...Голым пяткам приятно от разогретого солнцем паркета и щекотно от морщинок дерева. - Дима-а-а!.. Обуйся, а то опять простудишься... Ласковый голос мамы разворачивает шлепки босых ног обратно, к кровати, надо сесть и надеть куда-то спрятавшиеся тапки, но голова тянется к подушке, и тело опять расслаблено погружается в сон, который Дима так и не успел досмотреть...
- В деревне-то все дома разные. Один побогаче да основательнее, другой и вовсе худой... И еще важно, кто как свой забор содержит, как миру свой лик выказывает, чем глаз свой тешит - рябиной ли, березой, а может, просто лопухами... Звание-то у вас чисто деревенское, Коровино, а все же городом числитесь. С деревни и спрос совсем другой, а ваш город словно тупыми ножницами стрижен. Домов много, а разных нет, есть вроде новые, но по виду уже старые, будто ношеные. Если в квартиру зайдешь, то тут ничего не скажешь - красиво люди живут, ковры и на полах, и на стенах, телевизор под белым вязаньем, правда, фотографий сродсвенников нету, а вот за дверью... Краска облупилась, лампочки побиты, стенки исцарапаны, одно слово - неметено, провинция... А ведь что такое дом? В доме жизнь твоя проистекает и кончается, в дом несешь хлеб свой заработанный, в доме хозяйка твоя хозяйничает, в доме детки малые растут, на тятьку равняются - раз тятька в подъезде плюется, значит, и им можно... А за порогом дом твой не кончается - там отечество наше... Старик давно уже присел на скамейку около заводского общежития, помолчал из вежливости некоторое время и завел свой разговор, словно они с Дмитрием - давние знакомые. Сам он приехал с Севера, с Онежского озера, где жить ему после смерти жены стало совсем невмоготу - одному, в большой, рассчитанной на многодетную семью пятистенке. Дом был сложен еще дедом и отцом старика и, несмотря на то, что от времени, солнца и дождей стал жемчужносерым, оставался крепким и основательным. В деревне насчитывалось девять дворов, но никто в них не жил, разве что на короткое время летнего отпуска селились заезжие городские туристы. Старику было до боли жалко покидать свой дом, просто бросить его и все тут, но что делать, приехал к своей дочке, которая с мужем забралась в этот подмосковный городок, и вот старик незлобно разбирал коровинское житье, понимая молчание Дмитрия, как согласие с его словами. Дмитрий молчал. Молчал потому, что возразить по сути было нечего, потому, что поведанная невеселая история совпадала с подавленным настроением Дмитрия, который сам тосковал по дому, и еще потому, что для него, как и для старика, здешняя жизнь была чужой, неласковой. Второй год работал Дмитрий на Коровинском заводе торговых автоматов. Похоже, что-то кто-то видел за рубежом, как под мелодичный звон монет выскакивают из автоматов сигареты, зажигалки, бутылочки с водой, банки с пивом, газеты - отчего же не перенять хорошее? Переняли, но на свой лад - сконструировали автомат, из которого можно за полтинник получить порцию подсолнечного масла в собственную посуду. Забыли, правда, что такой автомат надо кому-то ежедневно заправлять и потери масла при этом неизбежны, не учли, что иной неловкий покупатель может и не справиться с золотистой тягучей