— Мне не надо, — сразу сказала Марина.

— Мариночка, ты уверена? — настороженно спросила мама у нее из-за спины.

— Мама, — сказала Марина, поморщившись.

Она обернулась. Мать серьезно смотрела на нее. Марина подошла к ней поближе.

— Я знаю, — сказала она негромко, — вечные мучения и все такое прочее: червь неугасимый и зубовный скрежет. Но мне, правда, нечего ему сказать.

После интенсивного лечения маринина мать сделалась радикально религиозным человеком. Она всегда была верующей, сначала — богемной, потом — интеллектуальной, теперь — ортодоксальной. Еще задолго до того как Марина объявила ей о своем намерении выйти за Тему замуж, мать взяла с нее обещание непременно венчаться в церкви, по всем правилам. Теперь она с удовольствием вернула бы Марине данное ей слово.

— Ты необыкновенно легкомысленный человек, — грустно сказала Ада Николаевна, оглаживая атласные маринины рукава, — тебе Василия Великого надо бы почитать.

— Мам, — сказала Марина, ласково придерживая руки Ады Николаевны в своих, — правда: не волнуйся. Все будет в порядке.

Тем временем Тема вместе со священником отошел в сторону, и они принялись шептаться. Марина настороженно оглянулась на них. Мать впервые за все время посмотрела на Тему с интересом.

Тема что-то объяснял священнику. Священник переспрашивал. Тема показывал на пальцах. Священник удивленно наклонялся к нему. Тема доказывал и возражал. Священник слушал. Тема остановился. Священник что-то переспросил. Тема кивнул. Священник повернулся и ушел за алтарь.

Марина подошла к Теме.

— Что случилось?

Вдвоем они отошли в сторону, поближе к столу с гробами.

— Я ему все рассказал, — сказал Тема обескураженно. — А он ушел.

— В каком смысле все? — спросила Марина недовольно.

Тема помялся.

— Все, — сказал он. — Про кокаин рассказал и про ЛСД и про грибы, про то, как я мастурбировал, пока ты в больнице лежала. Про заказ рассказал. Сказал еще, что мне иногда кажется, что Бога нет. Сказал, что, — глупо, конечно, только не смейся, — что Нобелевскую премию хочу получить, неважно за что. Рассказал, что я тебя ударил и что мне понравилось — тогда, я имею в виду, тогда. Про кетамин рассказал. Сказал, что… неважно… рассказал, там, одну вещь, короче. Сказал, что мне из пистолета нравится стрелять и нравится, когда попадаешь, особенно если издалека. Про куннилингус рассказал и про то, что я сексуальную ориентацию хотел поменять.

— А это зачем? — удивилась Марина.

— В помыслах согрешил, — ответил Тема авторитетно.

— Про гадалку рассказал? — спросила Марина.

— Забыл, — расстроился Тема искренне. — И ты знаешь, — продолжил он вполголоса, осторожно и серьезно, — честно говоря, в этом что-то есть. — Он огляделся по сторонам, как будто заново увидев высокие выпуклые иконы, усталых, сосредоточенных, поднимающих чашу ангелов на изгибе свода и частые огоньки свечей неподалеку. — Понимаешь? Исповедь, я имею в виду. Я не знаю, как насчет всех этих песнопений и дыма, но исповедь здорово меняет. Абсолютно, я бы сказал. Это как будто тебя стерли и на начало перемотали. Только не смотри на меня так, пожалуйста. Я действительно так считаю. Возможно, это чисто психологический эффект, я не знаю, но я чувствую себя сейчас совершенно другим человеком. Как будто у меня ум сделался другой.

— Ум?!

Они помолчали.

Что я вообще хорошего в своей жизни сделал? — спросил Тема самого себя, глядя как Антон учит Кореянку Хо отправлять факс с мобильного телефона. Подведем итоги. Он быстро перечислил. Сочинение хорошее в школе написал: «Положительный герой у Беккета». Вправил плечо Кореянке Хо, когда она в люк провалилась. На пляже в Комарово научил какого-то бесхозного ребенка воздушного змея запускать. Рассказал Маринке, кто такой Каурисмяки. Отдал Антону долг. Получил однажды в собесе посылку с гуманитарной помощью для марининой мамы. Помог как-то раз в поликлинике дебилу «Сникерс» распаковать.

