- Я выйду проводить тебя утром, - пообещал Серж, но я не сомневался, что в семь утра мой друг будет спать сном праведника, ибо не было для сибарита Сержа Казанкини зверя страшнее, чем ранний подъем из теплой постели.
- О'кей, Серж. Спокойной ночи.
12
Ночь напролет валил и валил снег: синий рассвет и окрестные горы, Зеркальное озеро и федеральная дорога N_18, по которой нам предстояло ехать, даже невысокое крыльцо пансиона миссис Келли - все утонуло в глубоких, пышных и величавых сугробах. Савченко позвонил и предупредил, что автобус за ними не пришел и когда появится, сказать трудно, но как только подкатит к подъезду гостиницы, где жили наши спортсмены, он сразу же даст знать.
Я совсем не огорчился непредвиденной задержке. Она давала возможность побыть наедине со своими мыслями. Вещи были собраны с вечера, мне оставалось побриться да перекусить, на это ушло 20 минут, и вот уже я бреду по белой целине сквозь мириады кружащихся снежинок, куда глаза глядят. Небольшой красный трактор со скрепером натужно толкал перед собой гору снега, едва ли не выше крыши кабины. У магазинчиков суетились с лопатами хозяева: пробивали в снегу тоннели, прочищали подходы к витринам - непогода не должна мешать бизнесу. Ребятишки в куртках и "лунниках" азартно перебрасывались снежками, но снег был сухой и плохо лепился, потому мальчишки старались ухватить ком побольше чуть ли не с лопаты родителей.
Чем дальше оставалась Мейн-стрит, тем глуше доносились звуки, тем гуще летели белые снежинки, и наконец я растворился в них и превратился в одну большую белую глыбу, с трудом передвигающуюся на своих двоих. Это все так напоминало Славское, радостный день передышки после непрерывной череды подъемов и спусков, доводивших до смертельной усталости каждую мышцу, каждую клеточку тела.
"Хочешь ты или нет, - размышлял я, - но вынужден будешь признать, что ничего такого, что прояснило бы окончательно историю с Виктором Добротвором, ты не обнаружил, и нет у тебя на руках фактов, кои можно было бы уложить в логической последовательности и сделать твердые выводы. А следовательно, никто не станет прислушиваться к объяснениям Добротвора, если он пожелает еще объясняться, а тем паче к моим, задумай я с ними познакомить тех, кто будет решать судьбу Виктора (я тогда еще даже не догадывался, что все уже было решено окончательно и бесповоротно)". И нутром чуял - интуиция меня редко подводила! - что увидел самую верхушку айсберга, большая же часть его скрыта от моего взора, и она-то и есть то главное, ряди чего и стоило рисковать. Появление Ефима Рубцова, и неясные, таинственные следы мафии, и исчезнувший боксер, многое способный объяснить, и этот наглый налет на мою комнату, лишь убеждали в серьезности истории. Кто стоит за всем этим и какую цель преследуют организаторы? Меня не покидала мысль, она крутилась в голове, мешая, сбивая с толку, подсовывая самые неожиданные варианты, разрушавшие уже складывавшиеся в логическую цепь факты, - мысль о том, что Виктор Добротвор был лишь звеном в невидимой и зловещей цепи затеваемых преступлений...
Как ни ломал себе голову, решение не приходило.
Взъерошенный, засыпанный снегом по самую макушку, возвратился я домой и узнал, что звонили несколько раз из гостиницы. Я успел сбегать наверх и схватить вещи, когда внизу, у входа в пансион "Золотая луна", засигналил нетерпеливо и требовательно автобус. Двухэтажный, с затемненными стеклами, "Грей хаунд" урчал всеми своими тремястами лошадиных сил, и его метровые "дворники" размашисто выметали два полукруга на стеклах.
Павел Феодосьевич жестом пригласил на свободное место рядом с собой, и автобус тут же двинулся, тараня плохо прочищенную дорогу.
- Снег, оказывается, только в горах, нам тут километров тридцать сорок проскочить, а там, на хайвее, чисто, - сказал он вместо приветствия.
- Проедем, - беззаботно подтвердил я. - В восьмидесятом мы тут накатались, помню...
- Тебе-то что, - возразил Савченко, - ты остаешься в Монреале, а нам не опоздать бы на самолет. Хоть долларов у меня полный карман, а истратить не могу ни цента, потому как из разных статей они...
- Не дрейфь, Паша, - пообещал я доверительно, - в Монреале у меня приятель, друг, вместе плавали, да ты его должен знать - Власенко Толя. Он - консул, это в его силах решать такие проблемы.
- Ну, разве что. Да лучше не опаздывать. Не люблю опаздывать - на поезд ли, на работу...
