Жуков Д
Случай на вулкане
Дмитрий ЖУКОВ
СЛУЧАЙ НА ВУЛКАНЕ
Фантастический рассказ
Самолет летел на восток. В одиннадцати тысячах метров над землей быстро смеркалось. Махровым ковром стлалась далеко внизу изнанка туч. За бортом пятьдесят градусов мороза, а в салоне тепло. Я огляделся. Все спали, и в неудобных позах людей, устроившихся кто как мог в креслах с откидными спинками, мне увиделась усталость, несокрушимая власть тяготения, которая и на огромной высоте давила каждую мышцу...
Знал бы я, что мелькнувшая мыслишка о тяготении через несколько десятков часов вдруг взрастет до волшебной яви, до гигантской мысли, до звездной мечты!
А пока самолет летел сквозь короткую ночь, навстречу солнцу, которое представлялось сначала розоватым озером с бегущими коричнево-лохматыми берегами. Потом где-то внизу возникло округлое малиновое пятнышко, несущееся с громадной скоростью под самолетом, пока не выплыло оно в открытое небо ослепительной, до рези в глазах, пылающей горой.
...Из белой пустыни высунулся правильный конус Корякского вулкана. За ним виднелись смазанные вершины Авачинского, Козельского... Во взятых впопыхах в дорогу брошюрах, написанных вулканологами, я в последние часы почерпнул ровно столько сведений, сколько надо было, чтобы не выглядеть полным невеждой в разговорах с ученым людом, который старается потеснее познакомиться с богом огня и ведет свою родословную от Плиния Младшего, описавшего извержение Везувия и гибель Помпеи.
Несмотря на почтенный возраст науки, она не пошла дальше гипотез о подземном океане магмы, которая по трещинам в земной коре выбирается поближе к ее поверхности, как бы вскипает и под давлением газов и пара вырывается наружу.
Авачинский вулкан напоминал верхнюю часть безголового манекена, на который напялили шубу с воротником шалью. Когда-то он периодически извергался, а с 1945 года успокоился, и лишь появлявшийся над внутренним конусом белесый дымок предупреждал, что исполинские силы в недрах земли дремлют до поры до времени...
И кажется, это время пришло. О чем меня и оповестил редактор нашего отдела предельно лапидарным вопросом:
- Хочешь слетать на Камчатку?
- Ну! - ответил я сибирским междометием, означавшим согласие. Летняя путина, подумалось, прогрессивная техника на службе истребления живности Мирового океана. Тысячи тонн добычи сверх плана на сэкономленном материале... Кроме шуток, это было уже интересно. Так далеко у нас посылали редко. Но у редактора был нюх, он ничего не делал зря.
- Погляди телекс, - продолжал он. - Авачинский вулкан просыпается. Наведаешься в Институт вулканологии в Петропавловске. Три колонки, репортаж с места событий. Оформляй командировку...
К тому времени, когда самолет завершал круг для захода на посадку в аэропорту у Елизова, одного из трех городов Камчатки, ветер разогнал тучи, и справа показались кварталы Петропавловска, а внизу зачернела вода Авачинской губы. Промелькнули устья рек Авачи и Паратунки, и самолет, дрожа и потрескивая, покатил по бетонной полосе.
Я выбрался на поистине свежий, заставлявший поеживаться, совершенно прозрачный, пронизанный солнцем воздух. Картина передо мной предстала удивительная и до того непохожая на все когда-либо виденное, что я невольно ахнул.
Вулканы, казалось, стояли тут вот, рядом, за самым краем летного поля, хотя я точно знал, что до них несколько десятков километров. Они занимали полнеба. Равнобедренный Корякский, торчащий из "воротника" усеченный конус Авачинского, подавленный величием соседей Козельский. Плотная зелень лесов у оснований и белые шапки, испещренные черными штрихами... Графика великого мастера - природы.
Сопка была безмятежна. Над вершиной ее уходило в небо вертикальное, почти прозрачное, безобидное облачко.
Безмятежность картины была, как оказалось, обманчивой.
