- К Бенедикту приходят люди? - спросил Стивен.

- Если бы у него была мать, то и она бы не пришла. А если бы пришла, он плюнул бы ей в лицо.

Охранник остановился перед железными воротами и отпер их большим ключом. Они вели в более узкий коридор, заканчивавшийся стальной дверью. С одной стороны коридора находились два длинных зарешеченных окна, с другой восемь запертых стальных дверей.

- Мрачное место, - заметил Стивен.

- У того охранника были жена и дети.

Сидя в тюрьме за вооруженное ограбление, Джил Бенедикт убил надзирателя.

Они остановились перед дверью; Стивен подождал, пока охранник откроет дверь. За ней находилась маленькая комната с голыми стенами и узким окном. У правой стены на койке сидел человек в бесформенной серой робе. У него была почти наголо побритая голова и могучая безволосая шея. На землистом лице торчали крупные скулы, кожа была изборождена глубокими морщинами. Длительное одиночное заключение не уничтожило бесстрашный блеск в его глазах.

- К вам посетитель, Бенедикт.

- Адвокат?

Он поморгал.

- Я разговариваю только с адвокатами.

Голос был глубоким, с нечеткой дикцией.

- Возможно, я сумею помочь вам.

Охранник остановился у двери.

- Таковы правила. Для вашей безопасности.

- Сукин сын, - сказал Бенедикт.

- Я ничего не слышу, - насмешливо произнес охранник. - Я просто побуду здесь на всякий случай - вдруг он что-то выкинет.

- Вы - полицейский?

- Нет. Я работаю на губернатора.

Бенедикт набрал в рот слюны и сплюнул её на пол.

- Мне нужна информация о вашем друге. О Питере Дереке. Он застрелил женщину и затем убил себя.

- Вы в это поверили?

- А вы - нет?

Бенедикт хрипло, цинично рассмеялся.

- Вышибить себе мозги из-за девки? Только не он.

- Вы знали его очень хорошо.

- Мы сидели вместе. Пока его не выпустили на поруки.

- Когда вы получили от него последнее известие?

- Я не буду говорить с легавым.

- Если вы правы, и он действительно не убивал себя, разве вы не хотели бы узнать, кто это сделал?

Бенедикт пожал плечами.

- Он был вашим другом, - сказал Стивен.

- Мертвых друзей не бывает. Если вам что-то нужно от меня, помогите выбраться отсюда.

- Это будет зависеть от того, много ли вы знаете.

Вблизи лицо Джила Бенедикта казалось широким, мускулистым и жестоким; когда его толстые губы разошлись, Стивен увидел превосходные зубы.

- Можете вытащить меня?

- Нет. Но вы не пожалеете, если поможете мне. Иметь на своей стороне такого человека, как губернатор, весьма полезно.

Бенедикт с отвращением втянул воздух своими широкими ноздрями, словно он дышал пылью.

- Вытащите меня из "одиночки"? Я загнусь, если меня продержат здесь ещё какое-то время. И меня тошнит от этого восточного туалета.

В задней части камеры, в полу, находилось отверстие параши; смыть испражнения можно было только снаружи.

- Возможно, мне удастся что-то сделать.

Поковыряв в зубах ногтем, Бенедикт недоверчиво посмотрел на Стивена.

- О'кей. Что вы хотите знать?

Через полчаса Стивен покинул карцер. Ему пришлось пройти через систему из трех дверей. У первой двери охранник, увидев его через стекло, повернул рычаг, и стальная пластина, прикрывавшая замок, отошла в сторону. Сопровождавший Стивена охранник отпер дверь, и стальная пластина тотчас вернулась на прежнее место. Вдоль длинного наружного коридора тянулся ряд одиночных камер, так называемых "легких карцеров", предназначенных для смутьянов. В потолок были вмонтированы баллоны со слезоточивым газом, вентили которых срабатывали мгновенно.

Пока они ждали, когда откроется следующая дверь, охранник спросил:

- Узнали, что хотели?

- Думаю, да.

- Он соврет и Святой деве. Я бы не поверил ни одному его слову.

Ожидая, когда распахнутся стальные ворота тюрьмы, Стивен заглянул в залитую солнечным светом лавку, где продавались изготовленные заключенными изделия.

