– Сейчас опять моя очередь! – крикнул он и изо всех сил выплюнул косточку в сторону котла. Косточка ударилась о стенку дома метрах в двух от котла и откатилась в сторону. И опять оказалась совсем близко от Мартинеса. Оборванцы не знали, как им быть. Никто из них не отважился снова беспокоить одноглазого, стоявшего с мрачным видом в двух шагах от косточки. Один из тех двух, что были пониже ростом, достал из кармана кусок белого хлеба и хотел было уже запустить в него зубы.

Тут Мартинесу пришла в голову забавная мысль.

– Погодите! – крикнул он. – Во что играете?

Трое оборванцев не знали, что ответить. Тот, у кого был кусок белого хлеба, оказался посмелее.

– Играем в плевки вишневой косточкой, сеньор. Кто первым попадет в котел, тот и выиграл.

Мартинес, который так и подумал, продолжал допытываться:

– А победителю что полагается?

– Победителю? Э-э, ничего...

– Ничего?

– А у нас ничего и нет, сеньор!

– Тут вы правы, – Мартинес всем своим видом показывал, что ни в чем таком не заинтересован. – Однако, я вижу, у вас есть хлеб. Ничего особенного, но лучше, чем ничего. – Он прищелкнул пальцами, будто только что придумал: – Я вам предлагаю: хлеб мой, если мне удастся попасть косточкой в котел с места, где я стою.

Эти трое принялись толкать друг друга в бок, сочтя его слова пустым бахвальством.

– А нам что достанется, если у вас не получится? – хитро спросил старший из них.

Мартинес достал свой кинжал, лезвие которого так и заблестело на солнце.

– Этот кинжал мне вручил его величество король Филипп II собственной персоной. За особую храбрость!

– Сам король Филипп II?!

– Ох, и красивый же кинжал! Нет, правда, вы получили его из рук его величества? – спросил тот, что поменьше.

– Не сойти мне с этого места! – Мартинесу захотелось выколотить из этого случая побольше. – Конечно, этот кинжал в сотни раз дороже вашего куска хлеба, не знаю даже, почему я хочу поставить его на кон...

– У меня есть еще серебряная монета, – вырвалось у того, что был повыше остальных. Он с решительным видом достал из кармана маленькую, сильно истертую серебряную монету. Одному небу известно, как она к нему попала.

– Покажи-ка, – Мартинес взял монету и сильно чиркнул ею по стене. Серебро в месте зазубринки заблестело.

– Идет! – кивнул он. – Мой кинжал против этой монеты и куска хлеба.

– Договорились, сеньор! – быстро крикнул в ответ старший. Он не скрывал своей радости при мысли о том, что вот-вот кинжал окажется в их собственности.

Мартинес подождал, пока ему принесут косточку, бросил на нее быстрый взгляд, сунул в рот, в последний раз смерил взглядом расстояние и со смачным звуком послал вишневую косточку в путь.

Косточка попала в самую середину котла.

– Вы выиграли хлеб и монету, сеньор! – проговорил тот, что повыше, явно разочарованный. – Вы должны были предупредить нас, что вы самый главный в плевках на расстояние!

– Да? Должен был? – поддел его Мартинес.

– Мне никогда не приходилось видеть человека, который плевал бы так метко, – сказал один из тех, кто поменьше ростом.

– И мне тоже! – неожиданно поддержал его женский голос. Он донесся с другой стороны речки. Мартинес быстро оглянулся и увидел в окне дома в мавританском стиле резко очерченное женское лицо. Какого она возраста, сразу сказать было трудно. В волосах цвета воронова крыла кое-где заметны были седые прядки. Ей, конечно, далеко не двадцать, но и тридцати пяти ей тоже нет – слишком нежная и гладкая у нее кожа, без единой морщинки. В узких губах она держала заколку, которой скрепляла пышный узел волос на затылке.

– Я Эльвира, хозяйка здешнего борделя. Может, ты мне пригодишься, – она оглядела свою прическу в дорогом овальном зеркале, которое держала в руках. – Но для этого ты должен зайти ко мне.

Мартинес не заставил ее повторять эти слова дважды.

– Иду, иду! – воскликнул он, взял из рук оборванца то, что ему принадлежало, и со всех ног бросился к дому в мавританском стиле. Пробежав через внутренний дворик, взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Оказавшись наверху, бросился, было, к хозяйке борделя, но та остановила его жестом руки. Мартинес уставился на ее длинные ногти, подкрашенные зеленоватой краской.

