Сейчас многие знаменитые деятели искусства подводят итоги своей жизни. Пишут мемуары, воспоминания. Сейчас мы печатаем Илью Глазунова, Татьяну Доронину... Но ведь Михаил Ульянов - тоже русский человек! Я не могу себе представить, чтобы он не подводил итоги своей жизни. Как бы он ни поступал в последнее смутное время, но за ним - такие мощные русские характеры. Мне бы очень хотелось увидеть его на наших страницах. Не вычеркнешь его образы в кино, в театре... Я не думаю, чтобы его сумятица продолжалась вечно. Может быть, пора протянуть руку дружбы.
Очень бы мне хотелось получить чистейшие, глубочайшие, удивительные мемуары, если бы их написал наш светлый гений, композитор Георгий Свиридов. Я много раз встречался с ним, мы с ним, если будет позволено сказать такое слово, дружим с середины восьмидесятых годов. Он мне рассказывал удивительные вещи. О тридцатых годах, о сороковых, о шестидесятых... Обо всех перипетиях, которые испытывали люди культуры в сталинские годы. Каждый раз он мне говорил: "Не надо записывать. Еще не время..." Вот если мне удастся такие мемуары получить, это было бы чудо. Это было бы великое событие в нашей культурной жизни...
Александр Исаевич сейчас молчит. Молчание его, как человека мыслящего, реактивного и всегда быстро откликавшегося на все события, не то чтобы странно, а загадочно... Я думаю, что он накапливает силы: духовные, интеллектуальные, - для какого-то нового осмысления того периода, в который он сам попал... Я думаю, что Александр Исаевич, если даст ему Господь, эти новые итоги подведет. Думаю, что там будут и новые прозрения, что там будет и какая-то доля раскаяния.
В. Б. Ну, и последнее. Мнение главного редактора журнала Станислава Куняева о роли "Нашего современника" в истории России?
С. К. Я думаю, "Наш современник" - это таинственное, магическое и в некоторой степени загадочное явление в истории России. "Наш современник" уже сорок лет изучает то, что называется русским человеком, а русский человек - загадка не только для Запада. Мы сами для себя - загадка. И наше творчество посвящено тому, чтобы разгадать загадку русского человека. Разгадать загадку самих себя.
В. Б. Не секрет, что "Наш современник" является пугалом для многих интеллигентов из-за того, что он якобы страдает ксенофобией, шовинизмом и так далее... Я на днях перечитывал репортажи о вашей поездке по Соединенным Штатам Америки, опубликованные в четырех номерах "Нового русского слова". Там все ваши ответы на вопросы, задаваемые на вечерах. Там вас назвали в газетах "десантом советских нацистов". Что удивительно, в вашей группе были все достаточно умеренные патриоты. По сути, не было ни одного из таких, кого мы сами называем "крутыми". Виктор Лихоносов, Леонид Бородин, Светлана Селиванова, Эрнст Сафонов, Олег Михайлов... За что же вас "нацистами" прозвали? В этот ряд спокойно можно было и Сергея Залыгина поставить, и Александра Солженицына. Читая ваши ответы, я удивился их оборонительности. Все вы достаточно робко оборонялись от активных и агрессивных резников и яновых... Вы постоянно оправдывались, старались обелить себя, уж не знаю от чего. Какой нацист из Эрика Сафонова? Что за нацистка Света Селиванова? Это и есть наша вина - нас загнали в угол, и мы лишь огрызаемся. Хватит обороняться! Пора четко сказать, что у нас есть национальная программа, что мы - патриоты России, мы не угрожаем ни Европе, ни Азии, но и нас задирать ни к чему. Пора в России научиться уважать русские национальные интересы. Хватит стыдиться звания "патриот".
С. К. Да, ты совершенно справедливо вспомнил эту поездку. Я о ней вспоминаю с чувством стыда. Мы, к сожалению, тогда еще (а это был 1990 год) были в Америке немножко запрограммированы на тот демократический искус, о котором мы мечтали у себя в России. Мы искали, как придти к демократии, опираясь на американский опыт. Это была такая приманка. Мы не понимали, куда мы приехали... В нашей поездке было и легкомыслие, и растерянность, и желание пристроиться к американской демократии. Иногда мы огрызались, но как-то чисто эмоционально, когда нас чересчур уж оскорбляли. На публике, на выступлениях, на встречах с прессой какая-то русская твердость не прозвучала. Мы были не готовы к этой поездке. Мы не могли предположить, что весь план разрушения России уже был готов и наша поездка входила в этот план. Они хотели посмотреть, есть ли у нас, русских, воля к сопротивлению. И вдруг они увидели, что у нас есть щенячье желание узнать, что такое Америка, а воли к сопротивлению нет... Я говорю обо всех, в том числе и о себе. Единственно, где мы отводили душу, это в семьях русских эмигрантов. На широких встречах мы так и не смогли смело заявить о себе. Все доказывали, что мы не хуже американцев, и оправдывались, что мы никому не угрожаем... Я недавно читал в "Знамени" воспоминания Михаила Козакова. Он пишет, как художник Збарский решил уехать то ли в Америку, то ли в Израиль. Его Козаков спрашивает, почему он уезжает. Тот отвечает: "Уезжаю потому, что у меня все есть. Я - модный художник. У меня есть квартира, машина, заказы... Но это кино мне надоело... Хочу посмотреть другое кино..."
