Каждой из лишних жен Сечеле подарил обновку и часть имущества, которое находилось в их хижинах. С этим он и отослал их к родителям. Отправляя, он велел им сказать родителям, что к бывшим своим женам, их дочерям, он не имеет никаких претензий, никаких упреков; взятый на себя долг супруга он слагает лишь ради того, чтобы исполнить божью волю.

Ливингстон наконец добился первого успеха - но какой ценой! После крещения вождя и отсылки им лишних жен в родительский дом число противников миссионера приняло опасные размеры. Родственники и друзья отвергнутых жен стали открытыми врагами новой религии. Теперь уже, кроме самого Сечеле и его детей, почти никто не являлся в школу и на богослужение. Хотя Ливингстона и его жену баквена встречали все еще "с почтительной доброжелательностью", но вождя своего они осыпали проклятиями, не остерегаясь теперь говорить ему это в глаза. Прежде такое не осталось бы без ответа: вождь непременно наказал бы их.

Круг людей, охваченных глубоким отвращением к новой вере, неумолимо расширялся и еще по одной весьма прискорбной и неустранимой причине, и тут Ливингстон был бессилен что-либо предпринять. В первый же год его пребывания среди баквена местность постигла продолжительная засуха. В таких случаях по старому обычаю заклинатели прибегали ко всякому колдовству, лишь бы вызвать дождь. Вера в действенность этого способа глубоко укоренилась в людях. Сечеле считали знаменитым "дождевым доктором", да и сам он непоколебимо верил в силу своего колдовства. Ливингстон не запрещал ему творить заклинания, но настойчиво уговаривал отречься от суеверия. Сечеле же говорил, что от этого ему отказаться труднее, чем от всех других взглядов и обычаев, которых лишило его христианство. Однако Сечеле, как в свое время и жители Лепелоле, согласился на строительство канала, дабы отвести на поля и огороды воды реки Колобенг, и выделил для работы свыше ста человек. И попытка удалась речная вода спасла урожай.

Но на второй год снова наступила засуха, да и третий год оказался таким же. Река Колобенг совсем пересохла. В ней погибло так много рыбы, что гиены, почуяв добычу, прибывали сюда издалека, чтобы вдоволь насытиться. Время от времени, правда, скоплялись многообещающие грозовые тучи, издали доносились раскаты грома, однако на следующее утро на безоблачном небе снова сияло солнце и палило землю своими безжалостными лучами.

На четвертый год засуха обернулась катастрофой. Зерновые сохли на корню. Ливингстон вместе с баквена все более и более углублялись в пересохшее русло Колобенга. Нужна вода - тут уж не до обилия, сохранить хотя бы деревья от гибели. Но все напрасно. Листья на деревьях морщились и опадали. Уже в прошлые годы баквена жили впроголодь, а теперь наступил настоящий голод.

До прибытия сюда миссионера дожди все же выпадали и пищи хватало. Нескончаемая злая засуха пришла вместе с ним. Ливингстон, естественно, воспринял засуху просто как бедствие, но баквена невозможно было убедить. Они, правда, относились к нему по-прежнему дружелюбно и почтительно, однако год от года им становилось яснее, что он проповедует лжеучение. Церковь стали обходить стороной. Свои мысли о нем они не высказывали открыто, однако Ливингстон слышал, как люди сожалели, что напрасно его не разорвал тогда в Маботсе лев. А один очень видный и отнюдь не глупый человек, дядя Сечеле, однажды сказал Ливингстону: "Мы любим тебя, ты как бы свой у нас. Но нам хотелось бы, чтобы ты покончил с этими вечными проповедями и молитвами. Ты ведь сам видишь, у нас не стало дождей, в то время как в других местах, никогда не знавших твоих молитв, идут ливни". Тут Ливингстон был бессилен что-либо возразить. Он сам не раз наблюдал, как в отдалении, в горах, лились дожди, но баквена при этом не перепадало ни капли.

Жители полагали, что он заколдовал их вождя злыми чарами, поэтому тот с тех пор так изменился. Они не раз посылали к Ливингстону делегации степенных, видных людей племени, которые умоляли его, чтобы он разрешил Сечеле приколдовать хотя бы несколько ливней: "Пусть он на этот раз вызовет дождь, и мы все, мужчины, женщины, дети, будем ходить в школу, петь и молиться, сколько ты пожелаешь!".

