А чтобы не замерз, по дороге давал глотнуть водки да оттирал нос снегом. И испуганный фашист лежал тихо, как кукла с открывающимися глазами.

Так случалось Суровикину доставлять в штаб "языков" в большом офицерском чине.

А тут попался охотнику не солдат и не офицер, а целый бронепоезд, да еще какой!

Однажды забрался Суровикин далеко во вражеский тыл, вышел на гору, посмотрел в долину - и замер. Видит чудо не чудо, диво не диво, а необыкновенную крепость, словно вылепленную из снега.

Орудийные башни белые. Пушки белые. Бронированные платформы белые. Тепловоз, закованный в белую броню, не дымит. И вся эта белая крепость катится по рельсам на белых колесах.

- Ишь ты какой, настоящее привидение! - прошептал Григорий, много слышавший про разбойничьи налеты бронепоезда-невидимки. - Вот бы подловить такого!..

Сердце охотника сильно забилось. Хороша добыча, да как взять ее, когда в руках у него лишь тонкие силки из стальной проволоки да автомат на груди. И почувствовал себя Суровикин так же, как при встрече с тигром в уссурийской тайге, когда у него в руках оказалось ружье, заряженное мелкой дробью на рябчиков.

Неужели же упустить такого зверя?

- Врешь, не уйдешь! - сказал он и пошел следом, обдумывая на ходу, что же ему предпринять.

Бронепоезд делал петли, а он шел напрямик, горой, а сверху разглядел, что на крышах бронированных платформ и тепловоза нарисованы черные полосы, как рельсы. Затаится бронепоезд на железнодорожном полотне, полосы сольются с рельсами, и сверху он станет невидим.

"Вот почему его так трудно обнаружить авиации". Неожиданно подул ветер, облака разорвались и показалось солнце. Чистые снега вокруг заблестели нестерпимым блеском.

Скалы и сосны бросили от себя фиолетовые тени. На вершинах и на ветвях деревьев заиграли морозные алмазы.

Среди ветвей затенькали синицы. В природе сразу все ожило и стало красивым. Не обрадовался солнцу только "белый призрак". Его громадная тень отпечаталась на насыпи железной дороги так четко, что Григорий мог пересчитать все его башни и пушки.

Словно испугавшись своей тени, бронепоезд ускорил ход и уполз в первый попавшийся туннель, как гады уползают в норы при виде солнца, которое помогает зорким орлам.

"Так вот почему ты боишься своей тени!" Суровикин, скрываясь в тени деревьев, подобрался к скале, в которой строители дороги проделали проход для поездов, и стал наблюдать.

У входа в туннель стояла охрана. Виднелись воронки от бомб. Одна неразорвавшаяся двухсотка лежала на склоне холма, рядом с небольшим стожком сена.

Вероятно, наши летчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру.

"Но разве такую гору пробьешь? - подумал Суровикин. - Тут надо применить какой-нибудь другой способ".

И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя. Экое чудовище! Упустишь - многих ребят сиротами сделает.

Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьешь. Пошарил Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где ее возьмешь?

Еще раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку путевого обходчика.

"Вот у кого гаечный ключ достать можно, - подумал он. - Наверно, этот стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку, вместе со всеми башнями и пушками".

С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой середке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козленка Ваську. И козленок, играя, больно бодает его в бок.

- Пошел прочь, не балуй! - оттолкнул его Суровикин и проснулся.

Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы.

В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с финским ополченцем.

Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего. Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив из рук вилы.

- Вот я тебе покажу, как баловаться!- закричал Суровикин, схватив его за грудь.

- Рус, рус, у меня матка, у меня детки! - залепетал старый финн, знавший по-русски. - Я не сам, меня командир послал. Герман сена хочет...

- Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят?

Но тут Суровикин заметил лошадь, запряженную в сани, и смягчился:

- А все-таки для чего же это немцам сено понадобилось?

- Для матрацев. Немцы мягко спать любят, - ответил финн.

- Это какие же немцы?

- А вон там, в бронепоезде, - указал финн.

Суровикин посмотрел вниз. Стояла белесая северная ночь. Не зажигая фар, к туннелю подходили грузовики, груженные ящиками со снарядами. По-видимому, "белый призрак" собирался в очередной разбойничий набег.

- Если не привезу им сена через час, мне капут, - сказал ополченец, расстреляют.

Суровикин окончательно пришел в себя и усмехнулся. У него мелькнула отчаянно смелая мысль.

- Ладно, - сказал он финну, - приказ есть приказ. Надо его выполнять. Давай наваливай сено!

Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у него снова застучали зубы.

- Да ты не трусь, - сказал ему Суровикин, - все будет хорошо, доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде!

Когда бомба была погружена в сани, он приладил шнур и взрыватель, сверху набросал сена, потом свернул две цигарки - одну дал финну, другую закурил сам.

- Ты беги в лес, к тем финнам, которые в партизанах. Тогда твоя мамка тебе спасибо скажет, и детки тоже. А я сам немцам сено доставлю!

Он хлестнул лошадь и, схватив в руки вожжи, побежал рядом с возом, бойко тронувшимся с горы. И, обернувшись, еще успел улыбнуться финну. Автомат у него висел на груди, а лыжи он воткнул в сено, из которого торчал наружу запальный шнур, похожий на поросячий хвост.

Финн не мог тронуться с места и стоял как столб, не в силах отвести взгляд от солдата, затеявшего смертельное дело.

Воз разгонялся с горы все быстрее. Суровикин бежал с ним рядом. А когда лошадь стала упираться и тормозить, он нахлестал ее как следует и пустил вскачь. Сам же ловко вскочил на запятки саней, пригнулся, прижег запальный шнур цигаркой и, не доезжая до туннеля метров сто, спрыгнул и покатился кубарем в глубокую долинку, прорезанную здесь ручьем: А направленный им воз с разгона въехал в туннель.

Лошадь проскочила мимо солдат охраны и застряла среди грузовиков с порохом и снарядами.

Увидев сено, немецкий офицер, ведавший хозяйством, взглянул на часы и сказал:

- О, этот финн стал понимать немецкий порядок...

И это были его последние слова. Огонек, бежавший по шнуру, добрался до взрывателя.

Взрыв авиабомбы был такой силы, что один вагон с пушками и башнями даже выбросило из туннеля. А потом начали рваться сложенные в ящиках снаряды. Казалось, весь туннель превратился в громадное дуло пушки, из которого вместе с дымом и пламенем летят обломки рельсов, ящики, люди, колеса...

Финну стало так страшно, что он вскрикнул, схватился за голову и бросился бежать в лес.

Что стало с русским солдатом, он не видел.

А Суровикин остался жив. Он выбрался к своим усталый, потрепанный и без "языка".

- А где же пленный? - спросил его командир.

И тут Суровикин начал объяснять, что ему было не до пленного, когда он встретился с бронепоездом. Он так волновался, так запинался и краснел, что рассказ его о поединке с "привидением" показался неправдоподобным.

- У вас эти призраки и привидения от повышенной температуры, наверно! - рассердился командир. - И язык заплетается, и лицо красное... Идите-ка в госпиталь!

Скромный Суровикин не стал настаивать.