А сейчас я вытерла слезинку, защекотавшую щеку. Прилегла на диван. Но что-то не лежалось. Я включила телевизор, ни по одной из программ не было ничего, заинтересовавшего меня. Взяла газету, пробежала глазами заголовки. Все не то. Почитать, что ли? Подошла к стеллажу с книгами. Долго выбирала, наткнулась на поваренную книгу. Полистала, почувствовала голод, вспомнила об остывшем уже чае. Забрела на кухню, но неожиданно и это желание пропало.
За окном было уже темно. Антон не звонил. Я никак не могла заснуть. Собралась и пошла побродить по ночному побережью. Люди на улице, приезжие в основном, заполнили все кафе и ресторанчики под открытым небом. Слышалась негромкая музыка, веселые разговоры. От этого всеобщего веселья мне сделалось еще тоскливей. Я почти бегом возвратилась домой.
И опять меня оглушила тишина, сковал холод, от сильного биения сердца подступила тошнота. Неужели это из-за ссоры с Антоном? Ночь была мучительно долгой. Иногда мне казалось, что я сплю, но одновременно слышу шумы, звуки ночи - тикание часов, проезжающие машины, какую-то ночную птицу. Очнувшись, я осознавала, что именно сейчас я бодрствую. Я дотрагивалась до своего тела и произносила: "Сейчас я не сплю, не сплю." Затем закрывала глаза и опять оказывалась во власти наваждения, которое из всех моих чувств милостиво оставляло мне лишь слух. Этот мнимый сон вымотал, забрал оставшиеся силы. В очередной раз открыв глаза, я заметила солнечные блики на подоконнике. Я обрадовалась утру и поднялась с постели. Была половина пятого. Я прошла на кухню, поставила чайник. Стоя под прохладным душем, я гадала, сколько продлится такое мое состояние.
День проходил бездарно. Я бралась то за одно, то за другое занятие, но ничего не доделав, оставляла.
Где-то около четырех зазвенел телефон.
- Здравствуй.
Какое счастье! Он позвонил! Я знала, знала, он передумал, он хочет остаться со мной. Дрожащим от волнения голосом я ответила:
- Здравствуй, Антоша.
- Ты болеешь?
Как он узнал?
- Да так, ничего серьезного, перегрелась вчера. Заснула на пляже. А ты как?
Но он почему-то продолжал интересоваться моим недомоганием. "Он переживает, сочувствует мне?"
- Озноб, уши закладывает, пульс учащен?
- Да, но уже все прошло.
"Я тронута его вниманием."
- И ты ничего не можешь с этим сделать?
"Ура! Он хочет меня видеть, хочет, чтобы я пришла к нему."
- Как я могу управлять своим самочувствием? Да и все прошло. Твой звонок вернул меня к жизни. Я так рада, что ты позвонил. Я всю ночь не спала, места себе не нахожу. Я была не права, извини...
Но он не дослушал меня.
- Альбина, я провел параллели между твоими приступами и событиями в жизни.
- Что? Причем здесь это? - я разочарованно присела в кресле. "Что за второстепенные слова он говорит? Разве он позвонил не для того, чтобы помириться?"
- Я кое-что сопоставил и обнаружил, что тебе становилось плохо перед смертью знакомых тебе людей.
Я не сразу нашла, что ответить на такой абсурд.
- Антон, ты болен? Причем здесь я?
- Моя сестра, твой отец, твоя начальница, Лиза, ты помнишь, как ты себя чувствовала перед тем, как они умирали? Тебе было так же плохо, как сейчас.
- Что здесь такого? Ты был свидетелем - причина моих припадков в нервном расстройстве. Ведь все эти люди доставляли мне неудобства, делали неприятности, разве нельзя заболеть от этого?
- Ты помнишь, от чего они умерли?
- Конечно.
- Варя никогда не употребляла наркотики, а в день смерти вколола слишком большую дозу.
- Никогда не употребляла, вот и переборщила.
- Да послушай ты меня хотя бы сейчас! Твой отец из-за пустяковой ссоры на работе повесился.
- Он и раньше, как перепьет, грозил нам с мамой.
- Это же разные вещи. Говорить и сделать. А Ольга Васильевна, ненавистная начальница - с каким ехидством ты рассказывала мне о ней! Думаешь, она не знала о своей язве?
- Ну, любила она это дело, вот и увлеклась. Не понимаю, причем здесь я.
- А Лиза? Зачем она спровоцировала роды? Она должна была на днях родить, все произошло бы само собой.
- Лиза была импульсивной, нетерпеливой, капризной. Да откуда мне знать, зачем?
- Ты знаешь, что со мной? Я обожаю высоту, хотя раньше боялся смотреть с балкона вниз. Теперь я выходу на крышу и наслаждаюсь ветром, небом, пространством. Мне нравится смотреть на маленьких людей, машины, деревья, дома внизу. Меня тянет непреодолимое желание подойти к самому краю, слиться с ветром, ощутить свободу полета, как голуби, легко срывающиеся с крыши и парящие надо мной. Если бы хоть один человек знал, как я им завидую, какая тоска во мне сидит. Мне представляется, что я тоже смогу взмахнуть руками и полететь, так же легко и уверенно.
- Да ты бредишь, друг мой. Ты пьян, может быть?
Он изменил тон. Из мечтательно-нежного он превратился в резкий, срывающийся на крик.
- Должно быть, я был пьян, когда познакомился с тобой! Сначала я сомневался, мне эта идея представлялась абсурдной, как и тебе сейчас. Но случайно посмотрев одну передачу по телевизору, я заинтересовался оккультной литературой. Раньше я смотрел на такие вещи с усмешкой, ты же знаешь, я ни в экстрасенсов, ни в летающие тарелки, ни в прочую ерунду не верил. Но вот сегодня утром я отыскал все же одну книгу, и она дала мне все ответы. Я убедился окончательно. Ты - это зло.
У меня перехватило дыхание от неожиданности. Что это с Антоном? Он меня разыгрывает? Я спросила:
- Что же там написано? Какие ответы ты получил? Я совсем запуталась. Крыша, птицы, книги...
- Это умели мексиканские колдуны. Неизвестно, обладает ли сейчас кто-нибудь кроме тебя этим даром, вернее, проклятьем. Индейские колдуны могли вызвать в себе такую силу ненависти, что убивали своих обидчиков, неугодных людей, на расстоянии.
- Что за чушь?
Я случайно взглянула в зеркало, висевшее напротив, и увидела свое удивленно-растерянное лицо. Антон продолжал:
- Я тоже так подумал, пока не прочитал симптомы, означающие, что колдун вошел в транс, концентрируя в себе ненависть. Но это еще меня не полностью убедило, хотя симптомы полностью соответствовали твоим. "Может быть, это совпадение?" в очередной раз подумал я. Но, прочитав дальше, решил, что столько совпадений быть не может. Они, так же, как и ты, испытывали сильнейшее беспокойство, чувство неудовлетворенности, и это продолжалось до тех пор, пока жертва не погибала. Когда приходило успокоение, они, колдуны, узнавали, что жертвы нет в живых, будь она хоть за тридевять земель. Тебе тоже становилось лучше после похорон.