струей, а разлитое масло - кормушка для мух, не предусмотрели, что посуда у покупателя чаще всего нестерильна, и многое другое было неразумно, но зато в полном соответствии с нашим укладом... и завод по производству таких автоматов украсил коровинский индустриальный пейзаж. Дмитрий Перов работал сменным мастером на сборочном участке. Над воротами цеха вмсел плакат: "Коровинцы! Дадим отличную продукцию!" Призыв явно звал коровинцев в никуда: их продукция изначально резко отличалась от мировой. Рваный от частых перебоев с комплектующими ритм сборочного конвейера, замедленный в первых числах каждого квартала и заметно ускоряющийся к концу его, определял и ритм жизни Перова. По вечерам он возвращался в комнату заводского общежития, которую ему выделили как молодому специалисту, а по пятницам он уезжал в Москву, к матери. Слушая старика с Онежского озера, Дмитрий почувствовал, как ему обрыдли стены общежития, как надоела заводская столовая с ее однообразным меню: рассольник, котлеты с перловкой, компот, сильно ощутил, как ему одиноко и неуютно. - А я-то вас ищу, Дмитрий Палыч, здравствуйте, - к скамейке подошел Вениамин Клюев, бригадир электриков. Он протянул руку Дмитрию и скосил желтые, как у рыси, веселые глаза на старика. Можно, зайдем к вам на минуточку? В комнате Клюев разъяснил ситуацию: у его знакомой день рождения, она попросила, чтобы Вениамин прихватил с собой кого-нибудь для ее подружки, может, Дмитрий Палыч выручит? Дмитрий покраснел, стал было отказываться, но открыл шкаф, вытащил костюм и переоделся. Когда он был готов, Вениамин подсказал: надо бы купить подарок. Они решили, что духи и цветы лучше всего, и разделили свои обязанности: Перов пошел в универмаг за духами, а Клюев исчез за цветами. Дмитрий купил "Красную Москву" и долго ждал Вениамина на остановке автобуса. Тот появился с букетом нарванных где-то золотых шаров, а когда они втиснулись в автобус, Дмитрий понял, что Клюев успел еще и перехватить стаканчик. Перед дверьми, из-за которых доносилась музыка, Клюев отдал Перову цветы и отобрал у него духи. - Так лучше будет, - подмигнул он Дмитрию желтым глазом, задержал дыхание и позвонил в дверь. Они опоздали к началу застолья, веселье уже было в разгаре, Дмитрий не успел даже толком освоиться, как начались танцы. Танцевали, как принять было в Коровино, толпой, но каждый сам по себе, молча и сосредоточенно. Дмитрию вскоре стало жарко, и он вышел на балкон. - Вот только попробуй, коснись, - зло сказала ему, не оборачиваясь, стоящая у перил высокая блондинка. - Извините, - пробормотал Дмитрий и собрался ретироваться, как блондинка резко повернулась, сердито сверкнула синими глазищами и тут же расхохоталась. - Ой, обознатушки-перепрятушки, - сказала она. - Меня зовут Алена Быкова. А вас?
...Управлять своим телом было очень легко: напряглись послушные мышцы предплечья - и плавный разворот направо, мимо
люстры с белыми колпаками плафонов, в которых, как в стеклянных
гнездах, торчали невидимые снизу прозрачные баллоны электрических лампочек. Дмитрий уже ощутил свою власть над скоростью, которая зависела только от его желания, и радостно засмеявшись, по крутой дуге вылетел в открытое настежь окно...
