Нельзя сказать, что Валентин не предпринимал больше попыток устроить семейную жизнь. Но после того, как одна молодая туристка, покинув его палатку, запросто перешла в палатку к более мускулистому бородачу, жизнь окончательно убедила Валентина, что отношения между даже близкими людьми, в общем, товарно-денежные, а дети - такой товар, расплатиться за который возможностей да и желания у него больше нет. Смыслом жизни для Валентина всегда было преодоление трудностей в одиночку - будь то крутые пороги горной речки или системные неувязки на работе. Неодушевленные предметы не требовали компромиссов, но, поглядывая на облупленные носы туристских детишек, толкающихся на озерной турбазе, где он разбивал в выходные свою одиночную теперь палатку, Валентин хмурился и рано ложился спать, чтобы не выходить к общему ужину и вечернему костру.

А Тамара Ивановна готовилась к юбилею долго, держала в голове идею устроить настоящий праздник, чтобы было что вспоминать. Муж Тамары Ивановны пять лет как демобилизовался, они получили в городе квартиру. Прежняя жизнь в военном городке была с одной стороны однообразна, с другой - полна происшествий... У лучшей подруги Тамары Ивановны змея-разлучница отбила мужа, с торжеством мяукала по ночам в телефонную трубку. Отбитый муж сжег с горя на спор секретную карту, по пьянке покаялся, вылетел из армии, пошел в грузчики, своровал бочку сметаны и сел. Городок будоражили вести о переводах за границу и об экстренных возвращениях оттуда выдворенных за воровство из магазинов непутевых офицерских жен. В городе жизнь была суматошней, но беднее эмоционально. За пять лет разлуки с полком и работы в институте Тамара Ивановна соскучилась и по настоящим праздникам, когда все офицеры с женами поротно сидели за длинными столами, звучала музыка, лилось вино, и были танцы и веселье до утра.

И Зина, слушая звоны, покрикивая на племянников, ждет праздника с замиранием сердца. Зина живет с семьей сестры, спит в проходной общей комнате на диване, помогает воспитывать детей. Ресторанная сутолока, тосты, речи, новое красное платье, Тамара Ивановна усадит ее, конечно же, с Валентином, и хотя Зина твердо знает, это ровным счетом ничего не изменит, все же, - нашептывает ей тайный голос, - мало ли что вдруг случается под Новый год, и с каждым ударом колокола Зинино сердце тоже будто ухает с верхушки колокольни.

И вот наступает вечер, зажигаются фонари, на Невском высыпает из метро не озабоченный еще магазинами и добыванием насущного хлеба, молодой, по возможности наряженный народ. Не бог весть как ярко блестят витрины, но и они радуют глаз, сыплются сверху мелкие снежинки, уже кое-где выставлены елки; дети, глядя на них предвкушают Деда Мороза и подарки, взрослые отличаются от детей лишь тем, что не выражают надежд так определенно, но редкий из них, первый раз в году пройдя мимо наряженной елки, не улыбнется и не подумает ни о чем хорошем, разве вовсе затюканный или совсем зануда.

