- А вот я попрошу Рэма Ивановича, и считай, что одна рекомендация у тебя уже есть. Остальные найдешь сам. Не был бы я секретарем ЦК, тоже дал бы. Только чтобы не загордился.
Когда Карналь шел в кабинет Пронченко, его помощник (думалось ли ему тогда, что и у него самого тоже будет когда-нибудь помощник?!) вполголоса посоветовал: "Вы, пожалуйста, не задерживайте, только о деле и как можно короче". - "Хорошо", - пообещал Карналь и подвел помощника. Потому что Пронченко и не думал его отпускать. О деле говорить не стал, показал кабинет, показал десять телефонов, которые звонили чуть ли не ежесекундно, развел руками:
- Хоть плачь, хоть скачь! И вот уже знаешь сколько лет? В университете был просто рай. Вспоминаем с моей Верико то время как нечто древнегреческое. В области? Не легче, чем здесь. Даже труднее, если хочешь. Там отвечаешь за все. Лето, начинаются школьные каникулы, рядом Днепр, а вода глубокая. И вот - тонут дети. Что я могу? Вызываю завоблнаробразом: "Плохо инструктируете учителей и воспитателей". Начинают инструктировать лучше, а дети тонут! Вообрази себе: утонул ребенок. Один-единственный, и то какое горе! А тут десять, а тут каждый день по двое, по трое? Ужас! А тут звонят из района. В карьерах нашли бомбу, никто не увидел, дети откопали, взрыв - одиннадцать погибло. Первая мать, которая туда прибежала и увидела это, повесилась. Вертолетом туда. Мертвые изуродованные маленькие тельца. Будто вылез из-под земли загнанный нами туда навеки фашистский зверь и утопил эти русые головки в светлой детской крови. Когда же это кончится? И будет ли конец? Я рыдал в машине так, что не мог выйти. Связался с Киевом, с Москвой. Детей не спасешь, нужно спасать родителей... Это тоже партийная работа, Петр Андреевич, чтоб ты знал. Руководить - это принимать решения. Каждый час, каждую минуту. Иногда решают секунды. Ежедневно бьешься над проблемами, порой самыми мельчайшими. Где уж тут думать о стратегии, дохнуть порой некогда. Вот и возлагаем большие надежды на вашу науку управления. Машинами людей не заменишь, государственные решения должны пройти через человеческое сердце, приобрести, что ли, душевность, иметь тот необходимый эмоциональный элемент, который только и делает их человеческими. Но фундамент, основу, информацию, наилучшие варианты решений могут дать машины. Не сегодня - в будущем. Нужны машины. Нужна мысль. Нужны такие люди, как ты. Сегодня у нас много нерешенных проблем, завтра их станет еще больше. Основа жизни общества материальная. Когда-то был бог - теперь богов миллионы! Они во всем: в звездах, электростанциях, машинах, холодильниках, телевизорах, и все взывают: мало, мало! Ты, Петр Андреевич, довольно продолжительное время успешно бежал от всего этого. Бежал, считаю, для того чтобы завоевать что-то новое. Для кого же? Для себя? Нет, для общества. Настало время отдать кесарю кесарево.
- Разве я не отдаю? Готовлю будущих специалистов, ученых.
- Знаю. Но ты можешь больше. Научно-техническая революция потребует от нас наибольших усилий и наивысшего напряжения. Как у солдат на войне! От солдата иной раз требуют невозможного, и он совершает это невозможное, хотя бы ценой собственной жизни. Ты скажешь, что на войне приходится принимать участие всем, а в научно-технической революции - желающим? Но разве же ты не принадлежишь к этим желающим? Если ты и на войну пошел добровольно, еще мальчиком, то как можешь сидеть спокойно и наблюдать теперь? Время накопления знаний было достаточным, нужно поделиться своими знаниями, и щедрее, чем ты делал это доныне. Воспользоваться плодами твоих знаний должны миллионы. Что такое жизнь с точки зрения математической? Это непрерывный процесс взаимообмена с окружающим. Можно определить два основных вида этого взаимообмена: метаболизм энергетический и метаболизм информационный. Информацию ты, пожалуй, отдаешь, а энергию, которую сам получаешь, возвращаешь?
- Тот, кто остается верен себе, выполняет свое общественное призвание намного плодотворнее, - заметил Карналь.
