– Убирайтесь прочь, если хотите остаться в живых!! - простонал он, и звуки, рождаемые его горлом не могли принадлежать человеку. Словно бы разъяренный бык вдруг с трудом сложил свое гневное мычание в слова, или же волчий вой, грубый, басовитый, внезапно обрел смысл человеческой речи. Да и сам незнакомец уже походил на человека гораздо меньше, чем любой из разбойников. Нос стал черным и влажным, как у пса, челюсти медленно вытягивались вперед, из кожи лезла густая серая шерсть, уши заострялись и скручивались в трубочки. Все тело разбухало, поглощая руки и ноги, между бедрами вился голый, отвратительный на вид хвост. Кисти скрючивались, пальцы на них срастались, а из кончиков их уже высовывались острые когти.

– Оборотень! - подумал Приставала, чувствуя, как ноги отказываются дальше держать тело. Сначала страшная пурга в степи, затем нападение жутких монстров, выскочивших прямо из снежной пелены, потом призрак голодной смерти, нападение безжалостных бандитов - и вот, теперь еще оборотень, который станет грызть несчастного Морина живьем, косточку за косточкой! Когда же это все кончится? Кажется, Слепец обречен попадать в передряги постоянно… В таком случае, чем быстрее очередная напасть погубит бедного, пропащего Приставалу, тем лучше для него самого. Морин бессильно опустился на пол рядом с упавшим стулом и стал покорно ждать смерти от зубов и когтей страшного чудища.

Тем временем оборотень задрал к потолку свою изуродованную трансформацией морду и завыл, постепенно переходя ко все более низким звукам. Это словно стало сигналом для разбойников, до того пятившихся подальше от очага мелкими шажками, а то и вовсе застывших на месте. Опомнившись, они бросились наутек, вереща при этом от ужаса и выкрикивая неразборчивые слова. Даже те, кто истекал кровью, но еще мог двигаться, ковыляли вслед за остальными. На полу, рядом с перевернутыми стульями и сдвинутыми крышками столов, посреди украшавших земляной пол пятен крови, рядом с трупом главаря разбойников остались только двое путников, так некстати забредших в это негостеприимное место…

Приставала не собирался сопротивляться - он смирился с неизбежностью собственной гибели. Слепец тоже не собирался бежать. Он подполз к трупу Урода и с попытался выдернуть из его головы свой меч. Не вышло…

– Эй! К нам не лезь, мы ведь почти друзья! - пробормотал Слепец, не забывая, тем не менее, шарить вокруг себя в поисках палки поувесистей, чтобы не оказаться совсем безоружным перед лицом оборотня. Опыта общения с ему подобными у него не было никакого; он даже не слыхал ни одной легенды, ни одной сказки на их счет - и потому не испытывал того неимоверного страха, поразившего всех остальных. Вообще, он до сих пор наивно считал, что от любой опасности на этом свете можно отбиться мечом…

Будто бы всего случившегося до сих пор было мало для того, чтобы как следует позабавить Смотрящих Извне, от дверей таверны послышались новые вопли. Вернее, вопили все те же разбойники, но кричали они с новыми силами, и уже совсем по другому поводу. Один из самых шустрых, выскочивший на улицу вперед остальных, тут же метнулся обратно, хрипло крича: "Бревноногие!!! Бревноногие!!!". Двери, сами огромные двери, а не маленькая калитка, через которую входили до сих пор все посетители, широко распахнулись, и… Слепцу снова трудно было удивиться и испугаться, ибо он не видел картины прибытия этих бревноногих воочию - так, три новых пятна, пускай и больших, чем все остальные, но не таких уж и страшных. Приставала, с прочно утвердившимся на лице выражением покорного мученичества (ну, разве что только маленькая толика вялого удивления), воззрился на ворвавшихся в таверну монстров и слабо улыбнулся. Видом эти трое живо напомнили огромные винные бочки в таком далеком, таком охочем на выпивку, славном Корррознозде. Вот только не бывает бочек, поросших длинной шерстью, бочек, шустро бегающих на толстых коротких ножках размером с хорошее бревнышко.

