Ночь прошла в кошмарах. Но к десяти утра я была одета, как Клер, причесана, как Клер: волосы стянуты в пучок. Мэвис-бэби облачилась в свитерок, на два размера меньший, чем она обычно носит. Я вспомнила слова одного неглупого мужчины, специалиста по рекламе: «Упаковка и демонстрация, Мэвис, очень важны, без них товар не продашь. Но никогда не следует строить рекламу одного товара на недостатках другого. Высокое качество в этом не нуждается, оно говорит само за себя». Конечно, в зеркале я видела, что поддельная Клер выглядит куда лучше настоящей. Однако я должна была спрятать свое превосходство, чтобы никто не догадался по моим глазам, в каком розыгрыше он участвует. Тот специалист по рекламе был тысячу раз прав, хотя его самого интересовало во мне только то качество, которое было спрятано под юбкой.

Убхарт появился ровно в 9.30. Я открыла дверь, и он вцепился в меня изучающим взглядом.

«Муж» рассматривал меня довольно долго.

— Я готова, — потупила я наивные глазки.

— А я нет. Я не могу привыкнуть к новому облику своей жены. Мне надо... придти в себя. У вас потрясающий вид!

— Стараюсь...

— Вы сложили свои вещи?

— Да. Вот чемоданы.

Убхарт озадаченно пересчитал их:

— Три небольших плоских, один очень большой и две картонки для шляп... Вы что, сюда уже больше не вернетесь?

— Я взяла только то, что должна была взять настоящая миссис Убхарт. Я должна выглядеть как леди. Не так ли?

«Муж» развеселился:

— Да, вы правы, я как-то не сообразил... О'кей, сейчас заброшу ваши вещи, мадам, в багажник.

Вскоре мы уже мчались в направлении Санта-Барбары.

Солнце слепило глаза, деревья разбегались, едва замечая новенький «корветт» Дона Убхарта. Жизнь была замечательной — по контрасту с ночными кошмарами, все было так, как и предсказывал Джонни.

— Хочу обсудить с вами один вопрос, — сказал Дон. — В доме никто не знает, как зовут мою последнюю жену. Поэтому лучше всего представить вас как Мэвис Убхарт — так мы не запутаемся, и все будет выглядеть естественно.

— Согласна.

— Я не уверен, что мои родственники приехали, — его голос поблек. — Но Эдвина наверняка уже приготовила нам комнаты.

— Кто такая Эдвина? Еще одна жена?

Я навострила ушки.

— Это экономка. Последние два года перед смертью отца она была там, в поместье. Ее держат в доме, ибо такова была воля отца. Эдвина останется экономкой до моего тридцатилетия.

— А потом? Вы прогоните ее? Кстати, сколько ей лет?

— Что-то около тридцати пяти.

— Эдвина должна опасаться вас, — задумчиво произнесла я.

— Да уж, не думаю, что она меня любит. Будьте с экономкой настороже. Нам надо следить за ней... За ней и за Фабианом, разумеется, тоже.

— Фабиан? Это имя годится для комедии или оперетты!

— Фабиан Дарк — адвокат семьи Убхартов и... крепкий орешек. Нет, он не из оперетты — он, скорее, из драмы. Сухарь, резонер, все знает, ничего не боится...

— Знакомо...

Завтракали мы в Санта-Барбаре. Я решила как следует подкрепить свои силы перед штурмом «Толедо» и заказала бифштекс. Утро потускнело. Я вспомнила, что еду не на увеселительную прогулку, и занервничала. Впрочем, это вскоре прошло.

Дорога вилась вдоль побережья. Голубая вода, голубое небо, облака... Я всматривалась в их очертания, словно надеялась увидеть некий особый небесный знак.

— Вот мы и дома, — сказал Дон.

На берегу океана стоял настоящий дворец с белыми стенами, белыми арками, белыми занавесями на окнах.

— Боже мой, до чего красиво! — воскликнула я. — Дон, это же настоящая Испания.

— «Толедо».

— «Толедо»...

— Точная копия того дома, в котором родилась и жила моя мать. Только побольше, пороскошнее... — Дон делал эти пояснения как бы через силу. — Добиться абсолютного сходства было очень трудно, но отец умел преодолевать трудности. Снаружи оба дома идентичны.

У меня едва не закружилась голова. К горлу подступил комок.

