Поэтому мы предлагаем "картофель фри" с "палтусом Ла-Манш", (рыбу, которая никогда не видела Ла Манша). У нас есть королевские креветки, так глубоко погруженные в лед, что иногда мы по ошибке опускаем их в напитки.
"Это новая мода, Сэр, виски на креветках". После этого всем конечно хочется это попробовать.
Моя работа состоит в том, чтобы выставлять итальянское вино "Frascati" из холодильников на маленькие модные столики и принимать заказы. В нашем меню есть: Средиземноморское фирменное блюдо (рыба и чипсы), фирменное блюдо "Pavarotti" (пицца и чипсы), Староанглийское фирменное блюдо (колбаса и чипсы) и фирменное блюдо для влюбленных (двойная порция ребрышек с чипсами).
Есть также специальное меню, но никто никогда не может найти его. Всю ночь роскошная дверь из зеленого сукна, ведущая в кухню, открывается и закрывается, открывая вид на двух шеф-поваров в пирамидальных шляпах.
"Подкинь еще пиццу, Кев"
"Она хочет двойную порцию кукурузы".
"Дай-те ка открывалку"
Нескончаемый писк, исходящий от микроволновых печей, сгрудившихся по образу терминала в NASA в значительной степени подавляется гипнотическим гулом музыкальных басов, доносящихся из бара. Никто никогда не интересуется, как готовится еда, а если бы и интересовались, мы могли бы успокоить их открытками с видом кухни с наилучшими пожеланиями от шефа-повара. Как правило на открытке бывает не наша кухня, хотя могла бы быть и наша. Хлеб здесь такой белый, что блестит на свету.
У меня появился велосипед, на котором я проезжаю те 20 миль, которые отделяют бар от моей лачуги. Мне хочется уставать настолько, чтобы не думать. И все же каждый поворот колеса это Луиза.
В моем коттедже есть стол, два стула, искусственный коврик, и кровать с откидным матрасом. Если мне нужно обогреть комнату, я приношу дрова и разжигаю огонь. В коттедже давно никто не жил. Никто не хотел жить в нем и никто до меня не был настолько глуп, чтобы снимать его. В нем нет телефона, а ванная находится в центре разделенной перегородкой комнаты. Через плохо обитое окно проникает сквозняк. Полы скрипят, как на съемочной площадке ужасов, киностудии "Хаммер". Он грязный, угнетающий и поэтому, идеальный. Его хозяева думают, что со мной не все в порядке. Так оно и есть. Со мной не все в порядке.
У огня стоит замусоленное кресло, усохшее внутри, его отвисшие края похожи на полы старого, замусоленного пальто, оставшегося со времен чьей-то молодости. Позволь мне сесть в него и никогда не вставать. Я хочу сгнить здесь, медленно погружаясь в выцветший узор с фоном из мертвых роз. Если ты заглянешь в мое грязное окно, ты увидишь только мой затылок, выглядывающий из-за спинки стула. Ты увидишь мои волосы: лохматые, редеющие, седеющие, исчезающие. Голова смерти на стуле, кресло с розами из заброшенного сада. Какая цель в движении, если движение указывает на жизнь, а жизнь указывает на надежду? У меня нет ни жизни, ни надежды. Лучше уж рухнуть вместе с обваливающимся деревянным остовом, осесть вместе с пылью, чтобы чьи-то ноздри втянули меня. Каждый день мы вдыхаем мертвечину.
Какие характеристики есть у живого? В школе, на уроке биологии мне говорили что это: выделение, рост, чувствительность, передвижение, питание, воспроизводство и дыхание. На мой взгляд, этот перечень не выглядит слишком оживленным. Если это все, что требуется для того, чтобы считаться живым существом, с таким же успехом можно быть и мертвым. А как же другая характерная черта, преобладающая у человеческих живых существ - желание быть любимым? Нет это не то, что упоминается под заголовком Воспроизведение. Я не желаю воспроизводить, но все таки я ищу любовь. Воспроизведение. Набор мебели для столовой, воссозданный в стиле Королевы Анны, цены снижены для распродажи. Натуральное дерево. Это ли то, чего я хочу? Образцовая семья, два плюс два, в сборном домике, созданном по приложенному образцу. Мне не нужен образец с сегментами для сборки, мне нужен полномасштабный оригинал. Я не хочу воспроизводить, я хочу создать что-то совершенно новое. Это вызывающие слова, но у меня нет сил ответить на этот вызов. Я пытаюсь немного прибраться. Я срезаю несколько веток зимнего жасмина из заброшенного сада и приношу их в квартиру. Они выглядят как монахини в трущобе. Я приношу молоток и несколько деревянных плиток, чтобы залатать самые большие дыры в стене.
Мне удалось сделать так, чтобы можно сидеть у печки и не чувствовать сквозняка. Это уже достижение. Марк Твен сам построил себе дом и расположил окно прямо над камином так, чтобы можно было видеть снег, падающий на огонь. В моем окне есть щель, через которую протекает дождь, но и сквозь мою жизнь тоже протекает дождь.
Через несколько дней после моего приезда до моего слуха донесся какой-то непонятный вой снаружи. Кто-то старлся звучать очень уверенно и вызывающе, но у него это не очень получалось.
Я одеваю ботинки, беру фонарик и спускаюсь, скользя по январской слякоти. Грязь глубокая и вязкая. Чтобы проложить дорогу к дому мне приходилось каждый день посыпать ее золой. Грязь смешивалась с золой, сточная труба вела от дома прямо к моему порогу. Любой пролтвной дождь сносил черепицу с крыши.
Прижавшись к стене дома (если потные пузатые кирпичи, удерживаемые вместе мхом можно назвать стеной) сидит тощая облезлая кошка. Она смотрит на меня со смесью надежды и страха. Она промокла и вся дрожит. Не раздумывая я наклоняюсь и беру ее за шкирку, таким же образом, как Луиза когда-то брала меня.
На свету я замечаю что мы с кошкой перепачканы грязью. Я не помню когда мне в последний раз удалось искупаться? Одежда несвежая, кожа грязная. Мои волосы висят тусклыми клочками. Кошка с одного бока вымазана маслом, грязь на животе слиплась с шерстью.
"Банный день в Йоркшире" - говорю я и ставлю кошку тремя лапами в старый эмалированный таз. Ее четвертая лапа остается покоится на томике библии. "Камень веков расколот во имя меня. Позволь мне спрятаться в тебя". (церковный гимн The rock of ages прим. переводчика) Серией воплей, уговоров, коробков спичек и жидкости для заправки зажигалок, мне удалось вернуть к жизни древний кипятильник. В конце концов он громыхнул и зашипел, вздымая клубы зловонного пара в обшарпанной ванной. Я вижу глаза кошки, они смотрят на меня, пораженные ужасом.