Огромные пришельцы трубили победные песни толстыми и длинными губами, вытянувшимися в трубки. В несколько прыжков бревноногие передавили большую часть разбойников - лишь парочке удалось, подобно тараканам, затаиться в темных углах. Чудовища поднимали измятые, потерявшие всякую форму тела длинными руками и потрясали ими в воздухе.

– Сушна!! Сушна!! - заорали они наперебой. От трубных звуков закладывало уши, а пол под ногами ходил ходуном. Из окна в перегородке, отделяющей кухню, высунулась толстуха.

– Жарь мне этого! А мне вот этого! - снова заорали бревноногие. Голоса у всех троих были одинаково оглушительные, поэтому разобрать, кто из них что сказал, было решительно невозможно. Чудовища протолкнули останки разбойников в окошко и развернулись в зал, высматривая стол побольше.

– О!!! - заорал один из них, заметив опрометчиво поднявшегося на ноги Слепца. - Пожалуй, тут найдется, кого закоптить на завтра!

Его товарищ, видимо, самый старший из троих, тут же отвесил крикуну затрещину, от которой иной домик поменьше не устоял бы.

– Вечно ты думаешь только о своей ненасытной утробе! Надо чего-то принести жене и детям!!

Третий бревноногий, не вмешиваясь в спор, одним огромным шагом достиг дверей и уселся прямо на пол, закрывая проход своей гигантской задницей. При этом он раздавил пытавшегося улизнуть разбойника, и даже не заметил этого - так, разве что поерзал немного. Двое первых бревноногих не торопясь направились к будущим подаркам для жен и детей. Их короткие, по сравнению с телами, ступни вздымались в воздух, как огромные кувалды.

Произошедшее дальше Приставале запомнилось, как сон, страшный и смешной одновременно. Никто не мог разубедить его впоследствии, что все это - начиная от нападения разбойников и кончая схваткой с гигантами - произошло на самом деле. Морин был твердо уверен, что, пересыпая сайрю толстухе, все-таки и сам малость нюхнул проклятого зелья.

Оборотень, уже полностью обросший шерстью, превратился в зверя, стоящего, как тем и полагается, на четырех лапах. При этом он вдруг стал быстро уменьшаться в размерах, пока рев его не стал писком, а тело, так испугавшее разбойников, не уменьшилось до размеров кулака. Вместо незнакомца по полу таверны, между двумя столами, металась большая серая мышь. Она была такой крошечной и жалкой по сравнению с топающими рядом бревноногими, что Приставала не выдержал, и рассмеялся тихим, больше похожим на икоту, смехом. Однако, бревноногие имели на сей счет совсем другое мнение: на их грубых серых лицах, словно вытесанных из камня, проступили выражения немалого ужаса. Один, уже занесший широченную, необутую ступню с торчащими по сторонам пальцами-полешками, не удержался и уселся задом на лавку, с размаху ее расплющив в лепешку. Казалось, даже такое мощное здание, как эта таверна, сейчас не выдержит столь сильной встряски и сложится, превратится в кучу мусора… Приставала растянулся на полу, потому что стул, служивший ему опорой, вылетел из-под спины, Слепец с большим трудом устоял на ногах. Второй бревноногий пятился к двери, выпучив огромные, черные, как прогоревшие уголья, глазищи и орал:

– Сушна!! Сушна!! В твоей таверне опять мыши!! Это те самые твари, что прогрызли ноги старому Пэнку и его внучатому племяннику!!! Ты же обещала!!! Мы вернемся с дюжиной кошек, и потом тебе не поздоровится!!

Выкрикнув угрозы, он повернулся и бросился наутек. Ничего не успевший понять часовой, заслонявший дверь собственной задницей, только поднялся на колоннообразные ноги - и тут же был снесен вместе с одной из створок… Третий бревноногий, который даже не удосужился встать, покинул таверну на четвереньках, ежесекундно оглядываясь и трубя в высшей степени испуганно. Громкие звуки, издаваемые толстыми губами чудовищ, еще долго доносились из опустившихся на деревню сумерек.

Когда все окончательно стихло, из кухонной двери робко выглянула толстуха. Приставала, тяжело дыша, стоял на коленях и держался руками за край стола - чтобы не упасть. На крышке стола перед ним стояла на задних лапках большая мышь. Шустрыми розовыми лапками она терла подвижный носик и, казалось, смеялась над людьми.