***

В мутном воздухе проявилась темная фигура. Когда она приблизилась, стало видно, что это человек, закутанный в плащ, и что под плащом у него что-то тяжелое и одновременно объемное, такое, что неудобно держать в руках. Болото под его ногами хлюпало и смачно чавкало. Падай, миляга, - просило болото, - Ты только упади, а уж я тебя ждать не заставлю. Человек не остановился, прошагал с уверенным выражением лица, но заплетающимся, усталым шагом. Затем из тумана появился второй, третий, еще группа, и еще трое, и еще четверо, взявшиеся за руки, как пьяные гвардейцы на прогулке. Так же они шатались, так же, когда упал один, все прочие тоже едва не рухнули в грязь. Кое-как устояв на ногах, они все доплелись до островка, выглядевшего посуше и побольше прочих кочек, и там повалились прямо наземь. Потом один из них рывками поднялся на колени, с видимым усилием встал. Вынул откуда-то из глубины одежд кожаный мешочек, а оттуда что-то очень маленькое, и долго вертел непонятный предмет перед глазами, стремясь нечто разглядеть на нем. Мир между тем чуть посветлел. Странная компания зашевелилась. Видимо, восход солнца имел для них какое-то значение, потому что трое из них засуетились вокруг человека, принесшего неудобную тяжелую вещь - помогали ему установить ее примерно посередине островка. Другие между тем, тяжело ступая, разошлись вокруг и встали кольцом, лицами наружу. Кто-то в кругу принялся высекать огонь. Внезапно рванул ветер, лежалую облачность слегка проредило. Стало немного виднее по окрестностям: чахлая болотная растительность, низкие кустики, жухлая трава, деревьев нет, сыро, тускло. Недвижимая черная мертвая, гнилая вода, от которой уже темными облаками поднималась вонь и комарье.

***

Кроме звенящего облака комаров на поляне не было никого и ничего, а человек, похоже, ожидал найти здесь кого-то или что-то, знакомое ему. Не то, чтобы не был он знаком с комарами - скорее, напротив, успели прискучить друг другу - но, видимо, шел гость все же не к ним. Во всяком случае, комарам он не обрадовался. Недоуменно пожал плечами и внимательно огляделся вокруг. Поляна, в центре которой он стоял, имела круглую форму, а вокруг грозно шумел крепкий еловый лес, в самый раз душу черту продавать - если бы на душу путника хоть такой покупатель позарился. Трава на поляне была вытоптана во многих местах, дерн взрыт чьими-то ногами, но те ли это были, кого человек ожидал здесь найти, либо же просто дикие звери, по характеру следов различить было никак нельзя. Человек хмыкнул, встал на колени и внимательно разглядывал следы некоторое время. Вдруг он резко вскочил и одним движением махнул на край поляны, под еловые ветви, и замер там, сторожко прислушиваясь: где-то совсем рядом глухо и яростно взревел боевой рог.

***

Звук рога еще затихал над болотом, а маги уже все были на ногах, принесенный каменный алтарь гордо торчал посреди островка, и пылал факел в руках распорядителя обряда. Таиться больше не было нужды: на след их опять напали, но, судя по сигналу рога, враг был на достаточном отдалении, чтобы маги успели совершить то, зачем добирались. Распорядитель хрипло, торжествующе рассмеялся - не как книжный пропыленный мудрец, а как азартный игрок на банке - и нараспев произнес: - Вот собрались для ритуала... - и маги отвечали ему поочередно: - Зонтгори... - Менсси... - Сунг Сам... - Нисо... - и, в числе прочих, человек, принесший тяжелый камень под своим плащом, он волновался заметно больше других: - Кин Нагата.

***

Кин Нагата оказался магом и наследником многих знаний старого мира. Переварить это оказалось потруднее, чем умение летать. Сначала я думал, что колдунами там были все. Понять, чем наследники имперских знаний отличаются от самих имперцев, поначалу оказалось тяжеловато. Все, что я знал, полезло по швам, многажды рвалось, а, когда, наконец, склеилось, то выглядело очень странно, с дырами и прорехами, незаданными вопросами, и сплошь исходило ужасом перед размерами и величием яркого внешнего мира. Как сказал Нагата, даже в наружную куртку от такого не спрячешься. (К слову, эта его присказка вошла у нас в поговорку еще когда я жил в Ущелье) Для себя же я уяснил вот что: давным давно Империя была велика и покрывала весь континет. А на других континентах, соответственно, были другие Империи. (Как будто одна была недостаточно ослепительна!) И они, понятно, не поделили мир. Чем они друг друга угостили, я до сих пор не понимаю. Но последствиями оказалось все это: наша горная держава с ее князьями, состоявшая из шести-семи горных долин, которые даже на окраине Империи считались когда-то задворками - местом, куда имперцы (язык не поворачивался называть их людьми) прилетали (долго не мог поверить, что они тоже ходили ногами) просто отдохнуть - все равно, как я выглянул бы на уступ полюбоваться звездами. А на восток от нас огромный горный массив, а за ним лес, настолько большой, что его можно перейти только за два-три месяца непрерывного путешествия, а вокруг множество государств, правителей... Людей, наконец! В первый раз, когда Нагата занимался разведкой дороги и смотрел в свой кристалл, я из любопытства глянул через его плечо - и отшатнулся, потому что я - увидел. Увидел глазами весь мир с высоты доброй вершины, и облака не мешали. Мир был цветным. Яркие желтые пятна полей, лесов, просто луговой зелени, синие руки рек, наши серые горы - у нас тут все всегда было серым, яркие камни попадались редко, их отдавали князю, или еще выше. Даже наши звери - пепельно-дымчатые охотничьи ирбисы - резко отличались от броских, полосатых тигров. Только волки, закидывающие головы к небу, словно отвечающие моему взгляду в кристалл, были узнаваемого, близкого, привычного серого цвета. Нагата обернулся, заметил, что я наблюдаю, запрещать не стал, но тотчас принялся смешивать что-то в своей фляге, а когда я насмотрелся и оторвался, заставил меня полфляги выпить. И только потом спросил: - Что ты видел? Я молчал, мотал головой, приходил в себя. Потом, наконец, тихо сказал самое важное, что я тогда понял, почувствовал всем собой сразу, от глаз до пяток: - Мир - цветной!