И начинается праздник Тамары Ивановны. Валентин, элегантный до умопомрачения, усажен по правую руку от именинницы рядом с Зиной. Тамара Ивановна значительно поглядывает на парочку, а выгладивший мешковатые брюки Крель, наблюдая эти ужимки и прыжки, кривится обычной неприятной усмешкой, вспоминает, как на свадьбе друзей также началось и его знакомство с женою, и как потом они с Лешкой несли ей на вокзал чемоданы. Жена Креля, поставив точку в разработке своей узкой тематики и отдышавшись, внезапно заметила рядом с собой прыщавого дурашливого подростка и неухоженного толстого мужика и почувствовала себя бесприютно и одиноко в доме, где в выходные с утра отправляются с авоськами в магазины и радуются, достав колбасы. На счастье ее тематикой заинтересовался один не старый московский профессор; жена Креля поехала делиться опытом, а, вернувшись, объявила, что уезжает в Москву насовсем, поскольку они с профессором решили, что в тематику все же можно еще слегка углубиться, и лучше будет это сделать напару. Вспоминая, как они с Лешкой тихо смотрели вслед уходящему поезду, Крель, опрокинув рюмку, встает и приглашает Зину танцевать. И презрительно щурятся прекрасные глаза Валентина, когда он смотрит на толстого лодыря, которому, действительно, самое место в патентной группе, потому что настоящей работе он предпочел перебирание бумажек и урывание с бабами в магазин за творогом. После праздников Валентину предстоит выбрать из сектора двоих для намеченного сокращения, выбрать, конечно, из тех, чье отсутствие не вызовет в рабочем процессе катастрофы. Валентин смотрит на счастливо хохочущую с бокалом в руке Тамару Ивановну, на элегантную Зину, молча внимающую Крелевским нашептываниям, на самого Креля, решившего, видно, приударить за Зиной и усердно склоняющегося к ней в танце. Валентин равнодушно взирает на них на всех, и его ожесточившееся сердце нисколько не екает - он не хочет знать, как воспримет сокращение только что пригласившая всех на юбилей Тамара Ивановна, или упорно и беззаветно влюбленная в него Зина, или до сих пор отмеченный для сына Лешки нездешним знаком лауреатства Крель. Валентин же думает, что в патентной группе вполне хватит одного человека, и что оставит он в ней, конечно, кого-то из женщин.

И тут Тамара Ивановна от избытка чувств исполняет, наконец, давно замысленный тайный план. Объявив белый танец, она приглашает Валентина и заводит с ним доверительный разговор о многочисленных достоинствах Зины, и как некоторые не видят своего счастья. Зина, с ужасом наблюдая за воодушевленной Тамарой Ивановной, по ее направленным на себя искрометным взглядам понимает, о ком и о чем идет речь, мрачно закуривает и нарочно позволяет Крелю обнять себя за талию, Валентин же, не дрогнув ни единым мускулом, выслушивает Тамару Ивановну до конца, дотанцевав, благодарит, прощается и уходит. Зина тоже сразу собирается, пытаясь все же держаться подальше от увязавшегося ее провожать и совсем уже распустившего руки пьяного Креля. Тамара Ивановна, ахнув, решает, что сказала не совсем то и хватается за успокоительную таблетку.

И скоро все возвращается к исходной точке. Крель на своей кухне, кряхтя, скоблит невымытую спящим уже Лешкой сковородку и размышляет, что живи Зина одна, можно было б остаток вечера неплохо провести у нее. Зина, лежа в проходной комнате на диване, смотрит в одиночестве телевизор и изредка всхлипывает. Валентин, открыв холодильник, в котором покоятся два яйца и бутылка кефира, сосредоточенно выпивая кефир, решает, что бестактность и заполошность определенно мешают Тамаре Ивановне и в работе, и что сократить надо Креля и ее. Тамара Ивановна же, не сняв выходного платья, взволнованно ходит по комнате перед объевшимся и кемарящим на диване мужем и, начав компенсировать эмоциональное голодание, рвет на себе волосы и заламывает руки пока еще только из-за нескольких сказанных невпопад Валентину фраз.

И скоро уже все стихает, за окнами замирает жизнь; в тусклом свете фонарей, убаюканный мягко падающими в узкие серые улицы снежинками, дремлет город, ждет во сне только Нового года. Спят в своих комнатах Валентин, Крель, Тамара Ивановна, Зина, другие, населяющие город люди, смотрят сны в спокойной уверенности, что если будущее их и не совсем ясно очерчено, то осталось разрешить лишь сугубо личные проблемы, что каждый - кузнец своего счастья и, соответственно, для него рожден, а все остальное, конечно, будет идти раз и навсегда установленным и, без сомненья, неизменным порядком.