Ранняя осень блистала мягкими красками. Жара спала немного, воздух с гор был кристально чист и прозрачен. Все благоухало увядающими травами, сухим лесом, раскинувшимся по склонам высоких холмов. Мягкость тонов навевала некоторую грусть. Томление расплывалось по телу в предчувствии конца чего-то яркого, яростного и жгучего.

Усадьба жила тихой счастливой жизнью. Пьер отдыхал от пережитых лет рабства и приключений. Он пока не хотел заниматься делами, и лишь одинокие всадники, приносящие письма Робера, заставляли его скрепя сердце садиться за ответное письмо.

– Пьер, - Ивонна подошла к нему сзади, положила руки на плечи, обняла, - мне сдается, что ты охладел к делам.

– Возможно, ты и права, Ивонна. Мне так хочется побыть с вами всеми без волнений, тревог и разных деловых передряг. Видимо, я все же сильно устал за эти два года.

– Ну конечно, милый! Я не для этого говорила о делах. Просто хотела тебя ободрить немного. Ты не рад?

– Ну что ты, Ивонна! Я всегда рад любому твоему слову и поступку. Однако ты вчера обещала мне рассказать нечто такое, что меня может расшевелить. Что это, Ивонна?

– Я думала, что тебе уже известно все, Пьер.

– Что именно, дорогая? Ты меня пугаешь.

– Пьер, я строго-настрого запретила всем домашним говорить тебе об этом, и рада, что они сдержали обещания. Будет лучше, если я сама обо всем поведаю. И это будет для тебя очень неприятно слышать, Пьер. Так что запасись терпением и спокойно выслушай меня.

– Это так серьезно, моя радость? Ты меня беспокоишь. Так что же случилось?

– Прежде всего я хочу тебе сказать, что твой друг Фома лично повинен в том, что ты попал в плен к арабам.

– Ты меня не так уж и удивила, Ивонна. Кое о чем я догадывался, что-то даже точно узнал в плену от одного человека. Он русский, хотя и мусульманин, и помог нам с Арманом бежать.

– Фома сам признался в этом, Пьер. Но слушай дальше. После нескольких попыток найти тебя он сам отправился тебя выкупать и вернулся ни с чем. И тут он признал, что действовал во вред тебе. Он мог тебя выкупить, но, наоборот, отдал деньги за то, чтобы ты попал на галеры.

– Да, именно так мне и сказал тогда Али, тот самый русский. Но все равно трудно в это поверить!

– Придется, Пьер. Недаром я так опасалась твоего друга. А дальше он стал все настойчивей домогаться моего расположения. И дошло до того, что он явился ко мне однажды вечером и попытался взять меня силой. И я не смогла нанести ему удар кинжалом. Рука не посмела опуститься ему на спину. Я так перепугалась, что визжала и кричала как сумасшедшая.

– Да я его за это убью, подонка! Я немедленно отправлюсь на его поиски!

– Не торопись, Пьер. Тебе не придется его искать.

– Но я должен его…

– Погоди, милый! Не торопись. Всему свое время. Лучше слушай дальше. И вот, когда я так визжала и кричала, кто-то отшвырнул его в сторону, и я даже не сразу поняла, что произошло. Потом я увидела, что это наш Давила ворвался в комнату, ударил Фому и швырнул его в угол. Там он и оставался лежать, пока меня отходили, зажигали свечи и приводили все в порядок.

– Господи, неужели это мог быть мой лучший друг? Не могу поверить! Но как же ты могла такое допустить, Ивонна?

– Я и не допускала, но он нагло ворвался ко мне в спальню. Что я могла сделать? И лишь Давила смог его образумить, слава Богу!

– И что же Фома?

– Оказалось, что он не может двигаться. У него, видимо, был поврежден позвоночник и отнялись ноги.

Его поместили в подвал до суда, и там он провел несколько дней.

– Какой суд, Ивонна? Его просто надо было убить! Это волк! Зверь!

– Я и не знала, что он в подвале. Это все Давила устроил. Лишь через несколько дней мне сказали, что он там и молит меня прийти к нему. Он хотел просить у меня прощения.

– И ты пошла?

– Нет, конечно. Мне было очень страшно и противно. Но потом мне показалось, что убить беспомощного человека будет не по-христиански. Я долго колебалась, никак не могла решиться на что-то определенное, а Давила все ждал. Это он им занимался. Фома и у него просил прощения, он часто вызывал к себе священника и подолгу с ним беседовал.

– Неужели он раскаялся в своих грехах? Вот подлец!

– Представь себе, Пьер, - заметила серьезно Ивонна, - он у всех просил прощения, и это смутило меня. Я не смогла его выгнать. А он заявил через Давилу, что в знак полнейшего раскаяния отдает мне все свои накопления и недвижимость и просит позволить ему умереть в нашем доме.

– Но как это, Ивонна? Этого никак нельзя было допустить! Где он?

– Не спеши. Сейчас все узнаешь. Я согласилась не выгонять его, к тому же он так и не научился ходить. Ноги его едва шевелились. Я лишь попросила Давилу перевести его в помещение повыше и посуше. Подвал почти прикончил его, но он ничего не просил для себя.

– Я не могу в это поверить, Ивонна! Это так непохоже на Фому!

– С тех пор он живет у нас в пристройке, за ним присматривает Давила. Но вот однажды я узнала, что к нему ходит Эжен. Как-то Фома упросил Давилу, и тот под секретом разрешил Эжену посетить Фому. С тех пор они часто встречаются и подолгу беседуют.

– Что у них может быть общего? Этого мне, видимо, никогда не понять.

– Фома рассказывает сыну про свои приключения, о тех местах, где он побывал. Я когда узнала об их беседах, меня чуть удар не хватил. Я так перепугалась, что запретила тут же эти встречи и отругала Давилу. Но тот заявил, что Эжен и Фома очень подружились и всегда мирно беседуют.

– Я сейчас же пойду к нему, подлецу!

– Погоди, Пьер. Не горячись. Он теперь беспомощный и несчастный человек, который все понял и осознал. И хоть я его продолжаю бояться, но больше не держу на него злобы. Он свое получил сполна. Все свое состояние он завещал Эжену и Мари. Завещание мне передал Давила. Оно заверено нотариусом, священником и имеет юридическую силу.

– Непостижимо! Как же так?

– Вот так все и получилось, Пьер. И будь милосерден. Бог ему судья. Он лишь хотел сделать ужасное, но не успел, так что больше не опасен. Я не имею желания его видеть, но и не желаю ему вреда. Пусть себе живет, коли Бог даровал ему жизнь.