Семен Михеевич Антонов был отличным испытателем. Он внес весомый вклад в испытания всех бомбардировщиков, в том числе и в первые дозаправки их в воздухе.

Что только не испытывал Антонов! Кстати, это он первый из летчиков-испытателей доказал, что у тяжелого бомбардировщика не бустерное управление клинится на взлете, как утверждали некоторые, а передняя стойка шасси, освобождаясь от веса, подбрасывает самолет вверх так, что создается для летчиков чрезвычайно сложное положение. Он же и дал совет конструкторам шасси сделать в стойке демпфирующее устройство, поглощающее выброс стойки. Когда сделали, все неприятности сразу же прекратились.

Сейчас Семен Михеевич Антонов на заслуженном отдыхе. Но, словно это было вчера, я помню то время, когда он летал. Помню, как однажды проходил я у дома, в котором он жил. Держал тогда Антонов на руках маленького сына Мишу. Тот хватал ручонкой за пуговицы на форменной фуражке отца, тянул фуражку отцу на глаза. В это время низко пролетел самолет Ил-12. Бросив свое занятие, Миша поднял обе руки кверху и произнес с трепетом:

- Во!.. Во!..

- Летчиком будет. Сын летчика должен быть летчиком! - сказал Семен Михеевич.

- Мишка будет летчиком? - спросил я, поймав за ручонку малыша.

- Во! Во! - словно "Да!", "Да!" - произнес он, вырвал руку и поднял ее кверху.

...Недавно Михаил Антонов стал лейтенантом, летчиком-инженером. Стал летать на бомбардировщиках, которые испытывал его отец.

Ну что ж, большим было небо у отца, большим оно должно быть и у сына!..

Испытано гвардейцами фронтовой авиации

Работая летчиком-испытателем, я никогда не забывал своих боевых друзей, мужество которых всегда служило мне примером и помогало не только в боевой работе в годы войны с гитлеровцами, но и в испытательной работе в послевоенное время.

Однажды, выполнив испытательный полет на дальность, я ушел на второй круг из-за занятости взлетно-посадочной полосы.

Приземлив потом самолет и подрулив его к стоянке, я ощутил: моторы не стали "слушаться" секторов газа. Кончился в баках бензин! Еще бы чуть-чуть, и,.. Но расчет горючего, выполненный ведущим инженером Анатолием Шукаевым, позволил совершить этот полет без происшествия.

Мне тут же вспомнился мой боевой друг - летчик 135-го полка Юрий Андрианович Ермолаев, у которого случилось подобное в годы войны с фашизмом.

Юрий Андрианович закончил летное училище, когда ему было двадцать лет. А уже через год он стал замечательным боевым летчиком.

В тот день, это было в октябре 1944 года, при прорыве обороны гитлеровцев у ворот Восточной Пруссии, наш полк наносил бомбардировочный удар по скоплению танков врага в районе города Гумбинена.

Над целью под самолетом Ермолаева разорвался крупнокалиберный зенитный снаряд. Взрывом выбило из нижней установки пулемет "Березина" и ранило в руку стрелка-радиста Виктора Игошина. Жизнь штурману Григорию Иващенко спас парашют. Правда, спас не в общепринятом понятии, а тем, что погасил убойную силу большого осколка, который, пробив сложенный в ранце купол, застрял в обмундировании.

Несколько осколков попало в центральный бензобак. В кабины стрелка-радиста и летчика хлынул бензин; за самолетом потянулся шлейф из его паров, которые могли вот-вот вспыхнуть.

Однако Ермолаев не нарушил железный фронтовой закон "Бомбы в цель!", не вышел из строя, а повел самолет к цели вместе с эскадрильей Бабаева.

И только когда были сброшены бомбы, Ермолаев, приказав экипажу не пользоваться электрической сетью, на максимальной скорости поспешил домой.

...Стрелки бензиномеров неумолимо ползли к нулевым показаниям. Контролируя расход и утечку бензина, пройденное и оставшееся расстояние, Ермолаев и Иващенко вели самолет к своему аэродрому.

- Командир, подходим к аэродрому штурмовиков. Может, приземлимся? спросил Иващенко.

- Нет, потянем к своему, - ответил Ермолаев и пояснил: - Здесь долго будут ремонтировать нашу бензосистему. Не те условия...

