- Володя! Что с тобой?

- Ничего, ничего... - будто сквозь сон, ответил ему Пеший.

Андрей понял, что со штурманом что-то неладное и он вот-вот потеряет сознание.

Заплавнов убрал газ и, чтобы самолет быстро потерял высоту, энергично отдал штурвал от себя. Тут он заметил, что трубка кислородной маски Пешего, к которой присоединяется шланг, от сильного мороза лопнула и лежит вместе со шлангом на полу кабины. Андрей быстро сорвал со своего лица маску, снял с одной застежки маску Пешего и дал ему кислород. Пеший сделал несколько вдохов. Андрей, чувствуя, что сам теряет сознание, снова приложился к маске, а затем опять передал ее Пешему.

- Володя, твой шланг на полу! Бери его и дыши! - закричал он штурману.

- Вот, оказывается, что!.. А я даже и не заметил, как потерял сознание...

Пеший поднял с пола шланг и направил его в рот. И в ту же секунду он рванул руку вниз, сорвав на губах примерзшую к металлическому наконечнику кожу. На подбородок и меховой воротник куртки потекла кровь.

- Володя, зажми шланг в рукавице и дыши с кулака!

- Хорошо, Андрюха, дышу, теперь назад!

- Почему назад? - спросил удивленно Заплавнов.

- А потому, что у нас с тобой Тапиау еще не сфотографирована. Задание еще не полностью выполнено.

- Я за тебя беспокоился, дружище... Думал, что... - Он тут же положил самолет в крутой левый разворот. Повернулся назад и еще раз посмотрел на Пешего.

От Тапиау отлетели недалеко. Курсовая черта подошла и легла на центр станции. Пеший включил работу фотоаппаратов на "бесконечность". Лампочка-глазок щитка управления часто замигала, указав, что выполнено несколько снимков. Пеший выключил фотоаппараты, нагнулся к нижнему остеклению и произнес:

- Шесть эшелонов. Разворачивайся, Андрюха, домой.

- Разворачиваюсь, - ответил Заплавнов с ноткой удовлетворения.

Треснуло в наушниках - включился в разговор с экипажем стрелок-радист Иванченко. Он быстро и взволнованно сообщил:

- Командир, справа сзади, на расстоянии двух километров, идут на сближение два "фоккера"!

- Пеший, Иванченко! Приготовиться к отражению атаки! Приготовиться к пикированию! - командует Заплавнов.

Высота "Таганрогского пионера", на котором летит экипаж, пять тысяч метров. Ведущий "фоккер" зашел справа сзади и начал прицеливаться. Иванченко подал команду:

- Командир, маневр - вправо вниз!

- На развороте введу в пикирование! - крикнул Заплавнов и резко бросил машину вправо вниз.

Он продолжал крутой (даже потемнело в глазах) разворот, энергично отдав штурвал от себя, ввел машину в крутое пикирование.

- Пусть фрицы ловят нас! - крикнул Заплавнов.

Без выпуска тормозных решеток очень быстро нарастает скорость. Четыреста восемьдесят... Пятьсот сорок... Шестьсот... Семьсот километров в час!..

- Вывожу! - крикнул Заплавнов и плавно начал выводить машину из пикирования.

Когда нос кабины подошел к линии горизонта, Андрей из-под отяжелевших век посмотрел на прибор указателя скорости. Его стрелка подрагивала у цифры "800".

- Иванченко, с рулей и элеронов не слетела перкаль?

- Нет, командир!

- Умеем пикировать? - спросил Заплавнов Пешего, повернувшись к нему.

- Если ведомый Пронина не умеет, то кто же тогда умеет... А знаешь, Андрюха, мне такой фокус уже показывал Мося: мы над Гумбинненом "сто десятого" увидели, пикнули и больше его не побачили!..

Высота две тысячи метров. "Фоккеров" не видно. Стал ненужным кислород, и Пеший бросил на пол кислородную трубку...

На проявленной после вылета пленке зафиксированы ценные сведения об авиации, морских и железнодорожных перевозках противника. Лишь только после доклада о выполнении задания, оформления боевого донесения Пеший неуклюже зашагал в своих рыжих унтах к врачу полка Осиповой. Ужинать Володя не смог очень сильно распухли губы...

Войска 3-го Белорусского фронта уже у ворот Восточной Пруссии. Фашисты ожесточенно сопротивляются. Полки 6-й гвардейской дивизии Чучева бомбардируют вражеские цели днем и ночью.

