Запах дыма от хлебных печей, свежей стружки, меда, цветные паруса на Хатанке, довольное мычание коров, возвращающихся с пастбища; колокольчики, звенящие в арках в окончаниях улиц - таков был Хатан этого бересня.

По обочинам дорог цвел вереск, и последние шмели пели в нем свои низкие песни. Путник, изнемогая, брел по дороге. Его израненные ноги цеплялись за малейшие выбоины, лицо почернело от солнца и ветра, глаза слезились, а губы запеклись, и в нем с трудом признали бы теперь мечника Верховной и храмового воспитанника. Но если бы кто подошел поближе и осмелился глянуть ему в глаза, увидел бы там желтую точку, как у загнанного, но готового ко всему волка.

Я не человек, твердил он себе, я волк, и они не уйдут от моего гнева.

Как гудят под ногами чугунные ступени!, унося запах пепла и мокрой травы, и все сменяет один - сырой земляной запах. Словно спустился в сердце земли, и деревянная крышка люка хлопнула над головой. Здесь даже кладки не было, узкий земляной лаз, и корни белыми червями чиркали по голой шее, заставляя вздрагивать; шорсткие комочки сеялись за шиворот, когда Имрир, согнувшись и вытянув руки, шел в темноту. Замок-за-Рекой... груда старых развалин с не очень бдительным гарнизоном. Здесь он отыщет помощь, которую ему некогда обещали.

Липкий ужас придет, соберется в кулак и ударит... Только почему здесь не ощущается ничьего присутствия? И темнота - просто темнота, без всего, что должно скрываться за нею. Даже в детстве было страшнее... А здесь пусто. Имрир вздохнул. Здесь не было Силы. А может, он просто не умел позвать? Те, что вели его, что обещали - верно, они знали, как вызвать Тех, кто Незрим. А Имрир дошел сюда - и напрасно. Что же, возвращаться и начинать все сначала? Но те, что знали... ненавистная хорошо постаралась. Они, верно, мертвы, а кто уцелел - он их не отыщет!.. Отчаянье подкатило под горло, Имрир прислонился к стене и едва не зарыдал от бессилия.

Нога споткнулась обо что-то, верно, камешек. Имрир наклонился и зачем-то стал шарить в темноте. Обхватил ладонью обросший землей странный предмет. И понял, насколько устал и отчаялся, как ему страшно и хочется есть. Ненависть ушла, он был всего лишь напуганный, готовый расплакаться мальчишка. Он вертел это что-то в ладони, а потом сунул под куртку и устало потащился дальше.

"Мама, мамочка... Милосердная. Я очень устал. Я посплю вот тут. Я недолго... посплю..."

Жена вытянула шпильку из прически, и волосы упали хмельной волной. Больше всего на свете я люблю, когда она расчесывает волосы, созерцать этот искрящийся лохматый водопад, запускать в него пальцы, ощущая упругость и прохладу... как давно прошло время того короткого белого дождичка - чтобы удобнее носить было шлем... Хель, голубка моя, пушистый одуванчик...

Матэ появился неожиданно, рыжий, встрепанный и голодный. Служанки кинулись накрывать на стол.

Брови Хели удивленно приподнялись:

- Ты вернулся?

- Давно уже, - пробурчал Матэ с набитым ртом. - Только к тебе меня не допускали.

"И не допускали бы дальше", подумал я то ли ревнуя, то ли уже предчувствуя, что он скажет еще. Вся эта история с Храмом как-то прошла мимо меня, и не хотелось докапываться, и расспрашивать Хель, да и Храма больше нет... Все заслонила и сожгла морна.

- А Имрир... где?

- Морной его прихватило, тогда еще, на дороге.

Рот Хели округлился испуганно.

- Да оклемался он, оклемался, - поспешил Матэ. - Только с головой у него с болезни неладно стало. Пырнул меня ножом и ушел.

Матэ взялся за бок и слегка покряхтел. Руки Хели упали, она стала так бледна, что я испугался за нее. Оба мы знали, что это не морна виной, что...

- Память к нему вернулась... Хатанская Милосердная! Мэй!

Это был голос на грани срыва, как перетянутая струна.

- Людей собери! Пусть его ищут! Кто хоть след сыщет - вдвое, втрое наградить! Матэ, где он от тебя ушел?

- В полудне от Хатана на Карианском тракте. Искали его там уже. Как в воду канул.

- Бери людей, сколько нужно, ищите еще!

Матэ выбежал.

Я взял ее холодные руки:

- Не в себе он после морны, слабенький. Далеко не уйдет. Пережидает где... Или сюда пошел. Так и мышь не проскочила бы...

- Сюда?! - Хель вскочила. - Вели седлать! И оружных!

Я заглянул в ее плывущие зрачки и понял: Замок-за-Рекой.

- Что за шум? - дама Истар Йонисская, жена Гэльда и невестка Матэ, стояла на пороге, отряхивая меховые рукава. - Али мои соглядатаи мышей не ловят? Чего я не знаю?

- Ох, Истар, - только и сказал я.

Рассказ продолжался до ночи. Истар все больше хмурилась и грызла костяшки пальцев.

- Конечно, о том, чтобы ей ехать, и речи быть не может.

- Что?! - вскинулась Хель.

- Не одна ты в Двуречье. Вестников за Кену пошлем. И сыск учиним. Через мелкую редь не просочится.

Я поддержал Истар, как мог, испепеляющий взгляд Хели остановился на мне, и Истар как бы невзначай убрала у нее из-под рук все тяжелое. Ох, горька участь встревающего в семейные свары.

- В конце концов, я поеду! - брякнул я.

Хель сощурилась:

- А Ландейл?

- Луну простоял без меня и еще простоит, помощники у меня толковые.

- Бургомистр... - фыркнула она.

Я пошел отдать приказания слугам. На рассвете я должен был выехать из Хатана.

- Кто здесь?!

Свет походен резанул глаза, и Имрир вяло заслонился рукой.

- Кто ты?! Что ты здесь делаешь?!

У него не было сил бежать. Он попытался нашарить рукоять ножа.

- Да знаю я его, - прозвучал сипловатый радостный голос. - Имрир он, мечник Хозяйки. Ты откуда здесь взялся?

- Да отлыньте! Он с голодухи едва живой!

Сильные руки подхватили, почти понесли наверх, к воздуху и свету.

- В казармах я его видел... паренек славный...

Имрир очнулся за столом над миской похлебки с ложкой в руках. На какое-то время стало тепло от заботы этих простых воинов, ледок на сердце подтаял. Но пришла мысль, что это могли бы быть его воины, и Имрир ожесточился.

- Ты из Хатана? Гонцом? Мы тут, как на краю света; почитай, и боги о нас забыли.

- Не гонцом... нет... Не помню я... морна в Хатане.

- Морна?!

Командир тяжело оперся о стол.

- Вот почему вести не доходят.

С подозрением посмотрел на Имрира:

- А ты не врешь часом, парень? Морны на Двуречье, почитай, лет триста не было!..