Важнейшим мероприятием военной реформы явилось практическое введение единоначалия в Советских Вооруженных Силах. Оно проводилось в двух основных формах. В тех случаях, когда командир был коммунистом, он обычно становился одновременно и комиссаром, объединяя в своих руках руководство боевой подготовкой, административно-хозяйственной деятельностью и всей партийно-политической работой. У него имелся помощник по политической части.

Такая важная мера укрепления дисциплины и боевой готовности в армии уже могла быть в те годы осуществлена с полным основанием, ибо значительно изменился к лучшему состав командиров.

Если же командир был беспартийным, он отвечал только за боевую подготовку и административно-хозяйственные функции, а партийно-политической работой руководил комиссар, который вместе с командиром нес ответственность за моральное состояние и боевую готовность части.

В одном из приказов Реввоенсовета того времени по этому поводу говорилось: "Постоянно помня, что задачей Советской власти в области военного строительства является установление единоличного командования, комиссар должен, с одной стороны, всемерно вовлекать командира, с коим связан, в сферу коммунистических идей, а с другой стороны, сам должен внимательно изучать военное дело, дабы с течением времени занять командную или административную должность"{24}.

Помнится, весной 1925 года мы получили директивное письмо ЦК партии, направленное всем партийным организациям, "О единоначалии в Красной Армии". В нем разъяснялось, что в результате всей предшествующей работы партии и военных органов по укреплению Красной Армии в целом и ее командных кадров в частности создались вполне благоприятные условия для проведения в жизнь принципа единоначалия.

Некоторые товарищи, их, правда, было меньшинство, полагали тогда, что единоначалие может привести к уменьшению влияния партии в армии. Но ведь командиром-единоначальником становился коммунист. Поэтому роль партии не только не ослаблялась, а, наоборот, усиливалась. Возрастала ответственность командира перед партией за все стороны жизни в армии. При этом значительно укреплялась дисциплина и повышалась боевая готовность наших вооруженных сил.

В практической работе взаимоотношения командира и комиссара, политработника все время упрочивались и совершенствовались. Забегая вперед, напомню, что в 1928 году по указанию ЦК партии приказом РВС было введено Положение о комиссарах, командирах-единоначальниках и помощниках по политической части. Этим положением за комиссаром закреплялись партийное и политическое руководство и ответственность за морально-политическое состояние части (соединения), он полностью освобождался от контрольных функций.

После окончания ККУКС мне легче работалось. Появилась уверенность и самостоятельность в вопросах боевой и политической подготовки и управления полком.

Тем временем дела в нашем полку пошли неплохо. Зимой 1926 года я был вызван комиссаром 3-го кавкорпуса А. П. Крохмалем и комкором С. К. Тимошенко, который вступил в командование корпусом в феврале 1925 года.

Войдя в кабинет, я увидел, что там находятся также наш комдив К. Д. Степной-Спижарный, комиссар дивизии Г. М. Штерн и начальник политотдела Л. И. Бочаров.

- Мы вас вызвали, чтобы предложить вам взять на себя одновременно с обязанностями командира полка и обязанности комиссара полка, то есть быть единоначальником, - сказал С. К. Тимошенко. - Командование дивизии и политотдел считают вас для этого подготовленным. Что вы по этому поводу думаете?

Помолчав, кажется, несколько дольше, чем следует, ответил, что при надлежащей помощи командования и политотдела дивизии надеюсь справиться с новыми для меня обязанностями.

Через несколько дней я был назначен единоначальником. В 7-й кавдивизии это был первый такой опыт, что ко многому обязывало.

Моим заместителем по политчасти был назначен Фролков (к сожалению, не помню его имени), и я был обязан ему за практическую помощь. Секретарем партийного бюро полка был избран политрук школы А. В. Щелаковский. Он вместе с Фролковым крепко помогал мне, и оба они были принципиальными коммунистами. Они не стеснялись, когда меня надо было по-партийному поправить, дать добрый совет. Не имея опыта в новой работе, я, естественно, на первых порах допускал некоторые ошибки, и дело от этих поправок только выигрывало.

Чтобы правильно руководить политическим воспитанием, старшие начальники должны быть в этой области намного образованнее своих подчиненных. В те годы мы, строевые командиры, в вопросах боевой подготовки росли быстрее и были сильнее, чем в овладении основами марксистско-ленинской теории.

С одной стороны, происходило это потому, что каждый из нас был перегружен административной работой, вопросами боевой подготовки и военного самообразования, а с другой стороны - многие недооценивали необходимость глубокого изучения марксистско-ленинской теории и организационно-партийной работы в армии. Конечно, политработники в этом отношении были подготовлены лучше нас, строевых командиров.

Вскоре дивизию принял комдив Д. А. Шмидт, прибывший с Украины. По своему характеру, опыту и стилю работы он резко отличался от своего предшественника К. Д. Степного-Спижарного. Тот был суетлив, любитель многословия, даже, можно сказать, излишне болтлив. Д. А. Шмидт - умница, свои мысли выражал кратко, но, к сожалению, не любил кропотливо работать.

Летом 1926 года дивизия выехала в лагеря. Нам был отведен живописный участок в районе Ждановичей, примерно в 20 километрах от Минска.

В лагерях шла напряженная боевая подготовка. Особое внимание уделялось полевой тактической подготовке подразделений, командного состава, штаба и части в целом. Надо сказать, что из всех военных дисциплин я больше всего любил тактику и всегда с особым удовольствием ею занимался.

Как известно, армия - это инструмент войны, она существует для вооруженной борьбы с врагами Родины, и к этой борьбе она прежде всего должна быть подготовлена тактически. В противном случае она будет вынуждена доучиваться в ходе сражений, неся при этом большие потери.