- Нежели кто? Я с подозрением слушаю тех, кто отрицает верность самому себе, ибо знаю, что такие люди никому и ничему не сохраняют верность, всю жизнь будут искать, как один персонаж из довоенной пьесы, "постоянного начальства". Но быть верным себе не означает замкнуться в самом себе. Мы уважаем тебя как теоретика, но хотим, чтобы ты стал еще и практиком, организатором. Нам нужны гении организации.
- Все-таки я пугаюсь суеты и тривиальной будничности, - искренне признался Карналь. - Иногда мне кажется, что это бездушный и даже бессмысленный мир. Вырабатывать сегодня больше, чем вчера, чтобы завтра производить еще больше? А где межа, где конец, где успокоение? Сжечь сегодня угля пятьсот миллионов тонн для того, чтобы завтра добыть семьсот миллионов и сжечь их также? Впечатление такое, что производство оседлало людей и погоняет их, как слепых коней. Оно диктует, оно властвует, оно угнетает, вырваться за его пределы невозможно. Сесть где-нибудь с краю, подумать нет времени и никогда уже не будет. Человек теряет наивысший свой дар возможность и умение думать. Невольно завидуешь древним грекам, которые могли разгуливать в садах академии и философствовать. Понимаю слова Маркса о недостижимости и непостижимости, я бы еще добавил, этого навеки утраченного состояния нашей духовности.
- Мы с тобой, Петр Андреевич, не древние греки, сидеть и думать и впрямь времени у нас подчас нет, и никто нам его больше не обещает. Нужно думать на ходу, на бегу, на лету, если хочешь. Что же касается сравнения, то что умели твои греки? Потягивать вино, сделанное рабами, возводить храмы, сочинять гимны. И мы это умеем, а еще умеем много такого, что твоим грекам и не снилось! Завтра будем уметь еще в миллионы раз больше и лучше. А для этого нам нужны и твои усилия. Человек лишь частично может жить благодаря собственным усилиям и намного плодотворнее с помощью других.
- Так же и гибнуть, - добавил Карналь.
- Что ж, ты прав. Когда-то существовало убеждение, что история движется вперед лишь благодаря кровопролитию. Маркс и Энгельс были первыми, кто смело заявил, что история человечества начинается с труда. Созидание сильнее войн, преступлений и подлости. Прогресс - основа человеческого бытия. Мы показываем миру этот бескровный способ. Радостное созидание нового мира! Кто может отказаться от участия в такой работе? Отказываясь от чего-то, неминуемо закапываешь в себе частицу самого себя. Я не хочу и не могу тебе этого позволить. Выступаю сейчас в роли деспота, но деспотизм тоже проявляется по-разному, и вот я не заставляю тебя, Петр Андреевич, а уговариваю и убеждаю. Поверь, мне виднее. Ты скажи, почему не решаешься, что тебя отпугивает? Кучмиенко, может?
- А хотя бы и Кучмиенко. Если хотите, это для меня угроза. Кучмиенкам никогда ничто не угрожало, поэтому они ни от кого не отворачиваются. Они даже подлости совершают с вполне добродушным видом. Но можно ли заменить умение добродушием? Кучмиенки никогда ничего не умели и не будут уметь, однако они бессмертны, они и до сих пор умеют выскочить вверх, вынырнуть, выплыть. Мне, например, не безразлично знать, сняты у нас люди типа Кучмиенко с производства или кто-то, какие-то подпольные фабрики с тупым упорством выпускают их тысячами, как кто-то и поныне производит для женщин-колхозниц те черные плисовые кацавейки, называемые "плисками".
- Знаешь, - доверительно сказал Карналю Пронченко, - я выработал для себя такую формулу: все будут сняты или вымрут. Это чтобы успокоиться, коли допечет. К сожалению, жизнь человеческая ограничена возрастными рамками и не дает такой роскошной возможности выжидания. Ленин говорил, что кадровые перестановки - это тоже политика. Убирать кучмиенков, чтобы не мешали? Что же. Кучмиенко человек действительно живучий и агрессивный, но разве же он что-то решает? Кто-то поставил его на высокую должность, но ведь можно и переставить, убрать, заменить! Я человек здесь еще новый, не могу с первого дня расчищать все. Присмотрюсь, изучу, подумаю, посоветуюсь. Но это, так сказать, демонстрирование власти негативной. А я сторонник власти позитивной: не разрушать, а созидать. И от тебя, Петр Андреевич, не отступлюсь, хоть как хочешь. Общество имеет наивысшие права на твои способности...