- Не видели... Тёлка тут бродила какая-то, так ту наши ещё утром сожрали... А тебе не попались подводы какие?
- Едут какие-то... должно, рядом уже.
Последнее сообщение крайне заинтересовало спрашивающих, потому что они поспешно направились к своей подводе.
- Забирайся! - крикнул один, подходя к лошадям. - Садись. С нами поедешь.
- Мне домой надо, у меня корова... - жалобно завопила Ленка. - Куда я поеду?..
- Забирайся куда говорят. Тут недалеко, отпустим. А то ты ещё сболтнёшь и подводчикам.
Тщетно уверяла Ленка, что у неё корова, что ей домой, и что она ни слова не скажет подводчикам, - ничего не помогало. И совершенно неожиданно для себя она очутилась на партизанской подводе. Поехали быстро: партизаны спешили. Из нескольких брошенных ими слов, поняла Ленка, что едут они к отряду Лёвки, дожидающемуся чего-то в лесу. "А ну как Головень там, мелькнула вдруг мысль, - и узнает сейчас, что тогда?" И, почти не раздумывая, под впечатлением обуявшего ужаса, она слетела кубарем и бросилась с дороги вниз.
А Коля и Маша с тревогой ожидали и чутко прислушивались к тому, что делается вокруг.
- Уходи лучше домой, - несколько раз предлагал офицер Маше.
Но на неё словно упрямство какое нашло.
- Нет, - мотала она головой, - не пойду.
Выбралась из щели, разворошила солому, забросала ею входное отверстие и протискалась обратно.
Сидели молча: было не до разговоров. Один раз только проговорила Маша, и то нерешительно:
- Я маме сказала: может, говорю, если немцы появятся и уходить будут, то мы уйдём с ними; так она чуть не поперхнулась, а потом давай ругать: "Что ты языком только напрасно треплешь!"... А отца у нас нет. Отца в тридцатом забрали. Мне тогда ещё сколько лет было? Я почти не помню его. - она ещё помолчала. Потом, теребя платок, сказала вдруг: - Коля, а у тебя там, в Париже, девушка, невеста есть?
Коля повернул голову и внимательно поглядел на неё. После ответил:
- Нет. Нет у меня невесты.
Маша опустила лицо и сильно покраснела. Но всё-таки выговорила:
- Коля, а давай, мы с тобой поженимся?.. А?
Коля не выдержал и улыбнулся. Погладил Машу по голове и тихо прижал её к себе.
- Смешная ты, Маша, - сказал он. Нам бы до завтрашнего утра протянуть... А там...
И тут Маша сама почувствовала, какое большое и страшное это "бы", и потому она притихла у соломы, о чём-то раздумывая.
- Куда, чертовка? - круто остановил лошадь и вскинул автомат
партизан - тот, что держал вожжи.
Может быть, и не успела бы добежать до деревьев Ленка, если бы другой не схватил за руку товарища и не крикнул сердито:
- Стой, дурак... Не стреляй: всё дело испортишь.
Не вбежала, а врезалась в гущу леса Ленка. Напролом через гущу, наискок через кусты, глубже и глубже. И только когда очутилась посреди сплошной заросли осинника и сообразила, что никак не сможет проникнуть сюда подвода, остановилась перевести дух.
"Лёвка! - подумала она. - Не иначе как у него Головень. - И сразу же сжалось сердце. - Хоть бы не поспели до темноты: ночью всё равно не найдут, а утром, может, немцы..."
С оставленной ей стороны грохнула очередь, другая... и пошло.
"С обозниками, - догадалась Ленка. - Скорей надо, а тут на-ко: без пути".
Но лес поредел вскоре, и под ногами у Ленки снова очутилась дорога. Ленка вздохнула и бегом пустилась дальше. Не прошло и двадцати минут, как из лесной чащи, прямо навстречу ей, вышел торопившийся куда-то партизанский отряд. Не успела она опомниться, как окружили её угрюмые люди с автоматами наперевес. Повела испуганными глазами. И чуть не упала от страха, увидев среди них Головня. Но потому ли, что тот всего раз или два встречал Ленку, или потому, может, что не ожидал он наткнуться здесь на девушку, или, наконец, может быть, потому, что он принялся сосредоточенно перезаряжать магазин своего автомата, но только Головень не обратил на Ленку никакого внимания.
- Девка, - спросил её один, грузный и с большими седоватыми усами, тебя куда дьявол несет?
- С хутора... - начала Ленка. - Корова у меня... чёрная, и пятна на ей...
- Врёшь! Тут и хутора никакого нет.
Испугалась Ленка ещё больше и ответила, запинаясь:
- Да не тут... А как стрелять начали, испугалась я и убежала...
- Слышали? - перебил первый. - Я же говорил, что где-то стреляют.
- Точно стреляли, - заговорила быстро, начиная о чём-то догадываться, Ленка, - на большой дороге. Там Козолупову мужики продукт везли. А Лёвкины ребята на них напали.
- Как напали?! - гневно заорал тот. - Как они смели, сукины дети!
- Честное комсомольское, напали... Сама слышала: чтоб, говорят, сдохнуть Козолупову... Жирно с него... и так обжирается, старый хрен...
- Слышали?! - заревел партизанский командир. - Это я обжираюсь?
- Обжирается, - подтвердила Ленка, у которой язык заработал, как мельница. - Если, говорят, сунется он, мы напомним ему... Мне что? Это всё ихние разговоры.
Прикрываясь несуществовавшими разговорами, Ленка смогла бы выпалить ещё не один десяток обидных для достоинства Козолупова слов. Но тот и так был взбешён до крайности и потому рявкнул грозно:
- Идём!
- А с этой что? - спросил кто-то, указывая на Ленку, и передёргивая на всякий случай затвор своего автомата.
- Подзатыльник ей дай, чтобы не захотелось вперёд такие слова слушать.
Ушли партизаны в одну сторону, а Ленка, получив ни за что ни про что подзатыльник, помчалась в другую, радуясь, что ещё так легко отделалась.
"Сейчас схватятся, - подумала она на бегу. - А пока разберутся, глядишь - и ночь уже".
...Наступал вечер. В пустом сарае резче и резче проглядывала тёмная пустота осевших углов. И расплывались в ней незаметно остатки пробивающегося сквозь щели света.
- Слушай!
Маша задрожала даже.
- Слышу!
И офицер крепко сжал её за плечо.
- Но кто это?
За станицей, в поле, захлопали автоматные очереди, частые, беспорядочные. И ветер донёс их сюда беззвучным игрушечным треском.
- Может, немцы?
- Нет, нет, Маша! Немцам рано.
Всё смолкло. Прошёл ещё час. И топот и крики, наполнившие станицу, донесли до сараев тревожную весть о том, что кто-то уже здесь, рядом.
Голоса то приближались, то удалялись, но вот послышались близко-близко.