Было немало и других карикатур, смысл которых для иностранца был неуловим, а также сцены из личной жизни вельможных особ, изображавшие, например, принца и миссис Фицхерберт, вдовую католичку, на которой наследник тайно женился. Во всяком случае, слухи об этом ходили уже достаточно давно даже за границей. Софи вспомнила, что впервые услышала об этой скандальной истории в Париже, но родители ее терпеть не могли сплетен, и личная жизнь других людей у них в доме, как правило, не обсуждалась. Все карикатуры безжалостно изображали миссис Фицхерберт как бочкообразную толстуху с огромным крючковатым носом, а принца растрепанным, будто только что с сеновала, с нечесаной головой и гигантскими ляжками. На одной из карикатур она качала колыбель, а принц с любовью взирал на лежащего в этой колыбели младенца. Разглядывая все эти многочисленные рисунки, Софи вспомнила, что ей как-то рассказывали о том, что миссис Фицхерберт одно время гостила у графа и графини в шато де Жюно, скрываясь от чрезвычайно пылких домогательств принца. Как наследнику Английского трона принцу запрещалось жениться на особе католического вероисповедания, кроме того, он вообще не имел права вступать в брак без соответствующего разрешения короля, так что никакого будущего у этой пары не было. Судя по всему, все эти карикатуры были всего лишь злобной спекуляцией.

Рассмотрев все, что было в лавке, Софи твердо решила более в подобные заведения не заходить, однако теребивший ее за руку Антуан, тащил ее буквально во все подряд, лепеча, что он еще хочет посмотреть на смешных дядей и тетей. По оживленным улицам курсировали сверкающие экипажи и «воздушные» фаэтоны, на козлах которых сидели лихачи-молодчики, обгонявшие телеги с дровами и купеческие повозки. Тут и там в толпе мелькали солдаты в алых камзолах. Стоявшие лагерем на холмах Даунса, они служили мрачным напоминанием того, что Британия находилась в состоянии войны с Францией.

Последний раз Софи видела такое обилие праздной, одетой по последней моде публики лишь в дореволюционном Париже. То и дело до нее долетали обрывки французской речи, но никого из своих знакомых она здесь пока не встретила. Наконец они с Антуаном вышли на широкую зеленую лужайку, тянувшуюся к северу от залива, и когда она спросила у какого-то катившего тележку мужчины, как называется это место, он ответил: «Стайни». С востока и с запада лужайку обрамляли великолепные, как дворцы, здания, с еще одной угнездившейся среди них библиотекой и огромной, таверной под вывеской «Касл Инн». Но во всем этом доминировало очаровательное здание, крытое белоснежной глазированной черепицей, искрившейся на солнце. Перед украшенным куполом фасадом, вздымалась колоннада в ионическом стиле, а на антаблементе[2] возвышалось восемь статуй. Здание это сразу же напомнило Софи французские шато, а потому она решила, что это дворец какого-то вельможи. Нет, сомнения быть не могло, так вот он какой Морской Павильон, прибрежная резиденция Георга, принца Уэльского. Именно здесь она станет просить себе работу.

Тщательно подстриженные лужайки и клумбы с цветами придавали этому месту очаровательный вид. И хотя с этой стороны не было парадного входа во дворец, великолепный фронтон выходил прямо на лежавший к востоку от здания Стайни.

Высоченные окна, даже издали отразили идущих вдоль невысокой ограды Софи и Антуана. Морской Павильон сверху походил на огромную букву Е. К нему вел полукруглый проезд с литыми орнаментальными воротами. Софи заметила сделанный в торце здания неброский вход для слуг.

Чтобы успокоить Антуана, вконец уставшего и проголодавшегося, Софи взяла его на руки. С некоторой робостью она дернула за веревочку дверного звонка. Дверь открыл лакей в бумазейном жилете, оценивающе посмотрев на Софи, он спросил:

– Да, мисс? Чем могу быть полезен?

– Мне хотелось бы видеть дворецкого.

– Если вы насчет работы, то вам не повезло. На этот сезон мы больше никого не берем. Все необходимые для павильона служанки уже имеются.

– Я кондитер.

