— Все может быть, — вздохнула актриса. — Все может быть в этом ужасном доме.

— Да, мы вынуждены подчиняться, — грустно сказал румяный старичок с печальными глазами. — Когда-то и у нас водились денежки. Но мы были плохими финансистами, и вот теперь ни один из нас, за исключением Алекса, не может сделать постановку на свои кровные. Ну, а раз Алекс вкладывает деньги, то и требует полного повиновения. Вот так обстоят дела, — и он улыбнулся краешками губ.

— А про какой такой ужасный дом вы говорили? Дом Алекса Бланта? — спросила я.

— Первоначально дом принадлежал Олтону Эсквиту, но потом разыгралась трагедия, в результате которой... В общем, дом долго пустовал... Алекс купил его и, говорят, задешево.

— Конечно, дешево! — опять вмешалась мисс Фарр. — Иначе этот скряга и пальцем бы не пошевелил. И плевать ему на то, что дом называют хижиной дьявола! Кошмарное место!

— Расскажите об этом подробнее! — воскликнула я, сгорая от любопытства.

— Вы, разумеется, были тогда совсем ребенком и не можете всего помнить, а может, вас, мисс Зейдлиц, и на свете еще не было... Вам говорит что-нибудь имя Олтона Эсквита?

— Кажется, был такой актер... — сказала я неуверенно.

— Легенда немого кино — вот кто такой Олтон Эсквит! Для молодежи, конечно, все равно, что каменный век, а в свое время женщины с ума сходили по Эсквиту. А какие гонорары у него были! Он выстроил дом по собственному проекту, считаясь только со своими капризами. И жил так, как считал нужным. Устраивал там какие-то празднества... Какой-то день июльской росы... день скошенных трав... Я помню, что однажды ему доставили на дом цветов на тридцать тысяч долларов! Об этом все говорили. А шепотом добавляли, что в доме нечисто.

Она уставилась на мистера Томчика так, что у того загорелись мочки ушей.

— Дальше ты, Уолтер, рассказывай, — приказала мисс Фарр. — Мисс Зейдлиц должна знать все.

— Я буду называть вещи своими именами, — потупился джентльмен. — Празднества скошенных трав быстро ушли в прошлое, и в доме стали происходить совсем другие дела... Олтон стал устраивать оргии.

— Сексуальные? — уточнила я.

— Нет, я имею в виду черную магию. Слухи о том, что вытворяли сатанисты, были омерзительны. Мы не верили им, пока не произошло убийство.

— О, Мэри, Мэри... — тяжело вздохнула актриса. — Мэри Блендинг... Красивая была девушка.

— Ее тело нашли в подвале. Там сатанисты оборудовали нечто, наподобие жертвенника, — добавил мистер Томчик.

— Как была убита Мэри Блендинг?

— Заколота.

— Насколько я помню, ее сильно изрезали, — внесла коррективу мисс Фарр. — На лбу было нарисовано раздвоенное копыто, причем рисунок выполнен кровью! Кровью Мэри.

— И что потом?

Мистер Томчик заерзал в кресле.

— Мэри была в числе гостей Олтона. Закололи, или, как говорит Нина, изрезали ее в воскресенье, а начали искать только в понедельник. Труп обнаружил кто-то из слуг. Тут же примчалась полиция, Олтона долго допрашивали... Понадобилось вмешательство личного врача Олтона, чтобы полицейские отпустили его. Олтон поднялся к себе в спальню...

— И?..

— Повесился.

— Вот это да! А убийцу Мэри Блендинг полиция нашла?

— Нет. Все свалили на хозяина дома — мол, потому и покончил с собой, что совесть замучила. Но доказательств его вины не было. Многое до сих пор непонятно...

— Как бы то ни было, но Алекс Блант хочет, чтобы именно в этом доме поселился творческий коллектив и начал работать над мюзиклом под его личным присмотром, — уныло заявила мисс Фарр. — Все бы ничего, но Алекс и Трейси попали под влияние этого страшного места — они всерьез увлеклись оккультизмом! Завели собственную предсказательницу. Самая настоящая ведьма! Пугает всех какими-то мрачными пророчествами, брызжет слюной, вещает... Фу! — актриса скривилась. — И моя Селестина будет с ними рядом! У меня от одной этой мысли сердце болит! Я перестала спать, нервы на пределе... Не знаю, как я в таком состоянии выйду на сцену.

