— Ты промок, — произнесла она заботливо, впервые внимательно взглянув на него. — Повесь куртку на крючок у двери и разожги огонь, я принесу выпить.

Когда она вернулась с двумя чашками кофе с бренди, огонь уже горел, и Чейз устроился около него, грея руки.

— Держи, — сказала она, протягивая кружку, и он встал.

— Спасибо, — пробормотал он, следя взглядом, как она уселась в углу дивана, но сам не двинулся с места.

Глотнув кофе в полной тишине, Таша подняла на него глаза.

— Я слушаю, — сказала она и снова заметила напряжение на его лице.

Чейз долго смотрел в свою кружку, затем тяжело вздохнул и начал:

— В тот день в лесу, когда мы с тобой любили друг друга, ты спросила меня, жалею ли я о чем-нибудь, и я ответил, что да, о многом. Так оно и было, но только вовсе не о том, что произошло между нами. Я не мог жалеть об этом, — произнес он натянуто. — Когда я понял, что ты подумала, я пытался объяснить, но ты не стала меня слушать. Ты побежала, и когда я увидел куда, то позабыл обо всех объяснениях. Кровь застыла в жилах. Я впервые так испугался. — Он поежился и провел рукой по щеке. — Потом это страшное падение… Я чуть не сошел с ума. Однако ты молодец — так хорошо держалась… Я не хотел оставлять тебя одну, но был вынужден… а потом ты сказала, что веришь мне… — Глаза его метались. — Только тогда я понял, что натворил, как виноват перед тобой.

Таша хмуро пила кофе. Он и раньше говорил это, но ведь все не так. Он ни в чем не виноват перед ней. Это она лгала и обманывала.

— Ты не должен так говорить. Ты знаешь, что это вовсе не так, — сказала она, и ее голос впервые дрогнул.

Чейз заметил и в душе обрадовался первому, пусть робкому, проявлению какой-то реакции. Тяжело дыша, он покачал головой.

— Господи, помоги мне, это правда. Я виноват в том, что прислушивался к своей дурацкой гордости вместо того, чтобы прислушаться к сердцу.

Таша подняла голову, изучая его. Ее уверенность дала трещину. О чем это он?

— Я не понимаю, — произнесла она озадаченно.

Чейз вздохнул.

— Когда я узнал, как ты обманула меня, я разозлился.

При одном только упоминании об этой сцене печаль болезненной волной прокатилась сквозь нее, до предела натянув нервы. Она вздрогнула. Это был самый страшный день ее жизни.

— Ты был в бешенстве, — согласилась она слабым голосом и попыталась отмахнуться от ужасных воспоминаний, но они упорно стояли перед глазами. Притупившиеся было эмоции вдруг стали остры как лезвие ножа: чувства вернулись к ней. Она хотела умолять Чейза прекратить, не заставлять ее снова пережить это. Слишком было больно. Но слова будто застряли в горле.

Следя за ее лицом, Чейз поморщился и возненавидел себя за то, что так мучает ее.

— Сейчас я хорошо представляю себе, что ты тогда почувствовала. В тот момент я знал только одно: женщина, которой я так доверял, оказалась лгуньей.

У Таши перехватило дыхание, дрожь будто ушла в глубину ее существа, разрывая ее изнутри. Она поставила едва тронутую чашку кофе и, защищаясь, скрестила руки.

— Я хотела сразу же рассказать тебе все, но боялась, — еле слышно прошептала она сквозь стон Чейз понял ее и кивнул.

— И я доказал, что ты не зря боялась, ведь так? — произнес он с отвращением к себе.

Дрожь нарастала в ней, и ей потребовалось напрячь все силы, чтобы скрыть свое состояние.

— Ты вправе был злиться.

— А ты вправе была ожидать, что я захочу выслушать твои объяснения и пойму их. Это же сущий пустяк! Ведь я никогда, ни на одну секунду не переставал любить тебя, — сказал он, и Таша закрыла глаза. — Я люблю тебя, Таша.

Это признание уничтожило остатки защитного кокона, в который она заключила себя, распахнуло дверцу в глубину ее сердца и выпустило наружу запертую там боль. И те чувства, которые она подавляла в себе, вернулись — она помнила все.

— Но ты ведь не хочешь любить меня, да? — выдавила она через силу, в горле комом стояли сдерживаемые слезы.