– Кондитер… Ну, поскольку главный повар сейчас неподалеку, – он махнул рукой куда-то через плечо, – я сейчас поговорю с ним на ваш счет, но не питайте никаких надежд.

И он пошел прочь по коридору, однако довольно скоро вернулся. Софи почувствовала, как оборвалось у нее все внутри, после того как он сокрушенно покачал головой.

– Увы, мисс, но вам не повезло.

– Я обязательно приду еще раз! – твердо сказала она.

– Вот это упорство! Мне бы и самому хотелось бы вас здесь видеть. Вы бы стали украшением двора. – Девушка и впрямь была ослепительно красива, и лакею доставляло удовольствие говорить ей комплименты. – Приходите к нам следующей весной, когда Павильон будет готов к возвращению принца, собирающегося отдохнуть здесь в летние месяцы. Большая часть из нас прибыла сюда из Карлтон-Хауса – лондонской резиденции принца, – но местных мы также берем на работу с превеликим удовольствием.

– Благодарю за совет.

– Но вы должны быть готовы как следует орудовать веником и шваброй. Мне еще лично не приходилось видеть, чтобы на кухне работала женщина-кондитер.

– Ну, значит, настало время перемен. – И такая решительность звенела в ее голосе, что рот лакея окончательно растянулся до ушей.

– И, вероятно, вы именно та, кто принесет эти перемены с собой? – Он посмотрел ей вслед и, прежде чем захлопнуть дверь, внезапно крикнул: – Не забудьте в следующий раз взять с собою все свои самые лучшие рекомендации.

Рекомендации! Софи даже в голову не приходило, что для того, чтобы устроиться на работу во дворце, необходима рекомендация хотя бы одного известного в этой стране лица. С променада, возвышавшегося над заливом, Софи и Антуан разглядывали сушившиеся на гальке рыбацкие лодки и сети, источающие запахи рыбы, дегтя и соли. Пройдя чуть дальше, путники расположились в укромном уголке пляжа, чтобы отобедать тем, что в то утро дала им с собой заботливая миссис Миллард. Развернув узелок, Софи обнаружила добрый кусок мясного пирога, ковригу хлеба, выпеченного вчера, сваренные вкрутую яйца, приличный клин домашнего сыра. За трапезой им было на что посмотреть, поскольку расположились они на той части пляжа, где купались исключительно знатные дамы. Большинство женщин прибывало сюда со своими горничными, помогавшими им раздеваться в так называемых купальных машинах, представлявших собой прямоугольные деревянные кабинки на четырех колесах. В каждой кабинке имелось по две дверцы, одна спереди, в сторону моря, другая с противоположной стороны. И именно через нее входила в кабинку полностью одетая купальщица. Для защиты купающихся от нескромных взглядов, кабинку отвозила к воде прикованная к ней цепями лошадь, которая входила в воду по круп. Как только дама выходила через переднюю дверцу, облаченная в объемистую фланелевую купальную рубаху и боязливо медлила на ступеньках «купальной машины», ее хватала дюжая «ныряльщица», одетая так же (отличие составляла только обязательная соломенная шляпка), и спешно окунала, пожелавшую купаться даму в воду с головой. Лишь только купальщица появлялась на поверхности, визжа и брызгаясь, во все стороны «ныряльщица» окунала ее вторично. Все это входило в платные услуги, и лишь после того, как даму окунали во второй раз, ей разрешали плескаться как вздумается под бдительным оком «ныряльщицы», следившей за тем, чтобы госпожа не утонула.

Отобедав, Антуан принялся строить песочный замок, а Софи тем временем убрала остатки их трапезы. Одна из «ныряльщиц» благополучно препроводившая свою очередную жертву в машину, вышла на прибрежную гальку. С ее короткой, по колено, фланелевой юбки стекала вода. «Ныряльщица» подошла к перевернутому ялику, служившему ей стулом и, взяв лежавшие на нем глиняную трубку и табакерку, собралась закурить. Когда она чиркала огнивом, к ней подошла Софи и учтиво спросила:

– Добрый день, мадам. Я только что приехала в Брайтон. Не могли бы вы подсказать, где мне будет лучше всего снять квартиру.