Дверь открыла Алена. Она мельком взглянула на Дмитрия, сердито нахмурилась и тихим, напряженным голосом сказала: - Ну, чего столбом стал? Проходи... Она схватила Дмитрия за руку, затащила в переднюю, хлопнула входной дверью и подтолкнула в спину: - Смелей, не съедят тебя, бедненького... В большой светлой гостиной стоял длинный стол, окруженный стульями с высокими спинками. Вдоль стены - полированная горка с хрустальной посудой, на отдельном столике-шкафчике красного дерева - телевизор. Перед телевизором в мягком кресле сидел хозяин. - Папа, познакомься, это Перов Дмитрий Павлович, - официально представила Алена Дмитрия и ушла в другую комнату. Хозяин, не отрываясь от экрана, кивнул крупной головой: - Садись. Дмитрий растерянно потоптался на месте. Его выручила полная женщина в фартуке, выглянувшая с кухни: - Ой, Дима, да что же ты стоишь, проходи, садись, не стесняйся. Сеня, а ты оделся бы. - Ничего, ничего... - пробормотал Дмитрий, протиснулся, чтобы не беспокоить хозяина, вдоль стены и сел в соседнее кресло. Показывали "Международную панораму". На экране полицейские в белых шлемах и черных кожаных куртках, загораживались прозрачными пластиковыми щитами, теснили толпу длинноволосых молодых людей. - Нет, ты посмотри, посмотри, что творится, - хозяин неодобрительно покривился. - Всяк по-своему жить хочет, всего намешано - и за и против. Эх, молодежь, молодежь... Ну, ладно, это у них там, так ведь и тут... Хозяин махнул рукой, встал, выключил телевизор и повернулся к гостю: - Давай знакомиться. Енисей Сергеевич. А ты, значит, Дмитрий. Рассказывай, чем в этой жизни занимаешься, как в Коровино попал. Дима поведал о себе, ответил на точные, деловые вопросы Енисея Сергеевича, подробно рассказал о своей работе. - Да... - задумался Енисей Сергеевич, - надо что-то делать... - Что-то надо предпринять... - неожиданно для Дмитрия звонко пропел он. - А вот что! - озаренно улыбнулся он - Давай-ка перекусим это дело. - Ма-а-ать... - протяжно позвал он. - Мужики у тебя не кормлены, а голодный мужик - не работник. Ты уж извини, Дмитрий, мы тебя на кухне примем, по-свойски... Кухня оказалась просторнее, чем Димина комната в общежитии. На столе нежно розовели ломтики балыка, белели упругие куски осетрины, торчал зеленый венчик укропа, как группа экзотических деревцев, проросших на горке салата, в хрустальной плошке громоздились янтарные шарики красной икры, блестели выпуклые шляпки соленых грибочков... После закусок, наваристого борща с салом, отменных котлет с нежно-желтым пюре пили чай с вареньем и пирожными. Енисей Сергеевич много говорил, вспоминал молодость, как он со своей будущей женой, Анной Ивановной, познакомился в небольшом городке Тотьма Вологодской области, объяснив попутно, что название Тотьма произошло от сказанного каким-то князем определения города "то - тьма", и при этом на Анну Ивановну показал - то тьма, и как он вверх постепенно поднимался, занимая каждый раз более высокую должность после предыдущей, пока не стал, наконец, председателем Коровинского райисполкома. - Про меня говорят, что Быков для Коровина, как бык для стада. Ведь говорят, а Дмитрий? Перов сидел, совершенно раслабившись, восторженно улыбался, и было ему уютно на этой чистой, вкусно пахнущей кухне, тем более, что потянувшаяся за чайником Алена прислонилась к нему теплым боком, но не отстранилась, а закинула руку, обняв Дмитрия за плечи. Енисей Сергеевич подпер руками голову, навалившись локтями на стол, и подмигнул Анне Ивановне: - Соображаешь, к чему дело идет? Алена убрала руку, но не отодвинулась от Дмитрия и ворчливо заканючила: - Па, ну, я же просила тебя фен достать. Их на Делегатскую завезли, тридцать штук. Я точно знаю. Вон Катька укладывается, просто отпад, ей можно, а мне нет что ли? Да?! Ну, почему другим все можно, а мне нельзя? Только из-за того, что Катька - дочь прокурора, да? Па, чего тебе стоит, прошу ведь, а? - Отстань от отца. Все время чего-то просишь, - сказала Анна Ивановна. - Сень, может и вправду вещь хорошая? - Конечно, хорошая, просто необходимая, - горячо заговорила Алена. - У нас таких не делают. Там насадки разные, удобно, прелесть. Ну, па... - Да, это тебе не автомат для подсолнечного масла, этого у нас не могут, верно. Надо бы съездить, у них поучиться. Или лучше вас вот послать, а? Молодым везде у нас дорога, не так ли, мать? Хорошо, будет тебе фен с Делегатской. Быков неожиданно очень внимательно, изучающе рассмотрел Диму.