О том, что философы ни в коем случае не могут причинить вред

Неуч, не умея возразить ничего дельного, пространно разглагольствует и долго сердится. Наши бедняги-философы предались в течение нескольких недель чтению истории и, после того как они хорошенько вчитались, вот что они ответили этому варвару, совершенно недостойному иметь бессмертную душу: "Друг мой, мы прочли, что в течение всей античности дела шли так же прекрасно, как в наше время, что тогда существовало даже большее количество великих добродетелей, а философов совсем не преследовали за их мнения. Зачем же вы хотите причинить нам зло за мнения, которые мы не лелеем? Мы прочли, что вся античность считала материю вечной. Те, кто усмотрел, что она была сотворена, оставляли прочих в покое. Пифагор считал себя петухом, родственники его были свиньями, и никто против этого не возражал, а секта его пользовалась любовью и почитанием у всего света, за исключением мясников и тех, кто торговал бобами.

Стоики признавали бога, примерно такого, какой позже был столь смело допущен спинозистами; стоицизм был, однако, сектой, более других отличавшейся обилием героических доблестей и пользовавшейся самым большим доверием.

Эпикурейцы сделали своих богов похожими на наших каноников, ленивая дородность которых поддерживает в них божественность; боги эти мирно вкушают свою амброзию и нектар и решительно ни во что не вмешиваются. Эпикурейцы дерзко учили о материальности и смертности души - но их не меньше уважали. Их допускали к любым занятиям, и их крючковатые атомы не принесли никакого зла миру.

Платоники, подобно гимнософистам, не делали нам чести допускать, будто бог удостоил нас сотворить сам. По их мнению, он предоставил эту заботу своим служителям, гениям, а эти последние допустили в своей работе немало глупостей. Бог платоников был превосходным демиургом, поручившим дело здесь, на Земле, весьма посредственным ученикам. Но люди из-за этого не стали меньше почитать школу Платона.

Одним словом, и у греков, и у римлян было столько же способов мышления о боге, душе, о прошлом и будущем, сколько сект, и ни одна из этих сект не занималась преследованиями. Все они заблуждались, и мы по этому поводу весьма негодуем; но все они были мирными -и именно это нас обвиняет и осуждает; именно это заставляет нас видеть, что большинство современных мыслителей - монстры, в то время как античные мыслители были людьми.

В римском театре публично пели: "Post mortem nihil est; ipsaque mors nihil"*.

"После смерти нет ничего; сама смерть - тоже ничто" (лат.)- Прим. Переводчика

Подобные мысли не делали людей ни лучше, ни хуже: государства управлялись, все шло своим чередом; и Титы. Траяны, Марки Аврелиb правили Землей, покровительствуемые благими богами. Переходя от греков и римлян к варварам, задержимся только на иудеях. Каким бы суеверным, жестоким и невежественным ни был этот злополучный народ, он тем не менее чтил фарисеев, допускавших роковую предопределенность и метемпсихоз; они отдавали также должное садуккеям, решительно отрицавшим бессмертие души и существование духов и опиравшимся на закон Моисея, в котором ни слона нет о посмертной каре и вознаграждениях. Ессены, также верившие в судьбу и никогда не приносившие храмовых жертв, пользовались еще большим уважением, чем фарисеи и садуккеи. Ни одно из их мнений никогда не посеяло смуты в правлении. А между тем было немало вещей, из-за которых можно было устроить резню, сожжения на костре, взаимное истребление - было бы только желание. Несчастные люди, извлеките урок из этих примеров! Мыслите сами и разрешайте мыслить другим. Мышление - утеха наших слабых умов в этой быстротекущей жизни. "Как! Вы вежливо встречаете турка, верящего в то, что Магомет путешествовал на Луну, вы остерегаетесь не угодить паше Бонневалю, и вы же собираетесь запереть в тюрьму своего ближнего за его веру в то, что Бог может даровать разум всем существам?" - так молвил один философ; другой же добавил: "Поверьте мне, [этого делать не следует]...".

Письмо четырнадцатое

О ДЕКАРТЕ И НЬЮТОНЕ

Француз, прибывающий в Лондон, замечает в философии, как и по всем прочем, сильные перемены. Он покинул заполненный мир, а прибыл в пустой115; в Париже вселенную считают состоящей из вихрей тончайшей материи - в Лондоне не усматривают ничего подобного; у нас давление Луны вызывает морские приливы, у англичан же. наоборот, море тяготеет к Луне; дело доходит до того, что тогда, когда вы: считаете, будто Луна должна вызвать прилив, эти господа считают, наоборот, что происходит отлив, и, к несчастью, это не подлежит проверке, ибо, чтобы внести в это дело ясность, необходимо исследовать Луну и моря с первого момента творения.

Вдобавок вам предстоит заметить, что Солнце, во Франции совсем не принимающееся при этом в расчет, здесь на одну четвертую часть принимает участие в деле; у ваших картезианцев все совершается путем импульса, абсолютно непостижимого; у г-на Ньютона действует притяжение, причина которого не более ясна; в Париже вы воображаете себе Землю в форме дыни, в Лондоне же она сплюснута с двух концов. Для картезианца свет разлит в воздухе, для ньютонианца он приходит за шесть с половиной минут от Солнца. Ваша химия манипулирует кислотами, щелочами и тонкой материей; у англичан даже в химии господствует притяжение.

Самая сущность вещей здесь совершенно меняется: вы не согласитесь ни со здешним определением души, ни с понятием о материи. Декарт уверяет, что душа идентична мысли, Локк столь же убедительно доказывает ему противоположное.

Декарт также уверяет, что одна только протяженность образует материю, Ньютон добавляет сюда и плотность. Ужасные крайности!

Non nostrum inter vos tantas componere lites*.

Нам не дано усмирить столь великие ваши раздоры (лат.). - Примеч. пер.

Этот прославленный Ньютон, разрушитель картезианской системы, умер в марте месяце прошлого, 1727 года. Он жил, чтимый своими соотечественниками, и был погребен, как король, облагодетельствовавший своих подданных.

Здесь с жадностью читали и перевели на английский язык "Похвальное слово" Ньютону, прочитанное г-ном Фонтенелем116 в Академии наук. В Англии ожидали суждения г-на Фонтенеля как торжественной декларации, подтверждающей превосходство английской философии: но когда там увидели, что он сравнивает Ньютона с Декартом, все лондонское Королевское общество возмутилось. Его речь критиковали, отнюдь не соглашаясь с его суждением, многие (и это не лучшие среди философов) были шокированы таким сопоставлением единственно потому, что Декарт-француз.