- Здравствуйте. - Озеров остановился в дверях, и Корнилов отметил коричневый "дипломат" у него в руке.
- Здравствуйте, Георгий Степанович. Проходите смелее, не стесняйтесь.
Озеров сел в кресло, поставил чемоданчик рядом.
- В последние дни замечаю пристальный интерес к своей особе: - Он улыбнулся, неестественно широко растянув губы.
- Есть у нас к вам интерес. Не буду скрывать, - серьезно, не отзываясь на улыбку, не подыгрывая, сказал подполковник.
- И это все из-за Алика Барабанщикова? - На его лице, имевшем какие-то неуловимые птичьи черты, промелькнула легкая гримаса сожаления.
"Если я буду ходить вокруг да около, - подумал Корнилов, - я ничего не добьюсь. Этому человеку есть что терять, он будет выкручиваться до последнего..."
- Сам по себе Барабанщиков для нас уже ясен...
- Но меня, надеюсь, ни в чем плохом не подозревают?
- Георгий Степанович, с разрешения следователя, я сейчас допрошу вас.
- Допросите?! - удивленно сказал Озеров и склонил голову чуть набок.
- Да. Допрос будет записан на магнитную ленту. - Корнилов щелкнул переключателем.
Озеров пожал плечами, словно бы говоря: записывай, мне все равно. Но подполковник уловил еле заметную перемену в посетителе - Озеров сразу как-то собрался, исчезла напускная вальяжность, хотя глаза по-прежнему излучали доброжелательность.
- Когда вы купили ваш "дипломат"?
- "Дипломат"? - удивился Озеров. - Вот этот? - Он поднял чемоданчик с пола и показал подполковнику.
- Да. Этот.
- Давно. Точно не помню. Года два назад. Мне достал его Барабанщиков. У него точно такой же.
- Вы ничего не путаете? Может быть, этот "дипломат" у вас совсем недавно?
- Я ничего не путаю, - отрезал Озеров. - А в чем дело?
- Георгий Степанович, - жестко сказал Корнилов. - Вы купили этот чемодан три дня тому назад. Взамен оставленного вами в доме Барабанщикова...
- Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? - начал Озеров. Лицо у него стало бледным. Подполковник предостерегающе поднял руку.
- Выслушайте меня до конца спокойно. Вы купили этот чемодан три дня назад. Из новой партии. "Дипломат" чешского производства, их не было в Ленинграде больше года. Можно проверить. - Игорь Васильевич потянулся к чемодану.
Озеров беспрекословно отдал его. Корнилов щелкнул замком, поднял крышку и показал на маленькую шелковую полоску, вшитую в подкладку:
- Вот, видите, здесь несколько цифр, по которым торговые эксперты подтвердят мои слова. Вы поторопились восполнить потерю, Георгий Степанович. Покрасовались с чемоданом перед Лебедевым. И даже пришли с ним ко мне. Эта демонстрация вам серьезпо повредила...
Озеров сидел не двигаясь, сцепив руки так сильно, что побелели пальцы.
- От кого вы узнали о гибели Барабанщикова?
- А он разве погиб? - деревянным голосом спросил Озеров.
Корнилов усмехнулся.
- Вы неосторожно себя ведете, Георгий Степанович. Сказали нашему сотруднику, что хаусмайор всегда возил ваш автомобиль на тэо, и тут же сослались на то, что в субботу едете на станцию техобслуживания сами... Почему же сами? Да потому, что вы уже знали, что Барабанщикова нет в живых. - Он помолчал, с интересом присматриваясь к Озерову. - Так кто же сказал вам о его смерти?
Озеров молчал. Теперь его бросило в жар. Очки его чуть запотели, он снял их и стал совсем похож на птицу. Чуть припухшие верхние веки наползли на закатившиеся красноватые глаза. Корнилову вдруг показалось, что Георгию Степановичу стало плохо, но Озеров провел рукой по лицу и пристально посмотрел в глаза подполковнику, словно хотел узнать, а что еще, какой сюрприз поднесет ему этот человек.
- Не хотите отвечать? Подумайте, - спокойно сказал Корнилов. - У вас, Георгий Степанович, есть два пути: первый - все рассказать начистоту. Этот путь самый короткий. И самый легкий для вас и для следствия. Второй путь от всего отказываться. Ждать, пока вас не припрут к стенке уликами...
Озеров молчал...
25
Бесконечные, тягучие беседы с клиентами хаусмайора Барабанщикова, когда одни из них, начиная испытывать запоздалый стыд за столь сомнительное общение с ординарным жуликом, выкладывали о нем все, что знали, другие, щадя свое самолюбие, ограничивались односложными ответами на вопросы о практических выгодах, полученных от этого общения, наконец-то стали приносить свои плоды. Так бывает у исследователя, который долгие дни и недели следит за показаниями приборов, разносит их по графам рабочего журнала, строит графики, и однажды картина поиска предстает перед ним во всей своей прекрасной обнаженности. События ускоряют свой бег, застывшее, казалось, еще недавно время словно срывается с цепи. Так произошло и с делом хаусмайора. Все сходилось на долговязой фигуре Георгия Степановича Озерова. Требовалось только собрать улики, удовлетворившие бы следователя, судей, которым в будущем предстояло решать судьбу Озерова, а самого Георгия Степановича заставившие бы поднять руки. Или, если он не склонен к подобному проявлению эмоций, молча опустить голову. Но сделать это так же непросто, как и отыскать преступника.
В НТО Главного управления провели по просьбе Корнилова тщательную почерковедческую экспертизу странички из записной книжки. Сравнили почерк, которым была сделана непонятная для сотрудников запись, с почерком Озерова и убитого Рожкина. Оказалось, что запись сделана Рожкиным.
Заместитель директора института, в котором работал Озеров, согласился принять Корнилова немедленно.
- Третья, комната на втором этаже, - сказала вахтерша.
"А Озеров работает в шестой, - вспомнил подполковник. - И тоже на втором этаже".
Он поднялся по лестнице, ступени которой за долгие годы были истоптаны тысячами посетителей, и прошелся по коридору. Комната заместителя директора находилась рядом с лестницей. Игорь Васильевич прошел мимо, разглядывая номера на дверях, остановился у той, на которой красовалась маленькая бронзовая табличка с номером шесть. За дверью слышались голоса. Подполковник постучал.
- Войдите, - раздалось из комнаты. Он узнал голос Озерова и распахнул дверь. Георгий Степанович сидел за небольшим канцелярским столиком, заваленным книгами. За двумя другими столами сидели женщины. Одна молодая, какая-то бесцветная, другая - пожилая яркая брюнетка. Увидев Корнилова, Озеров насторожился и начал отодвигать стул. Наверное, хотел встать.