- Как думаешь, - спросил я, переводя разговор в другое русло, Добротвора могут дисквалифицировать пожизненно?
- А ты как полагал - на три игры, как футболистов, да еще условно? После того что тут понаписано о нем в местной да и не только в местной прессе?
- Не злись, - сказал я. - Ты не допускаешь, что в этой истории может существовать двойное дно?
- Брось ты! Двойное дно, психологические изыски, мотивация поступка! - передразнил он. - Подобные поступки определяются четко: сделал отвечай. Ты меня знаешь не первый год, скажи без обиняков - веришь мне? То есть доверяешь?
- Еще чего! Не верил - не разговаривали б мы теперь на эту тему.
- Тогда пойми: Добротвор - преступник! Вдвойне преступник, потому что он - "звезда", личность, известная в мире. По личностям же судят о нас, в том числе и о нас с тобой. Что же высветил поступок Добротвора? Что и у нас "звезды" ничем не отличаются от их "звезд" - та же неразборчивость в средствах, когда нужно заработать, деньги ведь не пахнут? А где же наша, советская, гордость, наши моральные ценности, коими мы гордимся и кои поднимаем высоко над головой, как маяк, как Данково сердце? Не знаю, как тебе, а мне горько, потому что я жизнь прожил в твердой уверенности в незыблемости этих ценностей. Да, согласен, одна поганая овца стадо не испортит... Только какая овца - это еще разобраться нужно... Утрачиваем мы что-то самое ценное в спорте, без чего он превращается в бездуховное накачивание мышц и злости... И нужно срочно возвращать утраченное, ведь поздно может быть, поздно!
- А что! Разве перевелись у нас тренеры, для коих вершина технический результат, рекорд, победа на чемпионате? Их мало волнует и заботит, кем уйдут в долгую послеспортивную жизнь чемпионы. Если уж начистоту, то и ты в том повинен, и я: не даем подобным нравам настоящего боя, отступаем, молчаливо соглашаясь с кем-то, сказавшим сакраментальную фразу "Так нужно!". Кому нужно конкретно? Черта с два найдешь! Все это так. Но что касается Виктора Добротвора, согласиться с тобой не могу. Здесь иная подоплека, возможно, человеческая трагедия, скрытая от глаз...
- Не увлекайся, Романько! Нельзя же за каждой историей видеть историю с Валерием Семененко. Ты докопался до правды, вернул человеку доброе имя, честь и хвала тебе за это. Здесь факт преступления налицо! Меня ты по крайней мере не убедишь в этом, хотя... хотя мне, возможно, и нанесено оскорбление, да и другим, знавшим его как личность, с которой брали пример.
- Погодите, Павел Феодосьевич! - тут уж пришел черед возмутиться мне, что сразу же сказалось и на переходе на официальный язык. - Вы ведь дали слово разобраться в этой истории досконально?
- Дал и сдержу его, не беспокойся. Разберусь хотя бы для того, чтобы увидеть истоки падения Добротвора, чтобы забетонировать эти черные струи намертво, чтоб никто и никогда больше не испил отравленной водицы... Ладно, Олежек, прекратим беспочвенный спор. Пока беспочвенный, поправился Савченко.
Я молча согласился с ним, и всю дорогу до Монреаля, а она и впрямь оказалась совершенно чистой, едва мы выбрались из горных ущелий, говорили о чем угодно, но только не о Добротворе.
Савченко быстро пришел в хорошее настроение, стоило лишь вспомнить о фигуристах, что сидели позади нас в автобусе. Он любил этих мальчишек и девчонок, возможно, еще и за то, что они были чисты перед своей совестью и спорт - большой спорт - еще не проник в их души настолько, чтобы затенить остальную жизнь, сузить кругозор до сотых балла, отделяющих победителя от побежденного; они счастливо смеялись, рассматривая "Спорт иллюстрейтед", где были опубликованы снимки, сделанные в первый день состязаний; изо всех сил старались казаться серьезнее, чем были на самом деле, а в мечтах уже видели, как войдут в свой класс и как пойдут к своим партам, гордо и независимо, под завистливо-восхищенными взглядами товарищей. Они еще станут переживать, когда в классных журналах у них появятся оценки ниже, чем у первых учеников, и будут из кожи лезть, чтобы отстоять собственное "я" и доказать, что могут учиться и тренироваться, тренироваться и учиться не хуже, чем остальные. И многим это удастся, если попадется на пути умный, рассудительный и гуманный тренер, а не бездумный эгоист, способный без зазрения совести капля за каплей выжимать из их душ доброту, уважение к другим, любовь к ближнему и заполнять вакуум цементным раствором себялюбия и эгоизма...