Первое дело для командировочного - определиться в гостиницу. Не успел я войти в номер и щелкнуть выключателем, как лампочка качнулась и я почувствовал тяжесть в ногах. Потом они стали ватными. И снова тяжесть... У меня уже был опыт подобных ощущений, и я не особенно испугался. Землетрясеньице... Из коридора донеслись встревоженные голоса. Я вышел из номера. Командировочные и туристы толпились у столика дежурной по этажу, а она спокойно говорила им:
- Не пугайтесь, спите. Ничего страшного не будет, мы уже привыкли...
С трудом дозвонившись до Института вулканологии, я назвался и попросил меня принять.
- Нам некогда. Авачинский просыпается. Половина института уже на станции. Вами некому будет заняться, - невежливо послышалось из трубки. Частые гудки подтвердили категоричность отказа.
Я включил радио и услышал конец объявления о возможном извержении вулкана:
- ...деятельность. Возможно чередование сильных и слабых взрывов, излияние лав, а также концентрация вулканического пепла в атмосфере.
И словно бы в подтверждение пол подо мной задрожал, зазвенели оконные стекла, и донесся грохот далекого взрыва, переросший в непрерывный гул...
Надо было что-то предпринимать. Гостиница напоминала растревоженный улей. Одни из приезжих устремились вниз по лестнице, боясь, по-видимому, еще более сильных толчков и непрочности стен здания. Другие (из камчатских жителей, как я понял) сидели в креслах и стояли в холле, вроде бы спокойно обсуждая объявление.
- Всяко бывает, - говорил какой-то пожилой человек. - Помню, в пятьдесят шестом в Ключах, когда Безымянный работал, было совсем темно. Своей руки и то не видно...
- Страшно было? - спросили его.
- Да чего уж хорошего... Запаниковали некоторые, бежать бросились, руки-ноги переломали. Горячий песок сечет, огненная пурга. И вспышки, как в грозу. Это молнии были. Глаза у всех воспалились, на зубах скрипит - еще долго потом все с песком ели...
- А лава?
- Лава далеко не течет. А вот камешки могут долететь. Это уж как повезет. Лучше под крышей пересидеть...
Я подошел к пожилому и спросил, как мне найти Институт вулканологии.
- Как выйдете из гостиницы, переходите улицу. Напротив как раз 1-й автобус останавливается. Сойдете на восьмом километре, там спросите.
Я вышел на улицу, придавленную низким мрачным небом. Оно закрывало до половины сопки и лепившиеся на их склонах блочные пятиэтажки. Воздух был тяжелый, влажный и... горький.
Снаружи гудело громче. Гул то затихал, то усиливался через неравномерные интервалы. Ежась от холодной сырости, буднично торопились по своим делам люди. Ходили автобусы. Сойдя на восьмом километре, я очутился в большом сквере, в глубине которого стояло длинное трехэтажное здание. Это и был Институт вулканологии.
У подъезда его теснилось несколько крытых брезентом грузовиков. В кузов одного из них люди в желтых пластмассовых касках и зеленых рабочих костюмах грузили какие-то тюки, ящики и приборы в чехлах. Я остановился у машины, намереваясь спросить, куда мне обратиться.
Из черноты под брезентовым верхом высунулся человек с красным лицом и шишковатым носом.
- Чего стоишь! - грубо закричал он. - Подавай!
Моя зеленая выцветшая штормовка вполне могла сойти за прозодежду вулканолога. Сообразив это сразу, я не стал вручать верительных грамот, а бросился к груде вещей и ухватился за тюк побольше. Вместе с другими, быстро перекидав все в машину, я нырнул под спасительную сень брезента.
Грузовик рванулся в неизвестность...
Я сидел на скамье, водрузив ноги на тюки... Сильно болтало на поворотах и ухабах. То и дело я съезжал со скамьи, упирался в тюки руками, меня бросало обратно на скамью, больно припечатывая спиной к борту кузова. Все в машине были заняты такими же попытками хоть как-то усидеть на месте и потому молчали. Из-под брезента была видна только дорога, которая быстро убегала, исчезая в сером мареве.
Последний ухаб, и машина стала. Кто-то спрыгнул и откинул задний борт. Соскочив, я увидел поблизости вертолет.