Священник вышел из-за алтаря и огляделся. В руках у него был обрез. Он увидел Тему и направил обрез прямо ему в лицо.

— Так это ты, падла, — крикнул священник библейским басом, — моего братана завалил?!!

За секунду до того, как священник выстрелил, Марина успела, ухватив за пояс остолбеневшего Тему, нырнуть под стол с гробами. Крупная шрапнель прогремела по доскам. Стол пошатнулся и упал и гробы соскользнули на пол.

Лепестки цветов медленно разлетелись по воздуху.

Ближайший к Теме гроб нерешительно перевернулся и из него прямо к Теме на грудь вывалился мертвый Харин и ткнулся ему в плечо наскоро загримированным зеленоватыми белилами лицом. Марина профессионально посмотрела на Харина.

— Чудовищная самодеятельность, — сказала она, поморщившись.

Священник выстрелил еще раз. Из ближайшего образа со звоном посыпалось стекло, мелкие щепки разлетелись по сторонам и Тема, выбравшийся из-под Харина увидел через дыру в столе, как две крупные латунные гильзы, кувыркаясь, упали на разноцветные плитки пола. Священнник сунул руку под рясу и достал еще пару патронов.

Марина поднялась с колен, высоко задрала свое баснословное свадебное платье, вытащила из-за пояса белых колготок пистолет, левой рукой откинула фату с лица и прицелилась. Краем глаза она успела заметить восхищенное лицо спрятавшейся за колонной Кореянки Хо. Фата медленным облаком опустилась позади ее головы.

Священник клацнул затвором и поднял глаза.

Через минуту они все впятером (если не считать Иосифа, ревниво отобранного марининой мамой у Кореянки Хо еще во время Теминой исповеди и теперь мирно спавшего у нее на руках) вышли из церкви на паперть. Антон, вежливо пропустивший всех вперед и выходивший последним, аккуратно затворил за собой тяжелые церковные двери. Тема отвязал поводок Канарейки от церковной ограды и дал доллар калеке в инвалидном кресле, приглядевшему за собачкой.

— Поехали в другую церковь, — озадаченно сказала маринина мама.

— Может, лучше в пельменную? — предложил проголодавшийся неожиданно Антон, — Я знаю здесь одну отличную пельменную неподалеку.

— Темка, кстати говоря, новые стихи сочинил, — сказала Марина.

У Ады Николаевны сделалось после этого заявления болезненное лицо, и она попыталась незаметно отойти в сторону. В этот момент около тротуара остановилась потрепанная машина, из нее по очереди выбрались нарядные темины родители, и машина уехала.

— Опоздали? — встревоженно спросил темин отец, оглядывая присутствующих. — Здравствуйте Мариночка. Вы похожи на Алису в стране чудес, то есть, я хочу сказать, что вы сказочно хороши. Познакомьтесь, это темина мама.

— Лев, как тебе не стыдно, — сказала темина мама, протягивая марине руку, — мы тысячу лет знакомы, еще с твоего дня рождения.

Марина достала из-за корсажа рулончик туалетной бумаги, развернула его и стала читать. Длинная лента бумаги длинной горизонтальной волной струилась на утреннем ветру.

— Люська — сволочь и проститутка, — прочитала Марина громко. Все, включая нищего у ограды и одинокого прохожего с плоским портфелем в руке, обернулись. Прохожий остановился.

— У Линды подозрительная линия рта. Ты уверен, что это именно свадебные стихи? — спросила она Тему, оторвавшись от бумаги.

Тема тягостно кивнул головой. Марина продолжила:

— Называется «Суд Париса», — добавила Марина, сворачивая стихотворение обратно в трубочку, — но только название в конце почему-то написано.