Автор находит наиболее выразительные средства для раскрытия форсайтизма как распространенного социального явления (Голсуорси подчеркивает, что форсайтизм не ограничивается рамками одной семьи, что Форсайтов множество). Он добивается органического единства между исчерпывающим, можно сказать, научным анализом форсайтизма как характерного явления английской действительности и образным выражением его сущности. Эпитеты, сравнения, метафоры объединены в стройную систему единством цели. Их назначение содействовать более острому читательскому восприятию сути форсайтского миропонимания. Так, через них автор раскрывает, что значат для Форсайтов деньги и вещи. Деньги стали для них "светочем жизни, средством восприятия мира". "Если Форсайт не может рассчитывать на совершенно определенную ценность вещей, значит, компас его начинает пошаливать..." О том, что глагол "иметь" употребляется не только по отношению к деньгам и вещам, говорит формула о бесчисленных Форсайтах, ведущих дела, "касающиеся того или иного вида собственности (начиная с жен и кончая правом пользоваться водными источниками)".

Критерий денежной оценки, соответствующий строю мыслей Форсайтов, кладется в основу всех авторских определений форсайтизма, в частности в основу характеристики отношений отца и сына. Даже на любви к детям, входящей, казалось бы, в сферу чисто человеческих отношений, лежит печать собственнического эгоизма. В основе такой любви - отношение собственника к наследникам своего имущества. Взять хотя бы сравнение: Джемс и Сомс "смотрели друг на друга как на капитал, вложенный в солидное предприятие, каждый из них заботился о благосостоянии другого и испытывал удовольствие от его общества".

Критерий денежной оценки играет роль и в отношениях между братьями; здесь он связан с законом конкуренции, которая царит внутри форсайтского клана, как и в буржуазном обществе в целом. Каждый из шести братьев Форсайтов опасается, что кто-то из пяти остальных "стоит" больше, чем он сам. Этот же критерий применяется и к людям, которые приобщаются к клану Форсайтов. Список свадебных подарков, ценность которых зависит от положения жениха, "устанавливался всей семьей примерно так же, как устанавливается курс на бирже".

Великолепны сатирические метафоры, выражающие сущность форсайтизма. При всем их лаконизме они вбирают в себя обширный смысл. "Все Форсайты живут в раковинах, - пишет Голсуорси,, характеризуя собственническую замкнутость Форсайтов, - подобно тому чрезвычайно полезному моллюску, который идет в пищу как величайший деликатес... никто их не узнает без этой оболочки, сотканной из различных обстоятельств их жизни, их имущества, знакомств и жен..." Для Форсайтов - устриц, замкнутых в рамки своего класса, который они отождествляют со всей страной, - эпитет "иностранный" является синонимом всего чуждого их классу, подозрительного и недобропорядочного.

Характер благотворительности Форсайтов определяется метафорой о храме форсайтизма, где денно и нощно поддерживается "неугасимый огонь в светильнике, горящем перед богом собственности, на алтаре которого начертаны возвышенные слова: "Ничего даром, а за пенни самую малость". Этот девиз получает выразительное подтверждение в конце романа. Маленький Публиус, внук Джемса, подал нищему фальшивую монетку, и под влиянием этого известия удрученный заботами Джемс просветлел.

Предельно краткая метафора "их лица - тюремщики мыслей" характеризует скрытность Форсайтов, их связанное с тем же законом конкуренции свойство не показывать своих мыслей и чувств.

Важную роль в раскрытии форсайтизма играют речевые характеристики Форсайтов. Их разговоры, вращающиеся вокруг курса акций, дивидендов, стоимости домов и вещей, сопровождаются неизменными возгласами: "У Джобсона за это дадут хорошую цену!", "У Джобсона такие вещи давно не идут!"; ехидными замечаниями, которыми каждый из них отмечает покупки и продажи другого: "Переплатил!", "Продешевил!" Очень действенна в романе несобственно прямая речь, когда отрывки разговора вплетаются в авторское повествование. Таким путем, в частности, характеризуются обитатели "форсайтской биржи" дома Тимоти, где "производился обмен семейными тайнами и котировались семейные акции", - передаются интонации своего рода "хора сплетников"; в их вопросах, намеках, недомолвках, замечаниях, сделанных вскользь, проглядывает замаскированное любопытство, порицание, притворное сочувствие, тайное желание уколоть.

Выдающееся достижение Голсуорси - портреты Форсайтов. Рисуя их немногими, но выразительными чертами, он сумел показать нерасторжимую связь индивидуального и типического. В каждом из Форсайтов наряду с родовыми чертами видно, если употреблять выражение Голсуорси, "неповторимое "я". Оживленные силой авторского мастерства, сходят со страниц книги Форсайты: закованный в броню собственнической самоуверенности Сомс, с его квадратной челюстью бульдога, надменным видом, вызывающим уважение его клиентов; сухопарый Джемс, снедаемый вечной тревогой за сохранность своих капиталовложений и незыблемость собственнического бытия своей семьи, с его вечными возгласами: "Мне никогда ничего не рассказывают!" и "Я так и знал, чем все это кончится!"; величественный, осанистый Суизин во всем великолепии своих жилетов (особый - на каждый случай!), и даже осторожный накопитель Тимоти, который из-за боязни инфекции стал почти невидимым для остальных Форсайтов и для читателей.

Воспринимая Форсайтов как живых людей, читатели спрашивали автора, что сталось с его героями. Многие читатели утверждали, что именно их семья изображена в "Собственнике", а однажды Голсуорси получил письмо, где говорилось следующее: идя по Кокспер-стрит, автор письма встретил человека, которого тотчас же узнал, но не мог вспомнить, где и когда его видел; напрягая память, он вдруг понял, что это был Сомс Форсайт.

Основная мысль Голсуорси - собственническая философия противоречит всему истинно человеческому - становится особенно ясной, когда он рисует мир природы. Движение и яркость красок отличают ее от мертвенности застывшего существования Форсайтов. "Широкие яркие листья блестели в лучах, танцуя под звуки шарманки"; "Над полем дрожал зной, все кругом было пронизано нежным, еле уловимым жужжанием, словно мгновения радости, в буйном веселье проносившиеся между землей и небом, шептали что-то друг другу"; "На дорожку неба между рядами деревьев выбежали новые звезды..." Оживают даже неподвижные пни: "Священная рощица оленей, причудливых пней, фавнами скачущих в летних сумерках вокруг серебристых березок-нимф!"