В первую ночь все шло хорошо; Урсула спала глубоко. На вторую ночь, едва я расположился за столом, кого бы вы думали, я увидел?.. Урсулу! У нее появилась точно такая же идея: чтобы заплатить Луизе, она решила делать небольшие ширмочки, зная, кому их можно предложить; да вы знаете, у нее определенно есть талант к акварели... замечательные вещи, мой друг... Мы оба были очень взволнованы; мы обнялись, плача. Напрасно я уговаривал ее пойти спать -- при том, что она так быстро устает, она и слышать ни о чем не хотела и как доказательство самой большой дружбы умоляла позволить ей остаться и работать рядом со мной; мне пришлось согласиться, но ведь она устает. И теперь так каждый вечер. Мы засиживаемся дольше обычного -бессмысленно сначала идти спать, раз уж мы не прячемся друг от друга.

-- Но это чрезвычайно трогательно, все, что вы мне рассказываете! -вскричал я -- и я подумал: нет, никогда я не смогу с ним говорить о "Топях", напротив, -- и я прошептал: "Дорогой Ришар! поймите, что я очень хорошо понимаю ваши огорчения -- вы действительно очень несчастны".

-- Нет, мой друг, -- отвечал он мне, -- я не несчастен. Мне дано не так уж много, но для моего счастья не так уж много и надо; неужели вы думаете, что своей историей я хотел разжалобить вас? Любовь и уважение друг к другу -- вот что испытываем мы с Урсулой, работая по вечерам... Я ни на что не променял бы эту радость...

Мы довольно долго молчали; я спросил:

-- А дети?

-- Бедные дети! -- сказал он. -- Вот единственное, что причиняет мне боль: им бы надо на воздух, на солнце; вместо этого они чахнут в этих клетушках. Мне-то все равно; я уже стар; я ко всем этим вещам привык -- но мои дети лишены радости, и от этого я страдаю.

-- Это правда, -- ответил я, -- что у вас немного затхлый воздух; но стоит распахнуть окна, как с улицы влетают всякие запахи... И потом, есть же Люксембургский сад... Это даже сюжет для... -- Но тут же подумал: "Нет, я решительно не в силах говорить с ним о "Топях" -- и, не закончив своей реплики, я сделал вид, что погрузился в глубокое размышление.

Когда по истечении нескольких минут я принялся расспрашивать о его бабушке, Ришар сделал знак, что мы прибыли на место.

-- Юбер уже там, -- сказал он. -- В сущности, я вам ничего не объяснил... мне нужны были два гаранта, ну да тем хуже, вы обо всем прочтете в бумагах.

-- Полагаю, что вы знакомы, -- добавил Ришар, когда я пожимал руку своему большому другу. А он уже было начал: "Итак... что же "Топи"?" Я пожал ему руку крепче и тихо сказал: "Тсс! не сейчас! Вот останемся одни, тогда поговорим".

И как только бумаги были подписаны, мы с Юбером оставили Ришара и пошли вдвоем. Ему нужно было на лекцию по практическому акушерству, где-то рядом с Ботаническим садом.

-- Ну так вот, -- начал я. -- Ты помнишь про уток; Титир, говорил я, убил четыре. Однако он не имел права: ведь охота запрещена. Тут же явился священник и сказал Титиру: церковь с превеликим огорчением узнала, что он, Титир, ел уток; дичь -- это пища скоромная; люди чересчур неосторожны; грех поджидает их на каждом шагу; столько воздержаний человеку невмочь; лучше умерщвлять свою плоть; церковь знает замечательные, надежные способы, как это сделать. Я хочу вам предложить один из них, брат: ешьте, ешьте болотных червей.

Как только священник ушел, является доктор: вы поели утятины! Но разве вам не известно, что это очень опасно! В здешних болотах можно схватить жестокую лихорадку; ваш организм должен приспособиться; similia similibus*, Титир! Ешьте болотных червей (lumbiriculi limosi) -- в них сконцентрирована сила болот, к тому же это очень питательный продукт.

_______________

* Similia similibus (curantur) -- подобное подобным (излечивается). Принцип гомеопатии, который ее основоположник С. Ганеман взял эпиграфом к своему сочинению "Органон врачебного искусства". _______________

-- Тьфу! -- произнес Юбер.

-- Не так ли? -- продолжал я, -- все это страшно обманчиво; ты прав, тут всего лишь вопрос, как их наловить! Но самое удивительное -- в том, что Титир их все-таки пробует; через несколько дней он к ним привыкает; а потом сочтет, что у них замечательный вкус. Скажи! он тебе неприятен, Титир?!

-- Это счастливый человек, -- сказал Юбер.

-- Тогда поговорим о другом! -- воскликнул я в нетерпении. И, вдруг вспомнив, что я же собирался обеспокоиться отношениями Юбера и Анжель, я попробовал вызвать его на разговор: "Какая монотонность! -- начал я после недолгого молчания. -- Никаких событий! Надо бы хоть чуть-чуть встряхнуться в этой жизни. Но, конечно, чувства нельзя выдумать. Впрочем, я знаю только Анжель; мы с ней так и не смогли полюбить друг друга на всю жизнь: то, что я скажу ей сегодня вечером, я вполне мог бы ей сказать и накануне; никакого развития нет...

После каждой фразы я делал небольшую паузу. Он молчал. Тогда я машинально продолжил:

-- Мне-то все равно, поскольку я пишу "Топи", но что для меня невыносимо, так это то, что она этого состояния не понимает... Собственно, это и натолкнуло меня на мысль написать "Топи".

Наконец Юбер возбудился:

-- Так зачем тебе ее волновать, раз она вполне счастлива?

-- Но она не счастлива, дорогой друг; она лишь думает, что счастлива, потому что не отдает себе отчета в своем состоянии; когда к обыденности добавляется слепота, подумай сам, это ведь еще печальней.

-- Ну а если ты откроешь ей глаза; если сумеешь сделать все, чтобы она почувствовала себя несчастной?

-- Это уже будет намного интересней; по крайней мере она перестанет быть самодовольной; она будет к чему-то стремиться.

Но больше я не смог узнать ничего, так как в этот момент Юбер пожал плечами и замолчал.

Через секунду он сказал:

-- Я не знал, что ты знаком с Ришаром.

Это был почти вопрос; я мог бы ему сказать, что Ришар -- это Титир, но так как я не признавал за Юбером никакого права презирать Ришара, то я всего лишь сказал: "Это очень достойный малый". И я дал себе обещание в порядке компенсации вечером поговорить о нем с Анжель.

-- Ну ладно, прощай, -- сказал Юбер, понимая, что разговор, по сути, окончен, -- я спешу, а ты шагаешь недостаточно быстро. Кстати, я не смогу сегодня в шесть часов вечера заглянуть к тебе.

-- Ладно, тем лучше, -- ответил я, -- хоть какое-то разнообразие.