– К чему такой пыл? Я не на службе, а ты не из моих постоянных гостей. Да и будь ты одним из них, я бы тебя в таком виде к себе не подпустила бы. – Она погладила ладонью обтягивающее черное шелковое платье.

Мартинес стоял, словно вкопанный. Он не привык к тому, чтобы шлюхи так с ним обращались.

– К вашим услугам, милостивая госпожа, – выдавил он, недоумевая, что же ей все-таки от него потребовалось.

– Ты всегда так ловко плюешься, друг мой? – Эльвира отошла в угол, где лежали сложенные одна на другую подушки, некоторые вышитые бисером, и грациозно опустилась на них.

– Садись и ты рядом.

– Покорно благодарю, – Мартинес все еще был под впечатлением ее холодного приема.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Ах, вот что, – Мартинес сел на достаточно почтительном от нее расстоянии. – Вишневой косточкой или чем другим – пулей или стрелой, копьем или ножом, – я мимо цели никогда не промахнусь!

Она вдруг рассмеялась, обнажив два ряда крупных белых зубов.

– Да и тела на оленьи рога ты, по слухам, умело подвешиваешь, не так ли? – и, помолчав немного, добавила: – Ведь это было твоих рук дело?

– Точно. Я – Хуан Мартинес, – бывший наемник почувствовал, что гордость опять просыпается в нем.

– Вариант с плевком мог бы меня при случае заинтересовать, – хозяйка борделя указала ему на кувшин с вином. – Угощайся!

– Благодарю вас, – Мартинес налил себе и поднес бокал к губам. – О-о, прошу прощения, я совсем забыл наполнить ваш бокал...

Хозяйка только рукой махнула:

– Я никогда не пью вина днем. Но ты не смущайся...

– Здравы будем! – Мартинес сделал большой глоток. Вино оказалось крепким и сладким на вкус. Он чувствовал, как внутри у него потеплело. – Чем могу служить вам?

– Ты должен помочь мне одержать победу в невидимом для остальных бою.

– Разумеется. Буду рад! – Мартинес не понял ни полслова из сказанного.

Эльвира, словно догадавшись об этом, решила все расставить на свои места:

– Еще несколько недель назад это заведение было одним из самых процветающих в Кастилии. Доходы мои были чрезвычайно высоки. А потом случилось так, что целая группа наших завсегдатаев, причем тех, которых обслуживала я лично, отказалась оплачивать любовные услуги, уже оказанные. Эти господа просто поднимали меня на смех и удалялись восвояси. Не один или двое из них, а все!

Она взяла засахаренную вишню и вонзила в нее свои крепкие белые зубы.

– Я уверена, что они предварительно сговорились.

– Но почему?

– Зависть и недоброжелательность – вот в чем причина! А что же еще? Все, что ты здесь видишь, принадлежит мне. И куплено на деньги наших гостей. Но какой ценой они нам достаются? Продажные женщины все время балансируют между властью и бессилием. Влечение одного пола к другому, самая большая сила в мире, бросает мужчин в мои объятия. Они готовы выполнить любое желание, которое прочтут в моих глазах. Обещают мне златые горы. Если пожелаю, достанут с неба любую звезду. Но все это до определенного момента. И, когда наступает этот момент и похоть их удовлетворена, все выглядит совершенно иначе, потому что приходит время расплачиваться. Вот тут-то шлюха теряет всю свою власть. Что она может сделать в том случае, если кто-то отказывается ей платить? Ничего!

– Да, невыгодное дельце, – в задумчивости протянул Мартинес. И поймал себя на мысли о том, что и сам иногда отказывался платить. Но это были дешевые девки, которые вместе с обозом тащились вслед за солдатами по дорогам войны. Он отпил еще вина.

– А почему бы вам вовсе не отказаться э-э... от услуг этим господам?

– Я не могу себе этого позволить. Мои гости из числа хозяев этого города или уважаемых людей. Откажи я им, меня ожидали бы неприятности куда посерьезнее, чем неоплаченные любовные утехи. Представь себе, как быстро может сгореть такой дом, как мой. И сколько времени протянется расследование дела о поджоге, если судейские вообще примут его к рассмотрению. В конце концов все равно все уйдет в песок...