Эта, на первый взгляд, удивительная преемственность религиозной символики станет понятнее, если мы вспомним, что и в неолите-энеолите Древней Европы, и в минойско-микенском Бронзовом веке поклонение Великой Богине было важнейшей чертой жизни, В анатолийском поселении Чатал-Хююк культ Богини пронизывает все стороны бытия. Например, из 139 помещений, раскопанных в 1961–1963 гг., 40 служили святилищами. То же можно наблюдать в Европе, а позднее на острове Крит, где, как пишет М. Гимбутас, „святилища того или иного рода столь многочисленны, что можно предположить — не только каждый дворец, но и каждый частный дом использовался в подобных целях…“ При таком количестве алтарей, священных символов вроде бычьих рогов и двойного топора Кносский дворец должен был походить на храм, На каждом шагу колонны и символы напоминают о присутствии Великой Богини».
Сказать, что люди, поклонявшиеся Богине, были религиозны, значило бы ничего не сказать, ибо тогда не было разделения на светское и священное. Как указывают историки религии, в доисторические, а во многом и в исторические времена религия была жизнью, а жизнь — религией.
Одной из причин того, что это обстоятельство недооценивалось, является традиционный взгляд многих ученых на почитание Богини как на «культ плодородия», а на саму Богиню — как на «Мать-землю». Однако, хотя плодовитость женщин и земли была и остается необходимым условием выживания рода человеческого, свести верования древних к этому было бы упрощением — все равно, что, скажем, определить христианство как культ смерти, поскольку центральным образом его искусства является Распятие.
Религия неолита, подобно современным религиозным и светским идеологиям, выражала мировоззрение людей своего времени. О том, насколько оно отличалось от нашего, мы можем узнать, сравнивая религиозные пантеоны неолита и христианства. В неолите главой святого семейства была женщина — Великая Мать, Царица небесная или Богиня в различных ипостасях. Ее супруг, брат и/или сын были также божественны. Наоборот, главой христианского святого семейства был всемогущий Отец. Вторая мужская фигура пантеона — Иисус Христос — является другой ипостасью Бога-главы. И хотя Отец и Сын бессмертны и божественны, Мария, единственная женщина в этом религиозном слепке с патриархальной семьи, просто смертная, то есть, как и ее земные сородичи, стоит ступенью ниже.
Религии, в которых самым могущественным или единственным божеством является мужчина, отражают такой общественный порядок, в котором родословная патрилинейна (прослеживается по отцу) и домицилий патрилокален (жена уходит жить в семью или клан мужа). И, наоборот, религии, в которых самым могущественным или единственным божеством является женщина, отражают такой общественный порядок, в котором родословная матрилинейна (прослеживается по матери) и домицилий матрилокален (муж идет жить в семью или в клан жены). Более того, иерархическая общественная структура с мужским господством и была отражена и поддержана религиозным мужским пантеоном (пантеоном с мужским господством) и религиозными доктринами, которые подчинение женщины объявляли предопределением свыше.
«Если это не патриархат, значит, — матриархат»
Применяя этот принцип к накапливающимся свидетельствам того, что на протяжении тысячелетия человеческой истории высшее божество было женского рода, многие ученые XIX и XX веков пришли к, казалось бы, потрясающему заключению. Если доисторические времена не были патриархальными, они должны быть матриархальными. Другими словами, если мужчины не господствовали над женщинами, женщины должны были господствовать над мужчинами.
Затем, когда свидетельства, как показалось, не подтвердили это заключение, многие ученые вернулись к более традиционному взгляду. Раз никогда не было матриархата, решили они, значит мужское господство всегда должно было быть человеческой нормой.
Свидетельства, однако, не подтверждают ни то, ни другое. Прежде всего, имеющиеся у нас археологические данные показывают, что допатриархальное общество было по всем современным меркам обществом равенства. Затем, хотя в этих обществах родство определялось по материнской линии, и женщины как жрицы и предводительницы клана играли ведущую роль во всех аспектах жизни, почти нет указаний на то, что положение мужчины в этой общественной системе было сколько-нибудь сопоставлено с угнетенным и подчиненным положением женщины в системе с мужским господством, которая пришла на смену матриархату.
Раскопки Чатал-Хююка, где археологи поставили своей задачей систематическую реконструкцию жизни города, позволили Меллаарту сделать вывод о том, что хотя различные размеры зданий, атрибуты захоронений предполагают некоторое социальное неравенство, «оно никогда не было вопиющим». Дома по большей части имеют стандартную квадратную планировку и занимают площадь около 25 кв. м. Даже святилище в плане почти не отличаются от жилищ, не превосходя их и по размерам. Они в большом количестве разбросаны среди домов — еще одно свидетельство того, что общественное устройство, религия основывались на принципах общинности, а не централизации, иерархии.
К тем же выводам приводит анализ Чатал-хююкских погребальных обрядов. В отличие от более поздних могил индоевропейских вождей, ясно свидетельствующих о пирамидальной общественной структуре, на вершине которой стоял грозный правитель, захоронения Чатал-Хююка не указывают на разительное общественное неравенство.
Что касается отношений мужчин и женщин, то действительно, как отмечает Меллаарт, святое семейство в Чатал-Хююке представлено «в порядке важности: мать, дочь, сын и отец» и оно, возможно, отражало порядок в семьях горожан, которые, очевидно, были матрилинейными и матрилокальными. Верно и то, что в Чатал-Хююке и других неолитических обществах антропоморфные изображения Богини и юной Девы, зрелой Матери и старой Бабушки или Прародительницы, восходящие к изначальной Создательнице, являются, как позднее отметил греческий философ Пифагор, проекциями различных стадий жизни женщины. На матрилинейную и матрилокальную социальную организацию указывает и то, что в Чатал-Хююке женское ложе всегда располагалось одинаково — в восточной части жилища. Кровать мужчины не имеет постоянного места, к тому же она меньше.
Все это свидетельствует о превосходстве женщины в религии и жизни, однако нет никаких указаний на вопиющее неравенство между женщинами и мужчинами. Нет и признаков угнетения, подавления мужчин.
В отличие от «мужских» религий нашего времени, когда за небольшим исключением только мужчины могли войти в религиозную иерархию, у древних были и жрицы, и жрецы. Например, Меллаарт отмечает, что в Чатал-Хююке обряды поклонения Богине совершали в основном жрицы, но участвовали и жрецы. Он сообщает, что в захоронениях в святилищах были найдены обсидиановые зеркальца и прекрасные костяные застежки-пряжки. Первые попадались только рядом с останками женщин, вторые — только рядом с мужчинами. Меллаарт заключил, что это были «атрибуты жриц и жрецов, чем можно было бы объяснить немногочисленность этих предметов и то, что они встречаются только в святилищах».
На то, что пожилые мужчины — наравне с пожилыми женщинами — пользовались в обществе почетом и уважением, указывают скульптуры, изображающие почтенных старцев — иногда в позах, напоминающих знаменитого роденовского «Мыслителя». О том же свидетельствуют использование символов быка, бычьей головы или рогов в святилищах Анатолии, Малой Азии, Древней Европы, позднее в минойско-микенской культуре — символов мужского начала, так же, как кабаны и фаллосы, которые появляются в период позднего неолита, особенно в Европе. Более того, некоторые ранние фигурки Богини не только соединяют в себе черты человека и животного, но часто имеют элементы внешности, например, преувеличенно длинные шеи, которые могут быть истолкованы как признаки андрогинии. И, конечно, молодой бог, сын-супруг Богини, без которого немыслимо главное чудо допатриархальной религии, таинство возрождения.