Вот сукин сын! наконец-то шестеренки зацепились друг за друга, он вскакивает, хватает корнел-уайлдовскую куртку, прыгает в заднее окно, пролезает в дыру, спускается по дренажной трубе" теперь перескочить через стену и - в джунгли, а там...

УУУРРРРАМММАННННН ЧТО ЭТО?

Голова его опущена, но он все видит

ЧТО ЭТО!

Там, в окне, из которого он только что выпрыгнул

СМУГЛЫЙ!

Он это чувствует. В парасимпатических эфферентных волокнах под ресницами начинается вибрация, сопровождаемая жужжанием

ХРРРРРАМАННННННН

Их двое один смуглый коренастый мексиканец с револьвером с золотой рукоятью другой коротко стриженый американец фэбээровский похититель трупов наблюдают как он по-обезьяньи перелетает через стену в джунгли у смуглого мексиканца в руке золотой револьвер но мозг под этим лицом слишком смуглый и рассыпчатый как мексиканская земля чтобы потрудиться выстрелить даже в остановившегося помочиться пса

СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ БРОСОК

в глубь покрытых листвой ветвей Пуэрто-Валларты к расцветающей орхидее двигательный гомункулус работает уже превосходно и помогает совершить мощный рывок в глубь книжно-картинных джунглей Мексики...

Мгновением позже в квартиру вошла Черная Мария. Она не обнаружила там ни Кизи, ни корнел-уайлдовской куртки для бегства в джунгли. Опять тот же полет. Что ж, когда он будет готов, когда он вымотается и когда все на время утихомирится, он вернется. Кизи охвачен чудовищной паранойей, но это еще не все. Ему п о н р а в и л о с ь играть в Беглеца. Он улепетывает в джунгли, старина, зарывается там дня на два - на три, выкуривает кучу травы, и в конце концов его тянет домой. Это началось еще до телеграммы. Они разработали целую систему сигнализации. Точнее, разработал он. Когда берег был чист, ей полагалось вывесить на веревку перед задним окном, выходящим на джунгли, желтую рубашку Чумы. Это была желтая рубашка с черно-коричневым узором, слегка п ед е р а с т и ч н ы м, как сказала бы Черная Мария. Поднимался этот флаг, и в конце концов Кизи, совершенно измочаленный, ковылял домой, чуть ли не до смерти загоняв себя в джунглях или на взморье.

И все-таки это было чудесно. Безумно, но чудесно. Кизи был самым магнетическим человеком из всех, кого она когда-либо встречала. Он что-то излучал, некую силу. Его мысли, вещи, о которых он говорил, были очень сложными, метафизическими и запутанными, зато вел он себя совсем по-домашнему, почти как провинциал. Даже когда он весь дымился от паранойи, казалось, что он, как всегда, уверен в себе. Это было просто удивительно. Благодаря ему можно было почувствовать себя частью чего-то очень... Он даже дал ей новое имя: Черная Мария. Она стала... Черной Марией.

Девочкой в Сан-Хосе она чувствовала, что ее истинная сущность задыхается под бессчетными слоями игр, с которыми она не в силах управиться. С виду ничего страшного не происходило. Отец и мать ее были учителями, и жизнь в Сан-Хосе текла уютно и безмятежно на пригородный калифорнийский манер. Однако никто и никогда до конца не понимает, что значит - расти в этой стране. Крошечные Пингвиновы острова, полные детей, играющих в "Повелителя мух", мир пигмейских племен, невидимый исфаханскому взрослому глазу, а его населяют сущие дьяволы, племена мужчин-жеребцов, племена распутников, даже племена прохвостов-шпионов, племена корабельных механиков, и где-то далеко позади аморфная масса неисправимых чудаков. А потом - в округе появились психеделические наркотики, в основном трава и кислота. Возник новый мир, и неожиданно на корнях вавилонского многоязычья расцвели... ну да, ч у д е с н ы е л ю д и - люди, и вправду способные на многое, только все это сдерживалось извечными социальными играми, которые повсеместно прославлялись. И внезапно они нашли друг друга.

Как-то вечером она тащилась и вдруг ощутила единение, Всеединство. Лампа в комнате горела у нее за спиной, и направленный на нее сзади свет рассеивался на отдельные лучи и сиял перед ней, падая на пол и стены ровными полосами с тенями в промежутках. У нее на глазах комната раскололась на части, которые отделились друг от друга по дрожащим полосам света. Внезапно стало абсолютно ясно то, как составляется комната, как подгоняются отдельные ее части, как подгоняются отдельные части в с е г о, точно кто-то разобрал для нее кольцо индийской головоломки. Стало ясно, каким образом из отдельных частей образуется целое, и перед ней был уже не прежний мир, расколотый на бессмысленные игры и группировки. Просто таким он кажется до тех пор, пока не найдешь ключа к его пониманию. И вот появились чудесные люди. которые этот ключ нашли, и этим ощущением, этим опытом можно поделиться.

Мать снабдила ее деньгами на второй семестр в университете Сан-Хосе, и, хотя поначалу мать могла быть больно задета ее поступком, она знала, что должна сделать. Она взяла деньги и в компании замечательных друзей направилась в Мексику. Правда, все было не совсем так просто. В университете Сан-Хосе она узнала Чуму, узнала она и то, что он направляется в Мексику, в Масатлан, хотя о замышляемой Кизи проказе ей было неизвестно, и поэтому она последовала за Чумой, ведь если и существовали чудесные люди. Чума был одним из них.

Масатлан только еще становился излюбленным местом кислотных торчков на мексиканском западном побережье. Не облюбовали его еще и настоящие закоренелые туристы. Как правило, они направлялись дальше вдоль побережья, в Акапулько. И тем не менее Масатлан не был таким невыносимо, по-мексикански... у н ы л ы м... как подлинный Кислотный Центр Мексики Айихик на озере Чапала. Эти жалкие унылые деревеньки на озере Чапала Айихик, Чапала, Хокотепек, где уже пересыхает озеро и виден древний вонюче-хлюпающий ил, смешанный с листьями водяных лилий и нечистотами, где с важным видом расхаживают в сандалиях неудавшиеся американские эстеты, а сорокавосьмилетние бродяги подлизываются к юным торчкам из нового поколения Людей с Понятием. Унылая картина. И вправду делается грустно, когда американский бродяга утверждает, что ему все остоебло, вновь пускается в путь подальше от ебучих автомобилей, от рыночной площади и помешанной на войне цивилизации и намеревается пожить среди настоящих людей, там, где народ похож ка народ, в стране земных чувств, Мексике, и пропади пропадом все кафельные ванные комнаты - а потом он с и д и т там, в Мексике, средь вечно сидящих на корточках неулыбчивых метисов, и, старина, здесь все по-честному, все настоящее... и чертовски жалкое, и сам он - жалкий стареющий разъебай, которому некуда больше податься.