. Никто ничего не знает. Нас направляют от одного служащего к другому. Повсюду множество чиновнического люда, в большинстве своем - молодежь, проводящая время в разговорах и бездеятельности. Везде толчея - рабочие, солдаты, просители разного рода.

Наша первая беседа с уполномоченными комиссарами прошла гладко и оставила впечатление, что, по крайней мере внешне, они проявляют добрую волю. Даже при всех наших наилучших намерениях, которыми мы хотели бы руководствоваться в ожидании встречных доказательств таких же намерений, неопытный и недисциплинированный управленческий аппарат будет довольно часто буксовать, и нам предстоит преодолеть действительно серьезные трудности.

Я хотел бы коротко обрисовать нашу ситуацию, чтобы была понятна предстоящая работа в смешанной комиссии по делам о военнопленных, которой предстоит продолжить начатые в Петербурге во время перемирия переговоры в соответствии со ст. 17, пар. 4 Дополнения к Брестскому договору, которые были прерваны в результате нового наступления. Тогда в Бресте во всех вопросах, касающихся обмена военнопленными, мы предоставили другой стороне полное равноправие. Особого права мы требовали по параграфу 1, касавшемуся допуска немецких комиссий по делам военнопленных к военнопленным на всей территории России.

С нашей стороны планировалось обойти молчанием одно ограничение, которое диктовалось нашей ситуацией и которое мы хотели бы включить соответствующим образом в договор. Этого требовал и Геннинг - представитель военного министерства в Бресте. Однако после подписания договора этот вопрос был положен под сукно министерством иностранных дел. Речь идет об освобождении полутора миллионов русских военнопленных, крайне необходимых Германии в качестве рабочей силы, до заключения всеобщего мира. Поскольку Россия 3 марта в Бресте поставила свою подпись без каких-либо дебатов, чтобы только остановить наше наступление, было бы проще всего внести этот вопрос в Дополнительный договор в нашей трактовке. Учитывая отношение России к ее бывшим союзникам, требовалась, конечно, такая формулировка, которая исключала бы подозрение или, по крайней мере, возможность официального упрека за нарушение нейтралитета. Отсутствие у нас технической возможности одновременно обменять с Россией в пятнадцать раз большее число военнопленных в момент, когда мы вели тяжелые бои на западном фронте, толкало нас на самый легкий путь, а именно - гарантировать противной стороне как можно более скорое возвращение всех военнопленных, но предварительно закрепить принцип обмена "транспорт на транспорт".

Мы могли бы определить в договоре окончательный срок выдачи всех немцев, находящихся на территории правительства Советов. В интересах наших соотечественников можно было бы также гарантировать возврат определенных территорий Белоруссии, если бы мы располагали определенными цифровыми данными о пленных. В Берлине и в Верховном главнокомандовании полагали, что переговоры о сроках выдачи военнопленных будут сложными. Об этом мне было передано в устных указаниях, и кроме того такое заключение можно было сделать из последней беседы у военного министра в день отъезда. Как было сказано, эти подводные камни в свое время можно было легко обойти. Для Австро-Венгрии, потерявшей гораздо больше пленными, чем взявшей в плен, такой проблемы не существует.

28 апреля.

Вчера во второй половине дня в народном комиссариате по иностранным делам нас, членов смешанной комиссии - генерального консула д-ра Вендшуха (представителя министерства иностранных дел), Геннинга, Милеки (от военного министерства) и меня (от Верховного главнокомандования) - сначала повели к Радеку7 в отдел стран Центральной Европы. Было не безынтересно познакомиться с этой знаменитой своеобразной личностью.

До войны Радек бывал в Германии, по каким-то причинам был исключен из нашей социал-демократической партии8. Его настоящая фамилия Собельсон, он чешский еврей9; безбородый, худощавое лицо, умные, но всегда беспокойные глаза с неуверенными, бегающим зрачками. Радек известен как умелый и страстный агитатор, страстно выступающий за дело коммунизма, прежде всего за распространение революции в Европе и в первую очередь в Германии. Он занимает важное положение в руководящих кругах, особенно в комиссариате по иностранным делам. В нашу делегацию входят, кроме упомянутых лиц, еще крупный торговец из Гамбурга Петерсон без полномочных прав, как представитель Красного креста (член Главной комиссии), и лейтенант Крюгер в качестве переводчика и секретаря.

Заседание было начато в 5 часов, его открыл Радек, который затем покинул его. Председатель заседания д-р Гиллерсон10, еврей, во время войны военный врач, персона энергичная и значительная, как партнер по переговорам требует к себе наверняка самого серьезного отношения.

Участники: профессор Исаев, типично русское явление, такими представляются мне отдельные фигуры по романам Достоевского. Я полагаю, что он принадлежит к тем людям, которые, действительно веря, что служат святой идее, отдались делу коммунизма. Хотелось бы спросить его, как он относится к кровавому террору против всех инакомыслящих. Д-р Ленский11 и господин Навашин. Последний в дебатах, похоже, искусен и пылок, наверное тоже еврей. Все выступающие говорят на родном языке, затем все переводится на другой язык либо самим выступающим, либо переводчиком.

На первом заседании предполагалось сначала определить собственно регламент, но русские сразу же начали со своих просьб. Их первая просьба касалась допуска русских комиссий по попечению о военнопленных в Германию, аналогично тому, как это по ст. 17, пар. 1 Дополнительного договора было принято для нас. Такая односторонность была хорошо продуманной; мы знали и знаем, что такого рода комиссии займутся, в первую очередь, большевистской агитацией среди русских военнопленных и, главным образом, среди немецкого населения, что они станут вспомогательными отрядами и штурмовыми группами наших независимых12.

Для наших вполне нормальных условий такое попечение излишне, но для русского "шабаша ведьм" оно имеет большое значение. Нарушение подписанного семь недель назад договора, естественно, исключается. Жалобы Гиллерсона и Навашина на положение военнопленных в наших лагерях и связанные с этим требования показывают, что переговоры не всегда будут проходить гладко.

Вечером ужин у шведского генерального консула, своего рода официальный прием. Присутствуют руководители шведской комиссии по делам военнопленных, офицеры и очень симпатичный датский генеральный консул фон Хаксхаузен. Очень приятный вечер. Несколько удивило, что принимавший нас шведский консул Аскеп в своей приветственной речи особенно и очень тепло отозвался о заслугах Соединенных Штатов, которые до разрыва отношений представляли в России интересы Германии и ведали вопросами обмена военнопленных. Благодаря тому, что США и Германия - противоборствующие стороны, и из-за враждебности к Вильсону13 со стороны немцев, этот эпизод вызвал некоторую досаду. Может быть, Аскер, известный горячий сторонник Лиги Наций, просто пытался перебросить мостик между двумя народами. Возвращаясь домой, мы слышали стрельбу и один раз были остановлены патрулем красногвардейцев.

29 апреля.

Здесь надо быть постоянно готовым к тому, что к нам могут явиться агенты-провокаторы. Советская власть немедленно возродила, хотя и в несколько измененной форме, но, по меньшей мере, в том же масштабе и с еще большей бесцеремонностью, столь ненавистную "охранку" (тайную полицию). Все, что делается для осуществления надзора, шпионажа и террора, исходит от организации столь же зловещей, как испанская инквизиция - Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Взяточничество продолжает процветать, пусть и не в тех масштабах, как в старой России. К сожалению, и мы после четырех военных лет не можем в этом отношении гордиться положением у себя в стране и с превосходством смотреть на нашего восточного соседа.