С шутками и смехом сортировали адреса, потом стали распределять районы.

Лелька под столом ласкающе потянула Юрку за концы пальцев и сказала:

- Мы с тобой.

Юрка радостно отозвался:

-Ладно!

Распределили. Лельке с Юркой достался район Миллионной улицы. Юрка, сначала веселый, вдруг опять почему-то стал мрачен. Лелька исподтишка приглядывалась к нему. Делом женского самолюбия стало для нее - подчинить себе этого парня, заставить его радостно, с сознанием своей правоты исполнять то, что сейчас - она видела - он исполнял с надсадом и отвращением.

Когда они выходили, Юрка вдруг сказал:

- Я тебя очень прошу: давай с кем-нибудь поменяемся районами.

Лелька удивилась.

- Почему?

- Видишь ли... - Он замялся, вынул список, подчеркнул ногтем.- Спиридон Кочерыгин. Это мой приятель закадычный. Спирька. Ты знаешь. Сколько гуляли вместе! Как я к нему приду?

Лелька строго смотрела на него.

- Юрка! Ты для своих приятельских отношений готов пожертвовать революционным долгом? Стыдись!

- Да нет, я что ж... Я понимаю. Нешто я против этого? Я только прошу, поменяемся районами, чтоб не мне к нему идти... Холодно и упрямо Лелька ответила:

- Как хочешь. Меня не пугает, что мне к Спирьке придется идти,- чего мне меняться? А ты меняйся, твое дело. Проходили мимо Шурка Щуров с Лизой Бровкиной.

- Шурка! Хочешь, пойдем со мной? А Юрка с Лизой пойдет. Ему что-то со мной не по дороге. Шурка с готовностью отозвался:

- Есть!

Но Юрка отстранил его.

- Нет уж, все одно. Пойдем.

* * *

На Миллионной вошли в ворота большого - не сказать двора, не сказать сада. Среди высоких сосен и берез были разбросаны домики в три-четыре окна. Юрка, бледный, шел уверенною дорогою к почерневшему домику с ржавой крышей.

Вошли в просторную кухню с русской печью. За столом сидела

старуха, в комнате было еще трое ребят-подростков. У всех - широкие переносицы и пушистые ресницы, как у Спирьки.

Юрка, не стучась, открыл соседнюю дверь,- Лелька хотела его остановить, чтоб постучал, да не успела. Спирька в очень грязной нижней рубашке сидел на стуле, положив ногу на колено, и тренькал на мандолине. Волосы были взлохмаченные, лицо помятое. На лбу и на носу чернели подсохшие порезы,- как он тогда на вечеринке упал пьяный в оконные рамы. Воздух в комнате был такой, какой бывает там, где много курят и никогда не проветривают.

- А-а!

Спирька приветливо улыбнулся Юрке и вдруг в сконфуженном испуге заметался по комнате: увидел Лельку. Схватил крахмальный воротничок, стал пристегивать.

Лелька холодно спросила:

- Мне нельзя? Я подожду.

- Ничего, иди, иди!

А сам поспешно надевал пиджак и повязывал галстук. На ходу заглянул в зеркальце, поплевал на ладонь и пригладил волосы.

- Садитесь, сейчас будем чай пить.

Был он очень польщен, но все-таки никак не мог понять, чего она пришла. Лелька с тою же холодною сдержанностью спросила:

- Ты почему сегодня не на работе?

За спиною Спирьки она увидела его постель: засаленная до черноты подушка, грязный тюфяк и на нем скомканное одеяло. Он спал без постельного белья. А зарабатывал рублей двести. Ветхие синие обои над кроватью все были в крупных коричневых запятых от раздавленных клопов.

- Почему не на работе? Проспал. Немножко погуляли вчера.

- Что ж так? Это не годится. В распоряжения попадешь за неуважительную причину.

- Уважительная будет. У меня тут в домовом комитете все свои людишки, вместе гуляем. Самую уважительную причину пропишут... Да что мы так, погодите, я сейчас чайку...

- Товарищ Кочерыгин, мы к тебе не чаи пришли распивать, а по приказу штаба легкой кавалерии,- проверить, по уважительной ли причине ты сегодня не вышел на работу. Ты комсомолец, значит, парень сознательный, понимаешь, что прогулы - это не пустяки для производства, что производство на этом ежегодно теряет сотни тысяч рублей. Подумал ты об этом?

Спирька окаменел от неожиданности и молча слушал. Потом остро блеснул глазами, медленно оглядел обоих.

- Вы за этим делом ко мне и пришли?

И пристально уставился на Юрку. Юрка отвел глаза.

- Та-ак... - Спирька глубоко засунул руки в карманы. Лелька с негодованием воскликнула:

- Ты же еще пытаешься нас облить презрением! А еще комсомолец! Пример подаешь лодырям и прогульщикам, обманываешь государство и партию, играешь на руку классовым нашим врагам - и стоишь в позе возмущенного честного человека!

Спирька тяжело глядел, не вынимая рук из карманов.

- Ну? Дело свое сделали? Запишите в свои книжечки что надо и смывайтесь.

Лелька спокойно ответила:

- Нам больше тут делать и нечего. Пойдем, Юрка.

Спирька, все так же руки в карманах, вышел следом на крылечко. Лелька с Юркой пробирались по узкой тропинке в снегу к воротам. Спирька сказал вслед Юрке:

- Погоди, гад! Посчитаемся с тобой! Лелька остановилась.

- Что он сказал?

Спирька ушел к себе. Юрка ответил неохотно:

- Так, грозится. Только не больно его испугались. Они пошли по следующим адресам.

* * *

Длинные столы. Перед ними - баки с коричневым лаком. Мускулистые лакировщики снимают с вагонетки тяжелые железные полосы,- они почему-то называются рамками. На полосах густо сидят готовые галоши. Ставят рамки на подставки за столом. Лакировщик снимает колодку с готовой галошей, быстро и осторожно опускает галошу в лак, рукою обмазывает галошу до самого бордюра, стараясь не запачкать колодку, и так же быстро вставляет ее опять на шпенек рамки. Приятно пахнет скипидаром.

Спирька Кочерыгин работал в одной физкультурке без рукавов, бугристые его мускулы на плечах весело играли, когда он нес к вагонетке рамку с отлакированными галошами. Но сам он был мрачен, глядел свирепо и только хотел как будто в веселую игру мускулов оттянуть засевшую в душе злобу.

Пришел из курилки взволнованный Васька Царапкин, сообщил товарищам:

- Администрация поднимает вопрос о снижении расценок лакировщикам. Говорят,- очень много зарабатываем, двести рублей.

- Как?! Ого! - рабочие возмутились.- А работа-то какая, 'это они подумали? В рамке два пуда весу, ежели колодки чугунные. Потаскай-ка,- ведь на весу их держишь в руках.