- Сколько пожелаете, - отвечал шофер, - ведь это ваши деньги, мосье.
Все выглядело точно как в описании миссис Коллинз.
И оливковые рощи, и множество пальм, и сохранившаяся крепостная стена, и площадь с большой оливой.
Мужчины в беретах играли на красном песке в боулинг. Дальше дорога становилась для машин слишком узкой.
- Мне туда не проехать, - сказал шофер.
- Я знаю. Останьтесь здесь. И, как я уже говорил, вам, может, придется ждать. Если хотите, я заплачу то, что вам уже должен.
- Не надо, - отвечал он, - вы не похожи на жулика.
Я пошел по дороге, вымощенной булыжником, оскальзываясь снова и снова. Здесь было трудно не упасть. И лучше всего было бы и в самом деле идти босиком.
Потом я оказался перед домом, который так наглядно описала мне миссис Коллинз. Уже начало смеркаться. Двери стояли нараспашку, я вошел и оказался в огромном беленом помещении. Здесь стояли каменные статуи мужчин и женщин, у которых недоставало то рук, то ног, а то и вовсе головы. И отсюда же начиналась непривычно широкая лестница, ведущая на различные уровни, и на каждой лестничной площадке была дверь. Словом, все до сих пор, оставалось точно таким же, как это видела миссис Коллинз одиннадцать лет назад.
Я поднялся по серым стертым ступеням, громко крича при этом:
- Алло, есть тут кто живой?
На третьем уровне лестницы отворилась дверь, и из нее вышла босая женщина в черном халате. Она была неопределенного возраста и поражала своим уродством. Я вспомнил миссис Коллинз, которая утверждала, будто в этой женщине есть что-то трагическое и будто по ней сразу видно, что когда-то она была очень хороша собой. Интересно, когда? Миссис Коллинз видела ее одиннадцать лет назад.
- Добрый вечер, мадам, - сказал я. Это, значит, и была домоправительница Мария.
- Добрый вечер, мосье, - отвечала она. - Что вам угодно?
- Меня звать Руайан, Роже Руайан. Я понимаю, что должен был предупредить о своем приходе, но не могу ли я поговорить с мосье Мондрагоном?
Не ответив на мой вопрос, она шире распахнула дверь и вошла. Я последовал за ней. Это оказалось помещение со старинной мебелью и множеством слонов из всевозможного материала. Потом помещение с коллекцией кукол. Домоправительница Мария шагала передо мной по древним каменным полам, и здесь тоже все выглядело точно так, как во времена миссис Коллинз, которая, возможно, лежала теперь в морозильнике морга, на станции Сен-Рафаэль, если только ее до сих пор не вскрыли, после чего зашили и переложили в цинковый гроб. Теперь передо мной было помещение с камином и множеством петухов.
Домоправительница зажгла торшер.
- Садитесь, пожалуйста, - сказала она.
- Благодарю, мадам, - ответил я и опустился в кресло. К моему великому удивлению, она уселась в другое кресло, как раз напротив моего.
- Итак, что вам угодно?
- Извините, мадам, но я хотел бы поговорить с мосье Мондрагоном... Я ведь уже сказал вам об этом... - тут я запнулся. - Вы, может быть, меня не поняли?
- Я прекрасно вас поняла, мосье Руайан, - ответила женщина в черном. - Но поговорить с мосье Мондрагоном, к сожалению, нельзя.
- Почему нельзя? Его сейчас нет?
- Да, - отвечала женщина в черном, - его сейчас нет.
- А подождать его можно?
- Боюсь, это не имеет смысла.
- Как не имеет? Он что, совершает длительное путешествие?
- Пожалуй, это можно и так сформулировать.
Я начал нервничать.
- Но ведь должен он когда-нибудь вернуться домой? Разве он вам не пишет? Разве вы не имеете с ним никакой связи?
- Больше не имею, мосье Руайан, - отвечала женщина в черном и пошевелила грязными босыми ногами. - Он больше никогда не вернется домой.
- Не понимаю, мадам... Как вы можете это говорить?
Вместо того чтобы ответить, она задала мне встречный вопрос.
- А кто вы, мосье Руайан? Я хочу сказать: кто вы по профессии?
- Писатель.
- Вы пишете всякие истории?
- Да, мадам.
- Правдивые тоже?
- Правдивые тоже. Как выйдет.
- Понимаю.
Она серьезно на меня поглядела.
- Мадам, где сейчас мосье Мондрагон?
- На кладбище, - тихо ответила она, - на кладбище Сен-Поль-де-Ванс.
Я сглотнул.
- Он умер два года назад, - сказала она. - В марте восемьдесят первого. Перед этим он долго лежал в одной клинике, в Ницце. А потом я перевезла его сюда и похоронила на местном кладбище.
- Это невозможно, - воскликнул я, перестав что-либо понимать.
- Это почему же невозможно?
- Миссис Коллинз... одна дама из Америки... Она всего два месяца назад получила от него письмо! - Воскликнул я.
- И тем не менее это вполне возможно, - сказала эта женщина в черном.
- Полноте! Покойник не может писать письма.
- Ну конечно же нет! Но у него есть и другие возможности. Порой.
Я встал с места и спросил:
- А кто вы собственно такая?
На что она спокойно ответила:
- Я его жена, мосье Руайан. Я тридцать лет была за ним замужем. И навсегда останусь его женой, даже если он умер.
Я снова сел.
За окном тем временем совсем стемнело.
- Я вижу, вы удивлены, мосье Руайан. И многие люди, знавшие моего мужа, тоже были бы удивлены, услышав, что он так долго был на мне женат. Об этом знают только местные. Но с чужими они об этом не разговаривают. И никогда не разговаривали. Чтобы не вызвать у нас затруднений.
- Каких еще затруднений?
- Или чтобы не помешать нашему бизнесу, - она улыбнулась, и я увидел ее испорченные зубы. - Знаете, в свое время я была очень хороша собой, мосье. Вы, конечно, не поверите...
- Ну почему же!
- О, вы очень любезны... Но все-таки вы не верите мне. И тем не менее это правда. Когда Пьер на мне женился, я была красивая молодая девушка, мне едва сравнялось восемнадцать. Все люди у нас в деревне об этом знают. А в Ницце об этом знает мосье Рубен Аласян.
- Рубен Аласян?
- Ну да, этот ювелир.
- Он еще жив?
- Разумеется. Ему, правда, много за восемьдесят, но он все еще вполне бойкий старик. А вы разве знаете мосье Аласяна?
- Да, миссис Коллинз рассказывала мне об этом армянском ювелире.
- Понятно. Это мосье Аласян сделал предложение Пьеру. Вот и с тех пор уже минуло двадцать два года...
- Предложение? Какое предложение?
- Одну минуточку, мосье Руайан, одну минуточку. Сперва я бы все-таки хотела узнать, зачем вы сюда приехали и почему хотели поговорить с моим мужем. Вы помянули имя одной дамы...