***

Цветной туман растекался от островка концентрическими кругами, и там, где он касался болота, болото мгновенно высыхало и съеживалось. Ярко-белый пар рвался в небо, завиваясь крепким жгутом, вокруг острова вздымалась сизая, бешено вращающаяся спираль. Ритуал летел, как на крыльях, земля под алтарным камнем уже начала пробуждаться, и легкая дрожь ее стала ясна уже всем присутствующим: земля поднималась, а воде суждено было уйти с этих земель надолго. С магов спадала усталость и грязь - комьями. Хоровод несся то в одну, то в другую сторону, распорядитель сыпал заклятьями, как хороший боцман крепкой руганью, маги отплясывали кто во что горазд. Сунг раскатисто смеялся, а Нагата, швыряя в костер новые порции снадобья, притопывал и орал: "В лесу родилась елочка!" - и перечислял всех ее родственников до седьмого колена и третьего этажа включительно. Сила стекалась к алтарному камню, преломлялась в нем, отражалась по магам и вливалась в землю через каблуки их сапог, ноги, лапы. И земля поднималась, вырастала в плоскогорье, чтобы сбросить, столкнуть с себя язву болота, чтобы стоялая вода слилась в реку, чтобы не было больше гнилого пара. Наконец, все маги опорожнили свои сумки с травами и исчерпали запас заклятий. Они могли бы закончить ритуал и сбежать сразу же, как только земля отозвалась на призыв - все прочее произошло бы само по себе. Но магам до смерти надоело скрываться в грязи. Никто из них не отличался робостью, и каждый предпочитал встречать врагов лицом. В то время, когда они несли алтарный камень к сердцу Больших Болот, они не имели права вступать в бой со слугами Болотного Короля, и эта необходимость молчать и таиться, оставлять друзей на верную смерть ради того, чтобы сбить погоню со следа, задержать, перенаправить преследователей... Маги не любили походы. Почти все они были здесь не своей волей, а по приказу. И теперь они все-таки сделали, что следовало - а сами они не верили, сомневались в успехе до того самого момента, когда совсем недалеко - но все-таки в стороне! - взревел рог погони, и каждый из магов сказал себе: теперь мы успеваем! Вот они и неслись вокруг алтарного камня в исступленной пляске, которую никто из них не позволил бы себе нигде и никогда больше, одновременно радуясь удаче, и, заодно, прощаясь. Едва только погас факел, а полосы цветного пара поблекли, вокруг островка разом проявились из молока преследователи: громоздкие твари, больше всего похожие на черепах, поднятых на задние лапы. Болотный Король создавал их как бойцов, и во многом преуспел: грудь и спина в жестком костяном панцире, ростом на голову выше человека, массивные, сильные, в обороне хладнокровные, терпеливые, как всякая рептилия, и такие же молниеносные в атаке. Они не спеша обошли остров со всех сторон. Разбуженная земля дрожала и шаталась, но это мархнусов не беспокоило. Перед атакой они замерли на мгновение, а потом разом прыгнули вперед, в центр кольца. Нагата ударил того, кто был ближе, попал в крепкий костяной панцирь, и его оружие хрустнуло. Тогда он нырнул в трясину, схватил тварь за толстую, еле-еле обхватить ладонями, дубоподобную ногу, и рванул на себя. Монстр опрокинулся навзничь, и вскочивший на алтарный камень распорядитель Инетгейт всадил ему в голову огненный шар. Нагата подхватил освободившийся топор, не пытаясь встать, рубанул кого-то слева от себя. Инетгейту подсекли ноги и он обрушился на голову мархнусу с рогом на перевязи, сигнальщику, или начальнику, и попытался ударить того ножом в горло. Удачно ли, Нагата никогда не узнал. Разгибаясь, он прикрыл Зонтгори справа и принял на рукоятку топора предназначавшийся последнему удар. Этот удар швырнул Кина прямо под ноги группе из трех монстров, добивающих великана Сунга. Средний запнулся и потерял равновесие. Сунг последней оставшейся рукой ударил его по загривку, но и его клинок сломался о панцирь. Правый мархнус полоснул Сунга по шее сбоку, великан постоял немного, и рухнул прямо на Нагату, сильно ушибив его рукоятью сломанного оружия. Последнее, что Нагата видел, был труп Зонтгори, который мархнусы рвали на части плоскими желтыми зубами.