Возле входа стоял автомат с газетами. Заголовок "ПОМОЩНИК БЛАНКЕНШИПА УМИРАЕТ ВО ВРЕМЯ ОГРАБЛЕНИЯ" поведал Стивену о том, что произошло с Харри МакКаффри.

Когда Алан поглощал завтрак в своем "люксе" лос-анджелесского отеля "Амбассадор", ему позвонила тетя Уилма. Этот звонок не был неожиданным. Прибыв в Лондон, Адель направила членам семьи письма с извещением об их разрыве.

- Здравствуй, Алан.

У тети Уилмы был неженственный, хриплый голос.

- Думаю, ты знаешь, как мы все потрясены.

- Я предполагал твою реакцию.

- Адель не сообщила причину. Я только что разговаривала с ней по телефону. Она предложила мне побеседовать с тобой.

- Я не знаю, что я могу тебе сказать.

- Ты не хочешь приехать сюда и все обсудить?

- Я не хочу ни с кем это обсуждать. Это касается только меня - и Адели.

- Но я - член семьи.

Она произнесла это слово так, словно оно было священным.

Ощущая пустоту своей жизни, она всегда волновалась за наследников.

- С кем, если не со мной, ты можешь поговорить?

- Я знаю, что ты хочешь помочь, тетя Уилма. Я ценю это.

- Ты не должен избегать людей, которые тебя любят. Знаешь, Алан...

Он испугался, что сейчас начнется типичная лекция мудрой старой тети, адресованная заблудшему племяннику.

- У меня сейчас мало времени, - перебил он. - Я назначил ряд встреч.

- Ты не можешь сказать мне, что Адель тебе безразлична.

Это было правдой. Отношения между людьми не исчезают мгновенно. Плотный осадок из незначительных воспоминаний, общих переживаний, мимолетных ощущений растворяется медленно и не полностью. Всегда не полностью.

- Нам пришлось принять это решение, тетя Уилма.

Желая продемонстрировать деликатность, она всего лишь понизила свой голос:

- Надеюсь, ты не совершишь глупости. В семье Кардуэлов ещё не было развода. Мы не такие люди. Зрелые, взрослые индивидуумы знают, что проблемы следует разрешать. Это и есть брак, Алан. Разрешение проблем.

Где она постигла эту мудрость? - подумал Алан. Вероятно, она шла к ней все эти годы.

- Я не знаю, что произойдет, тетя Уилма.

- Ты и Адель - два благоразумных человека.

Благоразумие было для неё эквивалентом невидимого, но обязывающего контракта.

- Если бы вы имели детей, такое бы никогда не случилось.

Это замечание камнем опустилось на дно его сознания и внезапно поднялось на поверхность. Исключение такой возможности шло параллельно с исчезновением из их брака настоящих чувств. Семь лет тому назад врачи подтвердили, что медицинские причины бесплодия отсутствуют. Наверно, подозревал Алан, все дело в том, что их сексуальная жизнь стала редкой и механической, таинство сменилось функцией, усилия не соответствовали отдаче. Они так прониклись другими интересами, что уже не хотели беспокоить себя редкими приступами безумства.

Он не счел нужным мутить прозрачное пустое сознание тети Уилмы.

- Извини, что я тебя перебиваю, но этот разговор ни к чему не приведет. Я с минуты на минуту жду посетителя.

- Мы должны хорошо, обстоятельно поговорить. Ты приедешь к нам?

- Ладно.

- Когда?

- Не могу сказать. Как только найду время.

- Я чувствую, что ты хочешь проявить благоразумие. Ты обещаешь сделать кое-что ради меня? Отдохни. Ты не должен перенапрягаться. Это опаснее всего.

Слова, произнесенные Уилмой, раскрывали её представления о вине, однако лояльность заставляла тетю найти ему оправдание. Силы каждого человека ограничены. "Мы - рабочие лошади, а не выставочные" - с гордостью говорил о своей семье Джозеф Эндрью, и Уилма признавала, что родственники не щадят себя.

Вскоре появился Рой Стротерс, пресс-секретарь Алана. Они пробежались по дневному расписанию и вопросам, которые ему предстояло осветить на площадях, у заводских ворот, возле супермаркетов, в ходе телеинтервью, на дневном коктейле в Малибу и обеде в Джонатан-клубе. Кульминацией дня должны были стать посещение Олвера-стрит и речь в мексиканской колонии при поддержке энергичного легислатора Тома Эспозо.