- Понял. По всем расчетам бензина должно хватить.

- Вот и хорошо... - проговорил Ермолаев, крепче сжимая штурвал Пе-2.

Наконец впереди показался аэродром Мокштово, на котором базировался в то время наш 135-й полк.

Приземлив с ходу самолет, Ермолаев хотел было подрулить его к стоянке, но в это время винты Пе-2 остановились - в баках кончилось горючее.

- Вылезай, гвардейцы, приехали! - весело сказал Ермолаев Иващенко и Игошину.

- Командир, я немножко ранен в левую руку, - только теперь доложил стрелок-радист.

- Почему молчал в воздухе? Я бы сел на аэродром штурмовиков.

- Да рана легкая. Остановил кровотечение, и все, - сказал равнодушно, как о каком-то пустяке, Игошин и махнул правой здоровой рукой.

А тем временем к самолету подбежали техники. Сосчитав пробоины - их в этот раз оказалось шестьдесят семь, - они покатили Пе-2 на стоянку, И остаток дня и, если потребуется, всю ночь они будут "лечить" самолет, чтобы уже к завтрашнему дню экипаж Ермолаева мог снова лететь на нем на боевое задание.

В боевой работе летчика Ермолаева, выполнившего с июля 1943 по май 1945 года сто десять боевых вылетов, было немало случаев, когда им проявлялись отвага и мужество. В его первом вылете, выполненном на Южном фронте на разведку войск противника в районе Таганрога, Мариуполя и железнодорожного узла Волновахи, после выполнения задания разрушился шатун на правом моторе.

Резкий удар! И машина тут же стала разворачиваться вправо.

Отклонением рулей поворота и элеронов Ермолаев прекратил самопроизвольный разворот самолета и начал присматриваться к мотору. Он работал, но в его гуле был слышен частый и резкий металлический стук. "Обрыв шатуна!" - понял Ермолаев.

- Командир! Штурман! - раздается в это время голос стрелка-радиста Хабарова. - Ниже на две тысячи метров идут нашим курсом, набирая высоту, четыре "мессершмитта".

- Курс в сторону солнца! - подает тут же команду штурман Лашин, перезаряжая свой пулемет.

- Встречать "мессеров" прицельным огнем! - распоряжается Ермолаев, выполняя команду штурмана.

Солнце прикрыло своими лучами самолет. Напряженные минуты ожидания встречи с "мессерами"! Хабаров и Лашин наготове у своих пулеметов. Ермолаев, увеличив скорость самолета, держит полный газ обоим моторам.

- Ну, так где вражеские истребители? Видите их? - спрашивает он подчеркнуто спокойно.

- Влево уходят! - отвечает обрадованно Хабаров.

- Вижу и я их! Уходят влево! - кричит также довольный Лашин и уже спокойным голосом добавляет: - Продолжай, командир, полет с этим же курсом...

Вскоре "мессеров" совсем не стало видно. Наш разведчик они просто-напросто потеряли.

Уйти в разведке от истребителей врага, обмануть их - это большая победа.

Ермолаев продолжает вести самолет домой, к линии фронта.

Металлический стук в правом моторе не дает покоя всему экипажу. Обстановка тяжелая: из мотора выбило много масла. Его температура и температура воды повысились настолько, что стрелки приборов зашли на красную запретную черту. А стрелка прибора, измеряющего давление масла, подошла к нулевому показанию.

Ермолаев понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть только одно - выключить правый мотор. Не выключишь его - он заклинится или загорится.

- Даю правому по лапкам! - говорит он и выключает зажигание.

- Выключай, выключай... - говорит Лашин.

До линии фронта более ста километров, а до своего аэродрома около двухсот тридцати. Много! Дальнейший полет возможен только со снижением высоты. Но на большой высоте сильно разрежен воздух и самолет Пе-2 при полете на одном моторе заметно теряет ее.

- Хватит высотенки дотянуть хотя бы до своей территории? - спрашивает обеспокоенно Лашин.

- Хватит. До своей территории высоты хватит... - отвечает спокойно Ермолаев, а сам смотрит на большую стрелку высотомера, которая ползет и ползет влево по кругу циферблата. - Смотрите за воздухом! - предупреждает он экипаж.