Белый как смерть, Чейз поставил кружку на каминную полку и опустился возле нее на колени.

— Посмотри на меня, Таша, — попросил он хрипло, и она подняла голову.

— Только не лги мне! — крикнула она, и его губы сжались с горечью.

— Солнышко, я и не собираюсь. И надеюсь, что ты поверишь мне. Я всегда любил тебя. Я люблю тебя. Просто не хотел, чтобы ты узнала это, — признался он.

Таша смотрела ему в глаза, ища подтверждения этим словам, и прочла его в самоуничижении, которое ни с чем не спутаешь. Она вздрогнула, когда поняла это. Он всегда ее любил. Просто не хотел, чтобы она знала!

Приступ слепого гнева охватил ее, и она чуть было не ударила его.

— Черт тебя побери, зачем?! Чейз нахмурился от этого взрыва злости, но принял его как должное.

— Чтобы наказать тебя. Но, Бог свидетель, я не понимал, что делаю, пока не столкнулся лицом к лицу с вероятностью потерять тебя. Когда я сидел возле тебя в больнице, то взглянул как бы со стороны на все, что натворил, и ужаснулся.

Грудь ее готова была разорваться от скопившихся там боли и злости.

— И что же ты увидел, Чейз? — бросила она вызывающе.

Чейз сжал зубы, твердо решив быть искренним до конца:

— Я увидел мужчину, который пользовался тем, что жена слишком его любит и потому никогда не бросит и не поставит перед необходимостью умолять ее вернуться. Одной рукой я отталкивал тебя, а другой — крепко держал при себе. Я отказывал тебе в своей любви, будучи уверен, что не лишусь тебя.

Таша откинулась на подушки, не сводя с него глаз. Когда ее гнев стал остывать, она осознала, чего стоило ему признать правду, которая причинила ей такую боль. И еще поняла, почему он решился рассказать ей правду.

Не только потому, что она заслуживала узнать ее; он видел в этом еще и единственную

возможность встряхнуть ее и вернуть к жизни. Все без утайки открыл ей, хотя знал, что это оборачивается против него. Не хотел потерять ее и поставил ее интересы выше своих. Для такого поступка нужна была смелость.

— Ничего себе… история, — растерянно сказала она, не понимая, как два разумных существа могли так обойтись друг с другом.

— Ты должна была все узнать. Таша тяжело вздохнула.

— А теперь, когда ты все рассказал, скажи, чего ты хочешь от меня? — спросила она устало, и это был один из немногих вопросов, способных поставить его в тупик.

Однако он ответил:

— Я хочу, чтобы ты простила меня, хотя знаю, что не заслуживаю этого. Поверь, я вовсе не горжусь тем, как вел себя. Мне нужно, чтобы ты простила меня, Таша, как я должен был простить тебя.

Ее громкий смех был полон нестерпимой боли.

— Не слишком ли многого ты просишь?

— Это слишком много? — спросил он хрипло.

Печаль охватила ее.

— Не знаю, — со слезами прошептала она. — Ты так меня обидел. Я нехорошо поступила, но сделала это из любви. А ты… — У нее пересохло в горле, и она не смогла выдавить из себя ни слова.

— Можешь не говорить, — продолжил Чейз вместо нее. — По моей вине погиб наш ребенок, и я никогда не прощу себе этого! — Его голос был полон горечи и стыда.

Внезапно он поднялся на ноги и подошел к окну.

— Оказалось, что я не знаю самого себя, Таша, — заговорил он тихо. — Я не знал, что могу быть таким жестоким и эгоистичным. Да как я могу просить тебя о прощении? Как могу надеяться, что ты будешь любить меня, когда такое натворил! Убил нашего ребенка, о Боже мой!

Таша в ужасе увидела, как опустилась его голова и поникли плечи, не в силах выдержать груз лежавшей на них вины. Но она вовсе не обвиняла его в гибели ребенка! Ее собственная печаль все нарастала и нарастала. Он во всем обвиняет себя, но она не допустит этого, потому что это не так. Они оба совершили ошибку, как обыкновенные слабые люди.

— Чейз… — позвала она его сквозь слезы, и он поднял голову, но не обернулся. — Я прощаю тебя.

— Но как?..

— Просто я люблю тебя, — прошептала она, и тогда он взглянул на нее глазами, полными слез.