— Но есть простое решение вашей проблемы — вы репетируете, а Селестина едет отдыхать в какое-нибудь курортное местечко, — предложила я. — Зачем ей переселяться в эту «хижину дьявола»?

— Затем, что Селестина тоже участвует в мюзикле! — воскликнула мисс Фарр. — Это ее дебют, после которого, я уверена, на голливудском небосклоне вспыхнет новая звезда!

— Теперь вы понимаете, мисс Зейдлиц, что без вашей помощи нам не обойтись, — тихо сказал мистер Томчик. — Нина участвует в мюзикле, главным образом, потому, что хочет посодействовать артистической карьере дочери. А так как ситуация сложная, мы решили обратиться к частному детективу с тем, чтобы он — то есть вы — глаз не спускали с Селестины. Для такой задачи больше подходит леди-детектив — в этом я готов согласиться с Ниной.

— Вы возьметесь? — с надеждой спросила актриса.

Я неуверенно улыбнулась.

— Предложение очень заманчивое... Но если я приму его, в агентстве никого не останется, и мой компаньон Рио, когда вернется из Сан-Франциско...

Пока я говорила, мистер Томчик быстро выхватил из внутреннего кармана чековую книжку и авторучку. Перо замерло над чистым бланком.

— Скажите, мисс Зейдлиц, сумма в пятьсот долларов может повлиять на ваше решение?

Я, как завороженная, смотрела на блестящее перо и сосредоточилась только на одной мысли: как бы мистер Томчик, одумавшись, не отдернул руку и не спрятал чековую книжку.

— Ну как?

Его голос вывел меня из оцепенения.

— Да! Конечно! Но что от меня потребуется?

— Всего ничего: гарантировать покой и безопасность Селестины, — ответил он, протягивая мне чек. — Главная трудность заключается в том, как провести Алекса и Трейси... Они не должны знать, что в их доме появился сыщик... И что мы скажем другим артистам? Как тут вывернуться?

Мистер Томчик размышлял вслух, поглядывая то на меня, то на мисс Фарр и надеясь на подсказку.

— Мисс Зейдлиц, вы никогда не пели? — спросила вдруг мисс Фарр.

— Я пою, конечно... Когда стою под душем.

— Может быть, вы брали уроки танцев?

— Нет, но я танцую... В темном углу танцзала, где меня никто не видит.

— И на сцене вы никогда не выступали, — скорее, утверждающе, чем вопросительно произнесла актриса.

— Почему же! Когда наш класс участвовал в рождественских спектаклях, меня наряжали медвежонком и ставили в задний ряд. Мисс Пернбол называла меня неуклюжей, но она просто придиралась ко мне!

В комнате повисло молчание. Нина Фарр хмурилась. Наконец мистер Томчик кашлянул и сказал:

— Скажем, что Мэвис Зейдлиц — подруга Селестины.

— Нет, не подходит, — актриса покачала головой. — Я знаю свою дочь: она ревниво относится к другим девушкам. И потом, все заметят разницу в возрасте: мисс Зейдлиц лет на пять старше Селестины.

— Что же делать? — растерялся мистер Томчик.

— Придумала! — мисс Фарр даже щелкнула пальцами. — Мисс Зейдлиц — это девушка, которая мечтает участвовать в нашем мюзикле. Скажем так: жаждет! И мы возьмем ее в качестве старлетки! Полураздетая... улыбающаяся... появляется в ряде сцен... никаких слов — только мимика... Ну как?

Мне пришлось пожать плечами: за несколько лет работы в детективном агентстве кем я только ни была! «Полураздетая старлетка» — это что-то новое.

— Мисс Зейдлиц, вы могли бы ходить по сцене в одном белье?

— Запросто. Я делаю это, как минимум, дважды в день. Правда, не на сцене, а в своей комнате.

— Если можно, сделайте это сейчас и здесь. Нужно посмотреть на вашу фигуру. Вы не возражаете? Раздеваться не надо. Просто пройдитесь по кабинету.

— Никаких проблем, — улыбнулась я.

Действительно, какие могут быть проблемы у девушки, которая именно сегодня, словно специально, надела новенькие брючки, выделяющие и тем самым подчеркивающие все, что надо? Нейлоновая блузка обтягивала мою грудь, талия была перехвачена тонким кожаным ремешком, на ногах — полусапожки на высоком каблучке. Что может быть лучше для демонстрации! Скажу честно, если бы потребовалось снять кое-что из одежды, я бы не обиделась и не стала корчить монашенку. Дело требует! И нечего краснеть.