Напрасно Ливингстон пытался их убедить, что Сечеле поступает так только по собственному разумению и совершенно добровольно наложил на себя послушание законам, установленным Библией. Его глубоко омрачало то, что в глазах этих добродушных людей он выглядел бессердечным. А отклонение их просьбы лишь усилило убеждение, что Сечеле заколдован им. Но, будучи миссионером, мог ли он поступать иначе? Вправе ли он отступать перед их суеверием? Как можно надеяться убедить их в истинности его учения, если он признает правоту колдунов? В то же время он чувствовал, что нетерпимость его лишь усилит их отвращение к христианскому учению и в конце концов все его старания в Колобенге пропадут даром.

В споре с заклинателями дождя его положение оказывалось не из легких, потому что на стороне заклинателей были все их соплеменники, к тому же они показали себя умными партнерами в споре. С одним заклинателем дождя разговор, по словам Ливингстона, протекал примерно так:

Л и в и н г с т о н. Ну вот, мой дорогой, у тебя тут целый комплект "лекарств" (так называют они средства заклинания).

З а к л и н а т е л ь д о ж д я. Да, они нужны мне: земля пересыхает, ты ведь знаешь.

Л и в и н г с т о н. Всерьез ли ты веришь, что можешь повелевать облаками? В моем представлении все во власти бога.

З а к л и н а т е л ь д о ж д я. Тут мы с вами имеем в виду одно и то же. Бог тот, кто творит дождь, а я хочу умилостивить его этими "лекарствами".

Л и в и н г с т о н. Но в проповеди нашего спасителя сказано, что бог слышит только молитвы наши, при помощи же "лекарств" ты не достигнешь бога.

З а к л и н а т е л ь д о ж д я. А нас бог другому учит. Черных он сотворил первыми, но белых любит больше. Вам он даровал одежду, оружие, порох, коней, повозки и много других вещей, о которых мы даже и не ведаем; нам же пожаловал лишь скот, ассагаи* да вразумил искусству вызывать дождь. Даже таким сердцем, как ваше, он не удостоил нас. Мы не проникнуты духом любви друг к другу. Другие племена заколдовали нашу землю, чтобы дождь не шел. Этим они хотят вынудить нас покориться им или умереть голодной смертью. Нам надо освободиться от злого заклятия, и сделать это можно только колдовской силой с помощью таких вот "лекарств". Вам не следовало бы пренебрежительно относиться к нашим познаниям, полученным нами от бога, только на том основании, что они недоступны вам. Для нас также непостижима ваша книга, однако мы не относимся к ней неуважительно.

_______________

* Метательное копье длиной около двух метров с железным наконечником; боевое и охотничье оружие многих племен Африки, особенно юго-восточных банту. - Примеч. пер.

Л и в и н г с т о н. Я отнюдь не собираюсь относиться пренебрежительно к тому, что непостижимо для меня. У меня сложилось лишь убеждение, что вы заблуждаетесь, полагая, что при помощи ваших "лекарств" можно вызвать тучи.

З а к л и н а т е л ь д о ж д я. Вы ведь тоже пользуетесь лекарствами и верите, что ими можно излечить больного. Итак, оба мы, по сути, являемся все же докторами. Иногда богу так угодно, чтобы больной исцелился при помощи вашего лекарства, а иногда и нет - тогда больной умирает, несмотря на все ваши лекарства. Так же и у нас. То бог пошлет нам дождь, то нет. Когда больной у вас все же умирает, то из-за этого вы не теряете доверия к своим лекарствам и не отказываетесь от них. Так же поступаем и мы, когда не удается вызвать дождь. Если ты хочешь, чтобы мы отказались от своих лекарств, почему же ты держишься за свои?

Долго еще продолжалась эта философская полемика, но Ливингстону так и не удалось одержать верх над своим "оппонентом". Он признавался, что, несмотря на все старания, ему не удалось переубедить ни одного заклинателя дождя. Правда, в спорах он был очень осторожен, боясь, как бы его не заподозрили в нежелании, а может быть, и противодействии успехам заклинателя дождя. В эту-то западню и старались заманить его заклинатели. Если бы он попался на эту уловку, то все племя стало бы его открытым врагом.