* * *

...12 декабря 1944 года. У нас наступила небольшая передышка в боевой работе. Сегодня летчики полка будут тренироваться в полетах на пикирование.

Морозное раннее утро. Летный состав прибыл на аэродром. Объявлена плановая таблица полетов. Я, Шопен и дежуривший ночью в казарме Баглай запланированы летать. Баглай подошел ко мне и говорит:

- Я ночью дежурил, а меня запланировали летать на пикирование с четырьмя летчиками. Летать не отказываюсь, но ты же сам понимаешь, я не спал.

- Понимаю, Петя. Пойду к командиру, доложу об этом, и тебя освободят. Ведь есть же в полку и другие стрелки-радисты!

Подхожу к Балабанову и объясняю суть дела.

- Дежурил, говоришь... Не спал... Так-так... Ну, тогда, если он дежурил и не спал, пусть с тобой отлетает и идет отдыхать. На его место я назначу другого, - распоряжается Балабанов.

- Пусть идет отдыхать сейчас.

- Бондаренко, всегда ты возражаешь, - говорит раздраженно Балабанов.

- Виноват! Разрешите идти?

- Иди. Готовься к полету.

- Есть!

Я летаю с Баглаем уже два года. И чертовски привык к нему. Полюбил, как брата. На боевые задания мы летали с ним сто двадцать восемь раз. На фронте это очень много. Петя награжден двумя орденами Красной Звезды. Я уверен, что давно уже должен красоваться на его груди и третий орден, но командование полка не торопится послать представления к наградам, особенно на стрелков-радистов и техников.

Готовимся к полету. Вишу, как Петро, набросив на себя с размаху парашют, застегивает карабин грудной перемычки и ножных обхватов, пригибается под фюзеляж и входит в свою кабину. Мы с Шопеном занимаем свои места. Механик самолета гвардии старшина Янин закрыл входной люк, отошел вперед и, глядя мне в глаза, приложил руку к головному убору. Все в порядке. Даю команду: "От винтов!" - и запускаю моторы.

- Командир, связь со стартом установлена, можно выруливать, докладывает Баглай.

- Понял, Петя. Выруливаю.

Не дорулив до старта, слышу голос Баглая:

- Командир, взлет разрешен!

- Хорошо, Петя.

Остановив машину на взлетно-посадочной полосе, громко говорю экипажу: "Взлетаем!" - и даю газ на взлет. Все нормально. Сегодняшнее задание не сложное, но и не совсем простое. Все-таки это пикирование! У машины все на пределе, и мало ли что может быть...

После набора высоты три тысячи метров выхожу на боевой курс к учебной цели. Готовлюсь к атаке. Рассматриваю опушку леса.

- Петя, мы на боевом курсе. Скоро пойдем в пикирование. Три захода, предупреждает Баглая Шопен.

- Понял! - отзывается Петро.

- Приготовиться! Переход! - подает мне команду на ввод Шопен.

Ввожу машину в пикирование с расчетным углом семьдесят градусов. Ловлю в прицел ПБП-1 опушку леса. Стремительно нарастает скорость, быстро теряется высота.

- Вывод! - кричит Шопен на высоте тысяча пятьсот метров.

Нажимаю на кнопку. Срабатывает автомат и помогает мне выводить. Тяну штурвал двумя руками на себя. Машина проседает и на высоте тысяча двести метров заканчивает выход. Все шло хорошо, но при подходе носа самолета к линии горизонта происходит сильный удар. У меня раньше такого не случалось. Не слышал, чтобы говорили о таких ударах и товарищи. Что же случилось? Самолет так сильно качнуло, что я боюсь посмотреть на его крылья. В голове пролетело: "Разваливается!" Но нет. Самолет цел. Высота растет. Значит, все нормально. Внимательным взглядом смотрю направо. Затем налево. Моторы работают отлично. Крылья не имеют деформации.

- Дима, что случилось с машиной? - спрашиваю Шопена.

Он смотрит назад и видит то, чего не могу увидеть я. Но он молчит. Я осторожно и легко, а затем энергично и резко пробую управление. Машина хорошо слушается рулей.

- Дима, отчего произошел такой удар? Я никак не пойму.

- Ты, летчик, не поймешь, а откуда мне, штурману, понять? - отвечает он, стараясь быть спокойным. Но я чувствую по его голосу, что он что-то недоговаривает.