— О, теперь я вижу, на что способен мужчина, который любит свою жену.

Убхарт бросил на меня странный взгляд.

— Моя мать была в детстве несчастнейшим существом. Она осталась жива и не сошла с ума только потому, что надеялась вырваться из этого ада. Родители воспитывали ее с изощренной жестокостью. Мать ненавидела их, Испанию и все испанское. Словом, все то, что напоминало ей о детстве и юности. Поэтому мой отец выстроил этот дом. А так как другого дома у нее не было, мать была вынуждена здесь жить.

— Как же...

Язык застрял, я не смогла выговорить свой вопрос. Но Дон все понял. Он глянул на меня через плечо и бросил:

— Отец был остроумным человеком, хотя его представление о шутках носило оттенок садизма.

Глава 3

Женщины тридцати пяти лет казались мне всегда старухами, но Эдвина развеяла это заблуждение.

Это была высокая, тонкая в кости брюнетка. Ее волосы — иссиня черные — подчеркивали белизну лица, а темные глаза блестели, как вишни, умытые дождем. Черное платье с белым воротничком делало ее строгой и даже чопорной. Взгляд метался между мной и Доном: было видно, что на душе Эдвины кошки скребут.

Как положено наивной малышке Клер, я прижалась к руке Дона. Притворяться было совсем несложно: я и вправду боялась. Боялась этого огромного дома Рэндолфа Убхарта, этой женщины, затянутой в черное, и ее неспокойного взгляда...

Изнутри дом подавлял, он был таким же чопорным, как Эдвина. Внутренний дворик-патио был пустынен, комнаты поражали высокими потолками и тяжелыми драпировками. У меня сложилось ощущение, что похороны Рэндолфа Убхарта явно затянулись... Во всяком случае, дом был в трауре.

— Эдвина, — сказал Дон, — познакомьтесь с моей женой. Ее зовут Мэвис.

Несмотря на полумрак, царивший в гостиной, Эдвина пронзила меня своим взглядом насквозь.

— Приветствую вас, миссис Убхарт, — ее голос оказался бесцветным и тем не менее выдавал высокомерие и презрение. — Как поживаете?

— Благодарю, хорошо, — еле слышно ответила я.

— Вы остановитесь в апартаментах своих родителей, — обратилась Эдвина к Дону. — Я приготовила комнаты.

— Вы очень заботливы, — пробурчал Дон.

— Можете пройти туда. Багаж вам принесут.

— Что, уже есть прислуга? — вскинул брови Дон.

Эдвина соизволила кивнуть:

— Я наняла кухарку, горничную и привратника. Все с хорошими рекомендациями.

— Кто еще в доме?

— Мистер Дарк. Он прибыл вчера. К вечеру должна приехать чета Пейтенов. Они сообщили об этом. А вот когда приедет ваш брат, мне неизвестно.

— Мой сводный брат.

— Да. Ваш сводный брат.

Они обменялись взглядами: при всем желании я не смогла бы разгадать, что стоит за всем этим.

— Глупо, но я забыла о том, что Карл — ваш сводный брат, — проскрипела экономка.

Дональд Убхарт посмотрел на меня:

— Идем, Мэвис. Я покажу наши комнаты.

Я вежливо улыбнулась Эдвине:

— Мы еще увидимся. Я не прощаюсь.

— Разумеется. Я всегда в доме. Я его часть.

Она говорила слова, предназначенные для меня, но сама в это время смотрела на Дона. Он схватил меня за руку и потащил куда-то по коридору.

— Спокойно, спокойно, — шептала я ему. — Вы тащите меня так, словно вам не терпится вкусить все прелести медового месяца. Не забывайте, официально мы давно женаты.

Дональд замедлил шаг.

— Эдвина едва не вывела меня из себя. Эта особа появилась в доме после того, как отец развелся со второй женой. Подумать только: она ведет себя так, словно была его третьей женой! — Дон помолчал и неожиданно рассмеялся. — Только сейчас мне пришло в голову, что Эдвина, скорее всего, и была ему женой, но старик не хотел или не успел оформить отношения официально. Вот это и не дает ей покоя все пять лет после его смерти.

Апартаменты, отведенные нам, были неприлично огромными: две спальни, при каждой — ванная и туалетная комнаты. Двери спален выходили в гостиную, в которой можно было бы проводить соревнования по большому теннису.