Им просто надоедает то или иное кино. И они уезжают... А мы? Что нас держит? Мы тогда в Америке не сумели резко сказать о русской национальной культуре, о нашем достоинстве одной из самых великих наций мира. Мы не сумели вести себя достойно. Показать, что мы - другие, и мы хотим жить по-своему, ни у кого не спрашивая. Так зачем же нам перед кем-то оправдываться? Это был главный порок нашей поездки...
В. Б. Обвиняя нас в нашем патриотизме, всегда приписывают и обвинения в антисемитизме. Есть ли он - этот "еврейский вопрос"? Или он придуман нам на голову?
С. К. "Еврейский вопрос" существует не только в России, он существует во всем мире. В России всегда евреи жили, живут и будут жить. А где живет тот или иной народ, там существуют и его проблемы. Существуют отношения с другими народами, и не всегда самые простые. Вчера я слушал Бориса Парамонова по "Свободе". Речь шла как раз об Илье Эренбурге и "еврейском вопросе". Если они говорят о "еврейском вопросе", то грешно и нам отмалчиваться. В 1979 году я написал письмо в ЦК КПСС, где обвинил многих цэковских идеологов в антигосударственном и антирусском подходе, в поддержке сионистского влияния. Тогда меня за это письмо изгнали из секретарей московской писательской организации. Но проблема-то не исчезла. Проблема эта существовала для всех русских писателей, начиная с Александра Пушкина. Вспомним и Достоевского, и Чехова, и Куприна, вспомним даже переписку Виктора Астафьева с Эйдельманом. Главное - этот вопрос перевести на объективную историческую основу. Не на пропагандистски-крикливую как с той, так и с другой стороны, а на изучение реальной проблемы и уважительного к ней отношения. Есть еврейская воля в мировой истории. Есть русская воля, надо понять и не подавлять друг друга. Мы не раз возвращались к изучению этого вопроса. Мы печатали Дугласа Рида. Печатали русских философов, отца Сергия Булгакова. Сейчас готовим к публикации с первого номера очень серьезное и интересное исследование знаменитого француза Роже Гароди "Основополагающие мифы израильской политики". Он этим занимался много лет, ему и карты в руки. А мы - лишь объективный рупор...
В. Б. Вернемся к литературным проблемам. В свое время Виктор Ерофеев опубликовал скандальную статью "Поминки по советской литературе". Затем в "Литературной газете" вышли "Поминки по русской литературе". Все утверждают, что время литературы кончилось. Так ли это? Ты как поэт, как главный редактор ведущего литературного журнала, ощущаешь ли этот тупик? Способствует ли наше время созданию ярких литературных шедевров?
С. К. Когда-то Владислав Ходасевич сказал: "Я - лучший русский поэт. А русская поэзия - лучшая в мире. Поэтому я - самый великий мировой поэт". Я вспоминаю это полушутливое заявление, когда говорят о кризисе русской литературы. Этих кризисов уже было столько, а литература жива. Вспомним, Есенин издавался тиражом триста экземпляров, Ахматова не издавалась вообще, Макс Волошин сидел в своем добровольном заточении в Киммерии. Уж, казалось бы, - полнейший кризис. При этом - плеяда крупнейших поэтов. И все были неизвестны. А печатали огромными тиражами Безыменских и Жаровых, "Цемент" Гладкова, "Железный поток" Серафимовича. Одновременно с этим какое было настоящее творчество! И рано или поздно оно стало всем известно. Стало мировым. Та же Ахматова. Тот же Есенин. Тот же Клюев. Та же Цветаева. Русская литература может временами не существовать внешним образом, но существовать внутри. Она пробивается через любой исторический асфальт. Наверное, и сейчас такое же время. Это традиция нашей культурной воли. Никто не заставит литературу умереть. Это невозможно. У нее настоящая воля к сопротивлению, которой можно поучиться и господам политикам. Литература всегда хочет осмыслить, для чего жизнь. И осмыслить талантливо. Русский народ всегда выделяет из себя русские таланты для собственного осмысления.